Алексеевский равелин – Монетный двор – Усыпальница государей

Золоченый шпиль Петра и Павла парит высокой стрелой.

На шпиле ангел с крестом.

Всего просторнее небо Петербурга над крепостью, над Невой. В небе за Невой летит золотая стрела.

Стрела вознесена и крепость облицована серым гранитом при императрице Екатерине II итальянским зодчим Трезини Доменико.

Мастер Трезини носил, может быть, темно-лиловый шелковый кафтан, камзол цвета соломы с венецианским шитьем и легко пудрил волосы. У него, может быть, была приятная, прохладная улыбка. Зодчий Трезини был любителем-органистом в церкви на Невской першпективе.

На церковных хорах, в светлых волнах ораторий, ему явилось нежное золотое видение петропавловской стрелы, высокой, сильной, бьющей ввысь, и в небесном ее полете гармоническая музыка, святая музыка над Санкт-Петербургом.

Петропавловские куранты – дрогнут ломкими перебоями, смолкнут тончайшим звенением… Куранты были молитвой империи.

Легчайшими перебоями били четверти часа:

– Господи, помилуй, – каждую четверть пели куранты.

Внизу с музыкой шли полки, в академиях, в университетах шумели аудитории, стучали в маслянистом блеске тяжелые машины, гремели кареты на улицах, в вихре искр проносились поезда, на верфях в трепещущих флажках спускали «Палладу» или «Двенадцать апостолов», страшно, сильно двигалась дышащая громада людей, народов, земель, океанов – Россия – и каждый час с высоты золотой стрелы как бы выпаривало звучащее крыло, гармоническим пением осенялся каждый час России:

– Коль славен наш Господь в Сионе, – пели каждый час петропавловские куранты.

Зимнее утро. Скрипит снег. Петербург белый. От снега чистейшая тишина в воздухе, необыкновенно светлы лица прохожих. Уже замер в холодной высоте звук курантов, а, кажется, еще проливается щемящий, серебристый «Коль славен», светлым крылом, серебристым покровом осеняя столицу.

Конец ознакомительного фрагмента.