Сразу хочу расставить всё на свои полки: ни один фильм с участием Ивана Охлобыстина я до сих пор не смотрел. Специально не избегал, но просто так получилось. И ни одной его книги до этого тоже не читал. И тоже — просто так получилось. Потому знакомство с Иваном Охлобыстиным было, что называется, практически с чистого листа — ну, всё-таки кусочки его жизненной истории из новостей периодически вываливались и до ушей долетали, но не более того.
Две повести. В стиле фантасмагорической сатиры и юмористической фантасмагории. Два кривых зеркала, выставленных в не особо оживлённых, но, в принципе, классических российских местах. Ну и отражения, соответственно, кривые и изломанные. Но, может быть, всё-таки это не зеркала виноваты? Может быть сами исходники такие, что только для кривозеркалья и пригодны? Потому что разве это не мы умеем копать от угла и до обеда? Разве не наша национальная обувка, валенки, изначально делается без различия правого и левого и только потом уже разнашивается по ноге? Разве не в наши первые катушечные магнитофоны мы подкладывали бумажки и вставляли спички, чтобы лента плотно прижималась к воспроизводящей головке? И разве не наши универсальные инструменты кувалда да лом (кстати, не забыть бы проверить, куда я свой кувалдометр задевал!)?
Но вот вспоминаю схожие по стилю и жанру рассказы недавно прочитанного Глуховского или до этого читанные Веллера — всё-таки и у Веллера и у Глуховского в послечтении остаётся, скорее, злое чувство, неприязнь и брезгливость какая-то. А вот после чтения рассказов, к примеру, Олега Дивова, или вот теперь повестей Ивана Охлобыстина ни злости ни неприязни нету. Скорее чувство какой-то жалости, что ли — жалости к нам самим, к нам — пьяницам и раздолбаям, неумехам и бесшабашным широкодушным простакам. Вот в фильме Шукшина "Калина красная" в сцене встречи Егора Прокудина с матерью героиня Федосеевой-Шукшиной очень выразительно сетует как раз на то, что я сейчас ощущаю и чувствую — "Что же вы такие есть? Что же вы такие дорогие, заброшенные" — сетует Люба... Вот и у Охлобыстина мы такие — дорогие и заброшенные...