Дома тишина, только воробьи трещат где-то внизу, у кормушки. Мерцает елка, кошки спят уютными клубочками. А я читаю старинный роман о приключениях еще более давних.
Длинная витиеватая история никак не может начаться, петляя во времени и пространстве, заполняется множеством героев, осыпает старым жемчугом ушедших слов и оборотов. «Построил лицо сообразно случаю» - в записную книжку и вечное пользование. «В чаду дружеских ласк» - изумительно же. А сколько всяких жуковин, решеток с ершами, тапканов, пупыт и санников! Пять минут читаешь, пятнадцать рыщешь в интернете. Стиль, слог, речь, причуды наших предков сами по себе удовольствие.
Но главное – история. Москва еще деревянная. Но Аристотель Фиорованти уже разработал проект Успенского собора, Софья Палеолог привезла плоды византийской учености (и попугая), Федор Курицын на свою голову увлекся дипломатией, философией и религией, по Руси бродит первая ересь (теперь и у нас как в Европе!), а Афанасий Никитин вернулся из Индии. И все это на фоне собирательства земель и бурного государственного строительства. Лес рубят, щепки пищат, но все же упорно пытаются выжить и даже наладить личную жизнь.
Лекарь (но и дворянин) Антон Эренштейн прибывает ко двору властителя дикой Московии, Ивана III. Его определяют на постой к боярину классического разбора, тот со всем семейством ждет чучелу заморскую, страшного клыкастого колдуна. Басурмана фактически отселяют в отдельную половину дома, двор разгораживают тыном, слугу выделяют по принципу «кого не жалко». В общем, ужас и смятение. Вот только приезжает не чудище, а ангелический юноша с высокой душой и рыцарскими идеалами. Что будет дальше – уже понятно. Любовь, коварство, политика, попытки взаимопонимания и поэзия старинной прозы. Как же странно все было, как давно.
Примеч. жуко́вина. 1. старин. перстень с камнем, укреплённый в гнезде лапками, сходными с лапками жука.