© «Знакъ», составление, макет, 2020

Кукушка и Петух

 
«Как, милый Петушок, поёшь, ты громко,
                                                важно!» —
«А ты, Кукушечка, мой свет,
Как тянешь плавно и протяжно:
Во всём лесу у нас такой певицы нет!» —
«Тебя, мой куманёк, век слушать
                                             я готова». —
«А ты, красавица, божусь,
Лишь только замолчишь, то жду я,
                                               не дождусь,
Чтоб начала ты снова…
Отколь такой берётся голосок?
И чист, и нежен, и высок!..
 

 
Да вы уж родом так: собою невелички,
А песни, что твой соловей!» —
«Спасибо, кум; зато, по совести моей,
Поёшь ты лучше райской птички,
На всех ссылаюсь в этом я».
Тут Воробей, случась, примолвил им:
                                                    «Друзья!
Хоть вы охрипните, хваля друг
                                                 дружку, —
Всё ваша музыка плоха!..»
 
 
За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.
 

Ворона и Лисица

 
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только всё
                                                   не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
 
 
Вороне где-то Бог послал кусочек сыра;
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да позадумалась, а сыр во рту держала.
На ту беду, Лиса близёхонько бежала;
Вдруг сырный дух Лису остановил:
Лисица видит сыр, —
Лисицу сыр пленил,
Плутовка к дереву на цыпочках
                                                   подходит;
Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие пёрушки! какой носок!
И, верно, ангельский быть должен
                                                     голосок!
Спой, светик, не стыдись!
Что, ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица,
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье спёрло, —
И на приветливы Лисицыны слова
Ворона каркнула во всё воронье горло:
Сыр выпал – с ним была плутовка
                                                       такова.
 

Стрекоза и Муравей

 
Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза.
Помертвело чисто поле;
Нет уж дней тех светлых боле,
 

 
Как под каждым ей листком
Был готов и стол, и дом.
Всё прошло: с зимой холодной
Нужда, голод настаёт;
Стрекоза уж не поёт:
И кому же в ум пойдёт
На желудок петь голодный!
Злой тоской удручена,
К Муравью ползёт она:
«Не оставь меня, кум милой!
Дай ты мне собраться с силой
И до вешних только дней
Прокорми и обогрей!» —
«Кумушка, мне странно это:
Да работала ль ты в лето?» —
Говорит ей Муравей.
«До того ль, голубчик, было?
В мягких муравах у нас —
Песни, резвость всякий час,
Так что голову вскружило». —
«А, так ты…» – «Я без души
Лето целое всё пела». —
«Ты всё пела? Это дело:
Так пойди же, попляши!»
 

Ларчик

 
Случается нередко нам
И труд, и мудрость видеть там,
Где стоит только догадаться
За дело просто взяться.
 
 
К кому-то принесли от мастера Ларец.
Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;
Ну, всякий Ларчиком прекрасным
                                                 любовался.
Вот входит в комнату механики мудрец.
Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец
                                                с секретом,
Так; он и без замка;
А я берусь открыть; да, да, уверен в этом;
Не смейтесь так исподтишка!
Я отыщу секрет и Ларчик вам открою:
В механике и я чего-нибудь да стою».
Вот за Ларец принялся он:
Вертит его со всех сторон
И голову свою ломает;
То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.
Тут, глядя на него, иной
Качает головой;
Те шепчутся, а те смеются меж собой.
В ушах лишь только отдаётся:
«Не тут, не так, не там!» Механик пуще
                                                       рвётся.
Потел, потел; но, наконец, устал,
От Ларчика отстал
И, как открыть его, никак не догадался:
А Ларчик просто открывался.
 

Лебедь, Щука и Рак

 
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдёт,
И выйдет из него не дело, только мука.
 
 
Однажды Лебедь, Рак да Щука
Везти с поклажей воз взялись,
И вместе трое все в него впряглись;
Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу!
Поклажа бы для них казалась и легка:
Да Лебедь рвётся в облака,
Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав, – судить не нам;
Да только воз и ныне там.
 

Мышь и Крыса

 
«Соседка, слышала ль ты добрую молву? —
Вбежавши, Крысе Мышь сказала, —
Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!»
«Не радуйся, мой свет, —
Ей Крыса говорит в ответ, —
И не надейся по-пустому!
Коль до когтей у них дойдёт,
То, верно, льву не быть живому:
Сильнее кошки зверя нет!»
 
 
Я сколько раз видал, приметьте это сами:
Когда боится трус кого,
То думает, что на того
Весь свет глядит его глазами.
 

Лисица и виноград

 
Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нём винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты, горят;
Лишь то беда – висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдёт,
Хоть видит око,
Да зуб неймёт.
Пробившись попусту час целый,
 

 
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен – ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьёшь».
 

Скворец

 
У всякого талант есть свой;
Но часто, на успех прельщаяся чужой,
Хватается за то иной,
В чём он совсем не годен.
А мой совет такой:
Берись за то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец.
Какой-то смолоду Скворец
Так петь щеглёнком научился,
Как будто бы щеглёнком сам родился.
Игривым голоском весь лес он веселил;
И всякий Скворушку хвалил.
Иной бы был такой доволен честью;
Но Скворушка услышь, что хвалят
                                                 соловья, —
А Скворушка завистлив был к несчастью, —
И думает: «Постойте же, друзья,
Спою не хуже я
И соловьиным ладом».
И подлинно запел,
Да только лишь совсем особым складом:
То он пищал, то он хрипел,
То верещал козлёнком,
То непутём
Мяукал он котёнком;
И, словом, разогнал всех птиц своим пеньём.
 
 
Мой милый Скворушка, ну, что́ за
                                         прибыль в том?
Пой лучше хорошо щеглёнком,
Чем дурно соловьём.
 

Листы и корни

 
В прекрасный летний день,
Бросая по долине тень,
Листы на дереве с зефирами шептали;
Хвалились густотой, зелёностью своей
И вот как о себе зефирам толковали:
«Не правда ли, что мы краса долины всей?
Что нами дерево так пышно и кудряво,
Раскидисто и величаво?
Что б было в нём без нас? Ну, право,
Хвалить себя мы можем без греха!
Не мы ль от зноя пастуха
И странника в тени прохладной
                                                 укрываем?
Не мы ль красивостью своей
Плясать сюда пастушек привлекаем?
У нас же раннею и позднею зарёй
Насвистывает соловей.
Да вы, зефиры, сами
Почти не расстаётесь с нами». —
«Примолвить можно бы спасибо тут
                                                    и нам, —
Им голос отвечал из-под земли смиренно.
«Кто смеет говорить столь нагло
                                               и надменно!
Вы кто такие там,
Что дерзко так считаться с нами
                                                стали?» —
Листы, по дереву шумя, залепетали.
 
 
«Мы те, —
Им снизу отвечали, —
Которые, здесь роясь в темноте,
Питаем вас. Ужель не узнаёте?
Мы корни дерева, на коем вы цветёте.
Красуйтесь в добрый час!
Да только помните ту разницу меж нас:
Что с новою весной лист новый
                                                 народится;
А если корень иссушится, —
Не станет дерева, ни вас».
 

Белка

 
В деревне, в праздник, под окном
Помещичьих хоро́м,
Народ толпился.
На Белку в колесе зевал он и дивился.
Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд:
Так бегала она, что лапки лишь мелькали
И раздувался пышный хвост.
«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, —
                                                  нельзя ли,
Сказать, что делаешь ты здесь?»—
«Ох, милый друг! тружусь день весь:
Я по делам гонцом у барина большого;
Ну, некогда ни пить, ни есть,
Ни даже духу перевесть».—
И Белка в колесе бежать пустилась снова.
«Да, – улетая, Дрозд сказал, —
                                              то ясно мне,
Что ты бежишь, а всё на том же ты окне».
Посмотришь на дельца иного:
Хлопочет, мечется, ему дивятся все:
Он, кажется, из кожи рвётся,
Да только всё вперед не подаётся,
Как Белка в колесе.
 

Волк и пастухи

 
Волк, близко обходя пастуший двор
И видя, сквозь забор,
Что, выбрав лучшего себе барана в стаде,
Спокойно Пастухи барашка потрошат,
А псы смирнёхонько лежат,
Сам молвил про себя, прочь уходя в досаде:
 

 
«Какой бы шум вы все здесь подняли,
                                                       друзья,
Когда бы это сделал я!»
 

Волк и Ягнёнок

 
У сильного всегда
                                бессильный виноват:
Тому в Истории мы тьму примеров
                                                     слышим,
Но мы Истории не пишем;
А вот о том как в Баснях говорят.
 
 
Ягнёнок в жаркий день зашёл к ручью
                                                   напиться;
И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягнёнка видит он, на добычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: «Как смеешь ты, наглец,
                                        нечистым рылом
Здесь чистое мутить питьё
Моё
С песком и с илом?
За дерзость такову
Я голову с тебя сорву». —
«Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью
От светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу». —
«Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость
                                                      в свете!
Да помнится, что ты ещё в запрошлом
                                                            лете
Мне здесь же как-то нагрубил:
Я этого, приятель, не забыл!» —
«Помилуй, мне ещё и от роду нет году», —
Ягнёнок говорит.
«Так это был твой брат». —
«Нет братьев у меня». —
«Так это кум иль сват
И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
Вы все мне зла хотите
И если можете, то мне всегда вредите,
Но я с тобой за их разведаюсь грехи». —
«Ах, я чем виноват?» —
«Молчи! устал я слушать,
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне
                                                    кушать».
Сказал и в тёмный лес Ягнёнка поволок.