Антону было всего пятнадцать. Мир вокруг еще не обрел взрослых смыслов и лаконичной законченной сжатости. Для взрослого человека окружающее пространство – это высказанное вслух слово, наделенное грамматической формой и лексическим значением. Для Антона все, что приходило извне, представлялось ирландским рагу из нечетких замыслов и обрывков еще не оформившихся мыслей. Мир был тем самым ирландским рагу, которое готовили герои повести Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Будничные и праздничные события, слова и поступки знакомых и незнакомых людей падали в котел сознания, как ингредиенты этого неаппетитного блюда: неочищенные картофелины, капуста и горох, объедки из всевозможных корзин, полпирога со свининой и разбитые яйца, кусок холодной вареной грудинки и полбанки консервированной лососины.
Внезапно заговоривший пес оказался всего лишь новой рецептурной составляющей в житейской стряпне. Например, дохлой водяной крысой, что притащил Монморенси. Даже у трех солидных англичан возник спор, стоит ли пускать крысу в дело: «Гаррис сказал, почему бы и нет, если смешать ее со всем остальным, каждая мелочь может пригодиться. Но Джордж сослался на прецедент: он никогда не слышал, чтобы в ирландское рагу клали водяных крыс, и предпочитает воздержаться от опытов».
Что тогда ответил Гаррис? А Гаррис оказался философом. Он заметил, что если никогда не испытывать ничего нового, то будет невозможно узнать, хорошо оно или плохо. Что же такое говорящий пес, созерцающий в вечернем небе пробуждение Венеры, второй планеты солнечной системы? Всего лишь «новое блюдо, не похожее вкусом ни на какое другое». И Антон решил не ссылаться на прецеденты и положить водяную крысу в ирландское рагу – признать говорящего маламута пусть и удивительным, но все же вполне материальным артефактом окружающей действительности. Ведь «каждая мелочь может пригодиться».
– Вторая планета, – повторил Антон. – А ты откуда знаешь? Ты же собака.
– Собака, – согласился пес, – но еще я, в некотором роде, фей. По совместительству. А мы, феи, знаем многое.
– Ты – фея? – улыбнулся Антон.
– Фей, – быстро поправил пес, но все же, изогнув мощную лохматую шею, заглянул себе промеж задних лап. – Точно фей! – провозгласил громко и уверенно. – Фей-кобель! В смысле, самец, – добавил для «авторитету».
– А разве бывают феи… самцы? – осторожно спросил Антон. Юный хозяин все еще приноравливался к новой неожиданной роли своего питомца. Если бы Ерофей сейчас протяжно завыл на близкую луну или добродушно гавкнул в ответ, Антон бы вздохнул спокойно и продолжил считать пробуждающиеся в вечернем небе звезды. Но Ерофей не заскулил и не гавкнул; он ответил – очень медленно и торжественно:
– Мы, феи, – это ожившие выдохи Природы.
– Может, духи Природы? – уточнил Антон. Слово «Природа» Антон попытался произнести с таким же пиететом, как и говорящий пес.
Ерофей покосился на хозяина прищуренным глазом – с явной укоризной. Разве можно перечить феям? Тем более самцам?
– Выдохи, – объявил пес тоном, не терпящим возражений. Помолчал, а потом добавил:
– Иногда Природа согревает своим дыханием хорошее место или хорошего человека. Мы, феи, и есть тот самый согревающий выдох Природы. Это награда! Или наказание! – при последних словах Ерофей настороженно и внимательно посмотрел на юношу: проникся ли он, понял ли, что говорящий пес на крыльце дома – это редкая награда Природы. Или ее суровая кара. Юноша понял. Юноша даже кивнул в знак того, что понял. Ерофей важно кивнул в ответ.
– А ты – награда или наказание? – спросил Антон тревожно.
– Скорее, награда, – ответил фей, немного подумав. – Но нельзя быть уверенными на все сто. Тут уж как пойдет.
– Ты – награда мне? Или дому? – с деланым равнодушием спросил Антон.
– А есть разница? – пес будто бы пожал плечами.
– Никакой, – соврал Антон, но тут же поправился:
– Интересно же знать, это я такой человек замечательный, что удостоился подарка, или это наш дом в целом заработал себе личного genius loci.
Антону когда-то давно отец рассказывал о том, что некоторые места на Земле оберегают незримые покровители, «genius loci», «духи места». Отец вообще много рассказывал своему сыну. Нестор Иванович долгое время работал в школе учителем истории, так что Антон еще и читать не умел, а уже столько всего мог поведать о серебряных щитах Македонского и скандинавских берсерках, о слонах Ганнибала и легионах Цезаря, о казачьих лавах и тевтонской «свинье», о фрегатах Петра I и галеонах Непобедимой армады, о… Да мало ли? Молоденькие воспитательницы в детском саду тихо млели, когда пятилетний Антоша, живо жестикулируя, бегая из стороны в сторону, подпрыгивая и корча гримасы, эмоционально пересказывал (конечно же, с дополнениями, изменениями и новыми красками) все то, что слышал от папы перед сном. Воспитательницы млели, хвалили замечательного отца и, загадочно улыбаясь, провожали Нестора Ивановича долгими взглядами, когда он вел за руку сына домой.
Дом на Кисельной, 8 находился на самой окраине маленького уютного пригорода. Он достался Нестору Ивановичу в наследство от старого друга. Антон почти не помнил шумного добродушного толстяка Кира. Когда папин друг умер при каких-то непонятных обстоятельствах, Антон был еще совсем мал. Детей у Кира не было, зато была жена Лариса. Лариса теперь работала с папой, была незаменимой папиной помощницей, его правой рукой. А самого папу уже несколько лет Антон чаще видел по телевизору – Нестор Иванович руководил крупным медийным каналом.
Лариса на «кисельный» дом права предъявлять не стала. А может быть, и не могла – Антон не разбирался и не мог разбираться в таких юридических тонкостях. Так что с тех пор и до сего момента в доме обитали пять живых существ: отец семейства Нестор Иванович, его жена Нина, сын Антон, кошка Ка-Цэ и огромный аляскинский маламут Ерофей. Вернее, Ерофей проживал не в доме, а возле него. В распоряжение собаки был отдан приусадебный участок, в углу которого установили будку, соответствующую собачьим размерам. Будка была сколочена каким-то папиным другом, известным мастером, и представляла собой произведение столярного искусства. Работал мастер с прицелом на будущее, заранее заложив в проект габариты взрослой собаки. Столяр утеплил стены будки и снабдил входной лаз козырьком, защищающим от дождя и снега. Так что Ерофею спалось тепло и нетесно.
– «Личного genius loci», – повторил Ерофей и при этом даже кашлянул, то ли насмешливо, то ли удивленно.
– Духа места, – быстро выпалил Антон перевод с латинского: фей мог неверно истолковать незнакомые слова и, чего доброго, обидеться.
– Знаю, – успокоил Ерофей. – Во-первых, мне все равно, на каком языке ты говоришь. Во-вторых, нас действительно так называют – духами мест. Ваш дом имеет свой характер – особый, неповторимый. Не то, что серые строения больших городов. Этот дом построен хорошими, добрыми людьми. И живут здесь хорошие, добрые люди. Моя задача – беречь тепло и уют вашего дома. Для тех, кто в нем живет.
– Значит, и для меня, – улыбнулся Антон.
– Для тебя, – согласился Ерофей. – А если понадобится, то и от тебя.
Антон поежился – от этих слов и от вечерней сырости. Ерофей же перевел взгляд на далекую желтую планету Венера. Несколько минут сидели молча. Небо усеялось звездами, но «звездочку светлую, звездочку раннюю» по-прежнему легко было различить на черном одеянии ночного мага.
– Зачем защищать дом от меня? – наконец спросил Антон твердо. – Ты же сам говоришь, что в доме живут хорошие, добрые люди. Раз я один из них, значит, я тоже хороший и добрый.
– Увидим, – сказал Ерофей, не отрывая взгляда от яркой желтой точки над крышами домов. – Пока трудно сказать…
– Что трудно сказать? – не понял Антон.
– Какой ты человек, – пояснил Ерофей.
– И когда это станет понятным? – настаивал Антон.
– Когда ты расскажешь мне о своей мечте, – ответил Ерофей.
– Мечте? – удивился Антон. – При чем тут моя мечта? Да и нет у меня никакой мечты.
– Мечта есть у каждого. Жизнь человека не что иное, как стремление к мечте, – произнес Ерофей так легко и просто, что Антон сразу же ему поверил.
– Ну, если подумать, – «подумал» Антон, – то я много о чем мечтаю.
– О чем, например? – заинтересовался Ерофей.
– Съездить в Питер, компьютер апгрейдить, – начал перечислять Антон, – на гитаре научиться играть, китайский выучить…
– Разве это мечты? – разочарованно фыркнул Ерофей. – Это все планы на следующий месяц. Или даже на завтра. А мечта… Мечта не такая.
– Какая? – Антон потребовал разъяснений.
– Нереальная, – пес вновь сосредоточил внимание на желтом огоньке Венеры. – Безумная. Одна. И надолго. Есть такая?
– Безумная? – повторил Антон. Теперь он тоже смотрел на Венеру, как бы испрашивая у нее совета.
Ничего ему в голову не приходило. Мечта? Безумная? Одна и надолго? Как будто выучить китайский – это всего лишь план на следующий день. Вот так просто китайский за один день и выучишь! Правда, Антон был уверен, что ни сегодня, ни завтра, ни через год никакой китайский он учить не будет. Так, ляпнул первое, что в голову пришло.
Антон перебирал варианты…
Девушку свою на концерт сводить? Или в ресторан? Это уж точно план на завтра. Проси у папы денег и веди себе. Ничего запредельно сложного. В институт поступить? Так Антон даже не знал еще, в какой именно институт он собирается поступать. Все еще находился в процессе поиска будущей профессии. Хотя, если подумать, это тоже не «одна и надолго» мечта, а лишь цель на обозримое будущее. С друзьями протусить всенощно, да так, чтобы потом за это ничего не было? Ни организм бы не страдал, ни отец бы не смотрел с укором? Антон сам поморщился от такой пошлой банальщины. Это все равно что возвести в разряд мечты «взрослое» желание смело и безнаказанно курить при родителях. Набить морду Славке из параллельного? Нет, снова не то. Да и не за что уже – все вопросы решили полюбовно. Выиграть в шутерном кибертурнире с призовым фондом в миллион? Уже ближе, но Антон понимал, что и это трудно назвать настоящей мечтой.
Были еще другие желания – или материальные, или по-мальчишески амбициозные, были даже эротические фантазии… Но – не то, все опять не то. Все эти благоглупости, даже вместе взятые, вызвали бы – Антон был в этом абсолютно уверен – лишь очередной саркастический фырк собачьего фея. Антон разозлился. Не на себя, конечно. Кто ж злится на себя? Злятся всегда на собеседника.
– Эй, фей, – Антон постарался спросить как можно развязнее, «без пиетету» по отношению к колдовской собачьей сути, – а чего это ты вдруг заговорил?
– Так семнадцатое же октября, – Ерофей глянул на маленького своего хозяина так, как смотрит учитель на двоечника: разве можно не разуметь элементарных вещей. – Еще вчера я феем не был. Был себе обычным псом. Ну, не совсем обычным, конечно: породистым маламутом. Но не феем.
– Да хоть тридцать пятое мартобря! – Антон злился все больше. – И? – Никакой связи между говорящим псом, в которого вселился фей, и осенним, ничем не примечательным, днем он не улавливал.
– Лешие лютуют, – напомнил Ерофей.
– Какие лешие? – совсем растерялся Антон. – При чем тут лешие? У нас и лесов-то никаких нет. Одни поля. Разве что лесопосадки, но до них километра полтора.
– У каждого свои лешие, – загадочно проговорил пес.
– Ладно, – смирился Антон. – У каждого свои лешие, домовые, кикиморы и прочие кикишки с игогошками. И тараканы у каждого – свои. При чем здесь говорящий пес на моем крыльце? Или как там тебя? Фей? И при чем здесь семнадцатое октября?
– День святого Ерофея, – пояснил пес. – Ерофея-лешегона.
– Что-то религиозное? – заскучал Антон, все еще ничегошеньки не понимая. – Какой-то церковный праздник?
– О, как забавно переплелись религиозная вера и древние верованья в сознании нашего народа! – Ерофей улыбнулся так, как умеют улыбаться только собаки. – Да и любого другого народа, – продолжил пес, чуть подумав. – Посмотри, какая необычная перевязь смыслов: христианский святой Иерофей и языческий хозяин леса, леший. Умиляет. – И пес напоказ умилился.
– Все равно ничего не понимаю, – честно признался Антон.
– Не сомневаюсь, – успокоил фей. – «Всё смешалось в доме Облонских».
– Это из Толстого! – обрадовано вспомнил Антон, который недавно прочитал «Анну Каренину». Ну, как прочитал – так, почитал местами – что из самого романа, что из хрестоматии. В общем, освоил не без труда тот уверенный минимум, что позволит написать сочинение и вставить пару реплик при обсуждении в классе. Но эту фразу, про дом Облонских, Антон запомнил твердо.
– Вот именно, – подтвердил Ерофей. – Кто-то строит дома, а кто-то потом все в них мешает.
– Перестань говорить загадками! – нетерпеливо потребовал юный хозяин. – Разъясни: лешие, Иерофеи, святые, дома, Облонские, христиане, язычники – каша какая-то!
– Чтобы ты ел эту кашу и не морщился, – покровительственно глянул Ерофей на хозяина, – я должен начать с самого дня первотворения и потратить на разъяснения годы. Библиотека у твоего отца большая – читай, разбирайся сам. Или с папиной помощью. А пока что выбрось-ка все это из головы и подумай о себе.
– А что я? – удивился Антон, который особых грехов за собой не помнил. Разве что эти злополучные бутылочки с ядовитым содержимым, что помогали сегодня бороться с похмельем.
– В день святого Ерофея, – говоря, Ерофей снова задрал морду в небо, – лешие лютуют, всякие пакости творят – знают, что с первыми петухами провалиться им под землю и не выбраться до самой весны. Со двора в эту ночь не выходить, особую настойку «ерофеич» пить. Ну, с настойкой у тебя, как вижу, все в порядке, – Ерофей покосился на хозяина.
– И со двора я сегодня не выйду, – заверил Антон.
– Не поможет, – фей чуть покачал головой. – Тебе пятнадцать. Выйдешь ты или не выйдешь, ты добыча легкая и, что самое страшное, – желанная.
– Для кого? – Антону стало жутковато.
– Для леших всех мастей, – пояснил пес. – Разорвут на части, оплетут корнями, заманят, утащат в такие чащи, в такие темные и глухие места – ни за что не выберешься. Не будет возврата. И даже я, хоть фей я умелый и опытный, – Ерофей гордо задрал нос, – помочь буду не в силах. Есть только одно спасение.
– Какое? – спросил Антон на всякий случай, ведь он так и не понял, от какой именно напасти нужно искать спасения.
– Мечта! – провозгласил Ерофей.
– Мечта, – повторил Антон без особой восторженности.
– Именно! – подтвердил пес. – Только мечта будет тебе надежной броней от леших всех мастей.
– Поубивает их всех? – неумело попытался пошутить Антон.
– Что ты! – Ерофей от такой глупости даже передернул мохнатой шкурой. – Кто ж их убить-то может? Да и зачем? Без леших нельзя. Вот только человеку с мечтой лешие не враги, не пакостники, а верные помощники. – Фей немного подумал и все же поправил сам себя:
– Хотя, конечно, случаи всякие бывали.
– Значит, ты, фей, пришел спасать меня от леших? – уточнил Антон. – Или – как там? – подружить с лешими?
– Не спасать, – поправил Ерофей. – Я могу лишь подсказать путь.
– Подскажи мне дао, о великий Мастер! – не выдержал Антон. – Укажи мне истинный путь!
– Не ерничай, – обиделся фей. – Тебе, можно сказать, повезло. Потом еще спасибо скажешь.
– И что же, ко всем пятнадцатилетним приходят феи? – не унимался Антон. – Только к мальчикам? Или к девочкам тоже?
– Нет, – загрустил Ерофей, понурив огромную голову. – Не ко всем.
– И чем же я заслужил? – заинтересовался Антон.
– Не ты, – было видно, что фей не хотел бы отвечать на этот вопрос. – Из уважения…
– К кому? – удивился Антон.
– К твоему отцу.
– К моему отцу? – Антон уже не просто удивился – он крайне изумился. – Вы с моим отцом знакомы? Фей и папа?
– Мы с Нестором Ивановичем, можно сказать, из одного ведомства, – уклончиво ответил Ерофей. – Больше не скажу. И у отца не советую спрашивать. Если захочет, то сам расскажет.
О проекте
О подписке