И после обеда им, словно нарочно, напомнили, что их ждет. Прибыл новый состав откуда-то из Западной Европы. Снова играл оркестр, снова комендант торжественно встречал «гостей» на вокзале. А спустя полчаса толпу голых людей уже загоняли в «душевую». Печерский и его товарищи наблюдали за этой сценой из сада, куда их привели работать. Отсюда было хорошо видно, как прибывшие заходят в «душевую». Спустя несколько минут оттуда донеслись крики детей и взрослых. Но их заглушал гогот гусей, которых как раз в это время выгнали во двор.
– Нарочно гусей выгоняют, чтобы крики заглушить, – сообщил Лейтман. – Мне земляк сказал, он на кухне работает.
– Все продумали, дьяволы! – зло сказал Калимали. – Орднунг!
– Орднунг-то орднунг, а наблюдение сейчас ослаблено… – заметил Лейтман и выразительно посмотрел на Печерского – что он скажет?
А поскольку руководитель пока молчал, Цыбульский добавил:
– До леса здесь двести метров. Немцы заняты. Охрану у ограды уложим топорами…
– Саша, ты что, не хочешь? – наседал Лейтман. – Думаешь об остальных? А они о нас думают? Сложили ручки: «Вот ваша квитанция, пан…» Тьфу!
Цыбульский снова заговорил:
– Дело к зиме. Зимой следы на снегу остаются, и вообще зимой труднее в лесу. Надо сейчас!
И они снова в ожидании смотрели на своего командира. Тогда он наконец открыл рот и сказал:
– Если вы мне доверяете – ждите и молчите. Придет время – все скажу.
Печерский понимал нетерпение, владевшее товарищами. Но в то же время помнил, что произошло накануне с людьми, пытавшимися бежать из лагерного сада. Да, они могли бежать в любой момент – но что толку? Они погибнут, не успев даже глотнуть желанной свободы. С