Горе побеждённым.

Над полем битвы быстро темнело. Пара минут сама лощина, невысокие, поросшие ярко зелёной травой горы и пологий каменистый уклон, усыпанный трупами людей и лошадей, лежавших друг на друге, погрузился во тьму. Умирающие лошади стонали совершенно человеческими голосами и от этого вся картина этого побоища становилась ещё более жуткой, если это вообще было возможно. В кромешной тьме мороз пробирал по спине всякого, кто осмелился бы в такой ситуации ступить на это поле, где несколько часов назад смерть собрала обильную жатву. Но вот из облаков выкатился на волю серебряный диск Луны, осветив поле битвы и косогор своим холодным светом. И сразу стали заметны тёмные тени людей копошащихся между убитыми. С факелами в руках они переходили от одного убитого к другому, освещали его дрожащим колеблющимся светом и если находили что-то заслуживающее внимания, то принимались шарить жадными руками по трупу ища чем поживиться. Люди эти двигались молча, недоверчиво озираясь по сторонам. Там и тут возникали стычки из-за очередной поживы и тогда над полем разносились оскорбления и ругательства, сменявшиеся тревожным затишьем.

– Дэвон! Дэвон! Где ты мой мальчик? – жалобный, резкий крик женщины, похожий на крик чайки, разнёсся над полем смерти.

Худая высокая женщина, шла через поле качаясь словно пьяная.

– Дэвон! Где ты? – продолжала кричать женщина.

Спотыкаясь, она падала, ползла некоторое время на четвереньках бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Потом вставала и продолжала идти сама не зная куда. Волосы её растрепались, платье висело лохмотьями. Наткнувшись на мародёра, она остановилась, некоторое время смотрела на него, как будто не понимая, что происходит и вдруг пронзительно закричала:

– Дэвон! Дэвон!

– Заткнись! Заткнись, идиотка! –  прошипел ей грабитель.

Женщина удивлённо замолчала.

– Вы не видели моего Девона? – спросила она.

– Нет! Убирайся прочь! – рявкнул на неё мародёр.

Она помолчала и опять пошла вперёд, выкрикивая время от времени имя Дэвон и с каждой секундой её крик всё больше походил на птичий, всё более становился нечленораздельным. Одна из обиравших трупы женщин бросила в неё камень осыпая проклятьями. Камень ударил женщину в спину, но она, казалось, этого даже не заметила. Всё также шла она, вперёд выкрикивая имя словно голодная чайка.

– Полей!

Латник наклонил ведро, и ледяная вода полилась Боргесу на руки. Он с наслаждением умывался, отфыркиваясь, точно лошадь на водопое. После разгрома армии герцога прошло уже трое суток и Боргес с сожалением подумал, что те, кого им пока не удалось поймать, вероятно смогли уйти уже достаточно далеко. С другой стороны, эта мысль приносила сиру Боргесу определённое облегчение. Даже для него, повидавшего всякое и ожесточившегося до самой последней степени, такое количество повешенных всего за три дня несколько встало поперёк горла. Взяв у воина ведро Боргес окатил свою седую голову. Ледяная жидкость полилась под панцирь, струйками побежала по спине и животу. Боргес сощурился, потом уселся на край сложенного из серых камней колодца и огляделся вокруг. Перед ним был двор богатого скотовладельца. Солидный каменный дом, несколько пристроек, большая овчарня и за ней несколько других сараев поменьше, всё здесь выглядело солидно и основательно. К сиру Боргесу подошёл Макдермотт и взглянул на своего командира своими красными глазами альбиноса.

– Хозяева скорее всего где-то недалеко прячутся! – произнёс он, улыбаясь своими тонкими почти бесцветными губами.

Белые волосы его торчали в разные стороны словно пакля.

– Я бы не бросил такое хозяйство! – добавил он хищно, недобро улыбаясь.

– Оставь их! – устало сказал ему сир Боргес, – эти мужики просто ещё не поняли, что война закончилась!

– А она закончилась? – с кривой усмешкой спросил Призрак.

Боргес подумал, что Макдермотт прав, банды грабителей и убийц ещё долго будут наводнять эту страну. А для простых деревенских жителей, эти бандиты были куда хуже регулярных войск.

– Я проверю последний сарай! – сказал Призрак.

– Я сам! – остановил его Боргес, – приведи лошадей!

Он толкнул тяжёлую дверь овчарни и зашёл внутрь. В сарае было темно, пахло овчиной, жалобно, тоскливо блеяли овцы. Боргес огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Он хотел уже уходить, когда ему показалось, что куча прелого сена слегка шевельнулась. Подойдя ближе, старый рыцарь ткнул палкой в эту кучу и оттуда на него неожиданно выскочил человек взмахнув мечом, впрочем, довольно неуклюже. Боргес увернулся и схватился уже за рукоять своего клинка, но присмотревшись понял, что перед ним мальчик лет двенадцати-тринадцати. Несмотря на то, что на нём была неплохо подогнанная по размеру броня, старый рыцарь сразу понял, что перед ним всего лишь ребёнок. Мальчик тяжело дышал, сжимая обеими руками свой тяжёлый меч. Время от времени он облизывал сухие потрескавшиеся губы. Боргес смотрел на него.  Мальчик полностью отчаялся. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он не ел и не пил уже несколько дней.

– Где твоя лошадь? – спросил сир Боргес.

Мальчик не ответил. Старый рыцарь прошёл мимо него и вышел на улицу. Около колодца Призрак подтягивал подпругу своего коня.

– Всё чисто, – равнодушно сказал ему Боргес делая вид, что осматривается вокруг.

– У меня возникло одно срочное дело, – добавил он после паузы, – езжай в лагерь без меня!

Призрак молча кивнул. Копыта его коня простучали по булыжнику, которым местами выстлана была дорога. Сир Боргес вернулся в сарай. Мальчик стоял на коленях, руки его сжимавшие рукоять меча бессильно опустились. Боргес помог мальчику дойти до колодца и поставил перед ним на землю ведро полное прозрачной влаги. Подросток пил долго, захлёбываясь и кашляя, почти погружая лицо в ледяную воду. Когда он наконец напился и откинув мокрые волосы со лба взглянул на старого рыцаря, Боргес смог рассмотреть его как следует. Светлые волосы, голубые глаза, мальчик был красив и хорошо сложён. Даже его измученный вид не мог этого скрыть. Лицо мальчика вызвало у старого рыцаря какие-то смутные, полузабытые воспоминания и воспоминания эти неожиданно для него самого кольнули его очерствевшее сердце. Перед глазами Боргеса промелькнули ряды повешенных, глядя мальчику в глаза он проговорил твёрдо:

– Нужно найти твоего коня!

Порыв ветра поднял валявшийся на мостовой мусор и хлопая незапертыми ставнями протащил его по улице до самой набережной, не встретив по пути ни одного человека. Ни одного живого человека. Трупы лежали на улицах, и никто не пытался их ограбить. Послышался стук колёс тяжёлой телеги и через секунду она появилась из-за угла влекомая двумя флегматичными тяжеловозами. Морды лошадей закрыты были чёрными тряпками, на телеге кроме возницы сидели трое мужчин в масках, напоминающих птичьи морды с узкими прорезями для глаз. На каждом из них были длинные, почти до самой земли плащи с рукавами, из плотной похожей на дерюгу материи, в руках они держали нечто напоминающее своим видом деревенский ухват, которым вынимают из печи тяжёлые горшки. Поравнявшись с первым трупом, лежавшим у распахнутых настежь дверей дома, возница натянул поводья, и телега остановилась. Трое "птицеголовых" бодро спрыгнули с воза и ловко подхватив своими "ухватами" мёртвое тело закинули его на телегу.

– Поехали, Хьюго! – проговорил один из них, голос его глухо звучал из-под уродливой маски.

– Подожди! – отвечал другой "птицеголовый".

Обернувшись, он принялся внимательно осматривать дом, перед дверьми которого лежал умерший, как будто стремился проникнуть взглядом сквозь его стены. В окне второго этажа мелькнуло чумазое детское лицо и тут же исчезло.

– Девчонка, – мрачно проговорил Хьюго, – наверняка уже тоже больна.

– Оставь её! Не хочу я входить внутрь! – сказал ему тот птицеголовый, который предлагал быстрее уезжать.

Тот, кого он называл Хьюго, некоторое время колебался не сводя глаз с распахнутых дверей, за которыми чернела бездна. Потом тихо выругавшись, полез на телегу. Возница хлестнул лошадей и телега, грохоча поехала вдоль улицы к следующему умершему.

Ласло открыл глаза, он почти сразу вспомнил об Эвелине и попытался приподнять голову. Заметив, что он пришёл в себя, к нему подошла пожилая женщина и силой уложила его на кровать. Раньше Ласло без труда справился бы с ней, но сейчас он был так слаб, что даже не попытался оказать старухе хоть малейшее сопротивление.

– Где Эвелина? – прошептал Ласло.

– Твоя сестра умерла десять дней назад! – спокойным голосом отвечала женщина.

Она смочила тряпицу в помятом жестяном тазике и положила её больному на лоб. Ласло заплакал. Это правда, Эвелина умерла у него на руках, теперь он вспомнил. Всё что он сделал, было напрасно. Больше недели дрался он с матросами, на шхуне, которая должна была доставить их в Харбор, но не дал этим канальям выбросить сестру за борт. Он мог позволить себе только несколько минут сна в сутки и то в обнимку с мечом. Он убил то ли пять то ли шесть человек, прежде чем они оставили его в покое. Затем уже в Харборе, он заколол, стражника, глупого увальня, чья вина состояла лишь в том, что он мешал Ласло пройти в город. И он нашёл доктора, доктора, который сказал, что попытается помочь. Но Эвелина всё равно умерла. Позже и сам Ласло слёг с той же болезнью. Чума, чёрная смерть, где-то в глубине души Ласло знал, что Эвелина обречена, но не хотел в это верить. И вот теперь сестра умерла, а он, Ласло, почему-то выжил. Слёзы текли по его щекам и никак не желали останавливаться.

Вошёл пожилой доктор в чёрном потёртом сюртуке, изучающе с удивлением и даже как будто с восторгом посмотрел на Ласло.

– Ему лучше, – сказала женщина, – температура спала.

– Чудесно! Чудесно! – доктор довольно хихикнул.

– Нужно взять кровь у молодого человека! – добавил он, посмотрев на женщину.

Та засуетилась, вышла и вернулась с небольшим медным тазиком.

– Сейчас сделаем, – бормотала она себе под нос.

Ласло овладела апатия. «Эвелины больше нет», – думал он. Сводная сестра была его солнцем, его светом, его смыслом жизни. Ласло ещё не исполнилось одиннадцати, а он уже твердо решил, что женится на Эвелине.  Тогда же они поклялись друг другу, что всегда будут вместе. Непрошенные слёзы опять потекли по его впалым бледным щекам. Старуха вскрыла ему вену и набрала в таз тёмной, почти чёрной крови. Доктор стоял рядом и смотрел.

– Достаточно, – сказал он.

Женщина прижала тряпицу к ранке.

– Доктор, как умерла Эвелина? – спросил Ласло.

– Она не страдала, если Вы об этом, – серьёзно отвечал врачеватель, – она впала в забытьё, не осознавала, где находиться и постоянно повторяла имя Ласло. Это Ваше имя?

Ласло кивнул.

– Что происходит в городе? – спросил он.

– В городе эпидемия чумы, – отвечал доктор.

– Это я принёс её сюда! – сказал Ласло, приподнимаясь на своей постели.

– Я знаю – отвечал врачеватель

– Это я принёс в гавань чёрную смерть! Вы должны сообщить обо мне! – твёрдо проговорил Ласло, – жизни множества людей потеряны благодаря мне!

– Молодой человек, – отвечал доктор, глядя на Ласло серыми спокойными глазами, – я всего лишь врач, кто я такой чтобы судить Вас? В любом случае я всегда мечтал схватиться с чёрной смертью и благодаря Вам моя мечта сбылась!

Ласло не поверил своим ушам.

– Что Вы такое говорите! – простонал он.

– Молодой человек, благодаря Вашей крови, я надеюсь получить вакцину и раз и навсегда победить чёрную смерть! Если у меня получится это сделать, то больше не нужно будет никому умирать! Вы меня понимаете?

Ласло растеряно молчал. Доктор сделал знак женщине следовать за собой. Они вышли, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ласло остался один. Последние слова доктора звучали у него в ушах.

– Больше никому не придётся умирать!

«А как же Эвелина?! Почему?! За что?! Рыдания душили его. Я хочу умереть!» – думал Ласло и сердце его разрывалось от боли.

Жаспар понял, что заразился ещё пару дней назад, да и не могло быть по-другому, последние недели он каждый день контактировал с заражёнными. Не говоря уже о Ласло и его сестре находившихся у него дома с самого начала эпидемии. Честно признаться, когда Ласло постучался в его дверь держа на руках умирающую сестру, доктор в первый момент испугался. Он и правда думал донести на них в магистрат. Но не сделал этого. С одной стороны он успокаивал себя тем, что всё равно уже поздно, а с другой не смог отказать себе в удовольствии сразиться с самым страшным врагом с каким может столкнуться врач. С тем врагом, который пугал Жаспара до дрожи в коленях и в тоже время, он знал, что был рождён для того, чтобы встать против чёрной смерти, сразиться с ней и победить. Жаспар знал, что это ему по силам, он верил в то, что может добиться того, чего не добивался ещё ни один доктор. Жаспар мечтал, что таким образом он навсегда впишет своё имя в историю медицины и эти тщеславные мысли заставили его скрыть у себя Ласло и Эвелину. И вот теперь ему приходилось расплачиваться за своё тщеславие. Начался озноб, руки дрожали, сухость во рту и слабость. Вчера Жаспар обнаружил у себя на локтевом сгибе два чёрных пятна размером с медную монету, чёрная смерть пришла по его душу. Жаспар заперся в подвале и когда Мира, его немолодая помощница стучалась в его дверь, он вначале грубо отказывался от её помощи, а потом совсем перестал отвечать на её мольбы. Утром пятна появились на щеках и на лбу.  Жаспар смешал несколько проб крови Ласло и трясущимися руками сделал себе укол. Перед глазами его всё плыло и двоилось. Лоб его горел, всё тело пылало, язык распух и, казалось, не помещался во рту. Начался бред и Жаспар вначале осознавал, что видения из его детства, его голодная жизнь в монастыре, это просто бред, вызванный болезнью, но потом уже перестал осознавать это. Он полностью погрузился в странный фантасмагорический мир, который казался ему совершенно реалистичным.

Жаспар пришёл в себя лёжа на полу, нестерпимо хотелось пить. Он дополз до кадки с водой и долго, жадно пил захлёбываясь и всхрапывая точно старая лошадь. Он и правда ощущал себя сейчас немощным стариком. Жаспар попытался встать на ноги, но конечности его столь сильно ослабели, что это простое действие далось ему напряжением всех имевшихся у него сил. Жаспар взглянул на себя в начищенное до зеркального блеска медное зеркало. Он увидел чужое, исхудавшее, заросшее щетиной лицо, но чёрные пятна на его лице побледнели и как будто стали менее заметными. И тогда Жаспар глухо и радостно рассмеялся. Он сполз на пол, он смеялся как сумасшедший и не мог остановиться. Его помощница ишвантка Мира билась в дверь, умоляя его отпереть, а он смеялся и плакал одновременно. Слёзы лились по впалым щекам.

– Я победил! Я жив! – повторял Жаспар как безумный.

Сад был чудесным, деревья образовывали тенистые аллеи, сквозь которые пробивались одинокие солнечные блики. По устланным белым песком дорожкам важно расхаживали павлины с пышными разноцветными хвостами. В многочисленных гротах журчали ручьи обещая прохладу, тёплый ветер приносил с побережья терпкий запах моря. Здесь в южной резиденции было тихо и умиротворённо. Королева лениво спустилась вниз по ступеням из белого мрамора и её обутые в сандалии ноги ступили на песчаную дорожку аллеи. На Королеве был полупрозрачный халат из розового почти невесомого шёлка, сквозь который угадывались очертания её соблазнительного тела, тела прекрасной девушки в самом расцвете своей женственности. Густые белые волосы её были заплетены в толстую косу и обёрнуты кольцом на затылке, заколки из чистого золота скрепляли её причёску. Королева зевнула, даже не потрудившись прикрыть рот ладошкой. Зазевавшийся павлин получил от неё пинок и возмущённо ругаясь поспешил убраться с пути её Величества.

– Пошёл прочь, старый куриный фарш! – напутствовала его Лалатина.