Следующий раз я встретился с Марвином год спустя: я всегда назначаю пациентам встречу через год – как для их пользы, так и в личных познавательных целях. У меня есть привычка проигрывать для пациентов отрывок первой сессии, записанный на магнитофон. Марвин десять минут слушал с большим интересом, потом улыбнулся и сказал:
– Так кто же этот дурень?
У шутки Марвина была серьезная сторона. Наблюдая подобную реакцию у многих пациентов, я начал рассматривать ее как надежный показатель изменений. Фактически Марвин говорил: «Сейчас я другой человек. Я с трудом узнаю того Марвина, которым был год назад. То, что я делал тогда – отказывался взглянуть на свою жизнь, пытался контролировать других или ставить их в неловкое положение, старался потрясти других своим интеллектом, добросовестностью, своими схемами, – все это прошло. Я больше этого не делаю».
Это немалые достижения, они указывают на существенную перестройку личности. Но они столь тонкие по своему характеру, что обычно ускользают от опросников, исследующих результат терапии.
Со своей обычной добросовестностью, Марвин явился с годичным отчетом, в котором обсуждалось и оценивалось достижение целей, поставленных в терапии. Вердикт был смешанным: в некоторых областях ему удалось сохранить изменения, в других он отступил назад.