За время моего рассказа Дьяр незаметно переместился и теперь сидел напротив, держал мои ладони и успокаивающе поглаживал. Я с головой ушла в воспоминания, не сразу заметила. Очнулась, когда он добычу поднес к губам и поцеловал кончики пальцев.
– Она тебя больше не тронет, Лика. Никогда! – синие глаза сверкнули еле сдерживаемым гневом. – Я позабочусь.
Я вырвала ладони и отвернулась, процедив:
– Я сама об этом позабочусь. И ты тоже меня не трогай, отойди подальше. Вы с ней одинаковые.
– Не одинаковые. Совсем.
– Тебе напомнить о том, как появилась на моем теле уродливая печать? Чем ты лучше своей сестры? Оба наслаждаетесь чужой болью и унижением. Оставь меня в покое.
Он хотел возразить, но тяжело вздохнул и поднялся.
– Хорошо, я оставлю. Ненадолго. И скоро вернусь. А чтобы ты не сбежала… – он прошел к двери, распахнул и крикнул в пустоту темного зала: – Госпожа Кикерис!
Не успела я подумать, к кому обращение, как мигом явилась старая кастелянша, словно тут же, под дверью, и караулила. Глянула на меня бесцветными глазками, на принца.
– Чего надоть?
– Не будете ли вы столь любезны…
– Ой, да не разводи ты политесов, Дьярушка. Вижу уже: девку никуда не пущать, травками отпоить. Зелье-то любовное эта волосатая мерзость, Шу проклятущая, еще не все вылакала, не успела, так могу и его притащить, коли надо.
– Не надо! – на удивление единодушно высказались мы с принцем.
А тот еще присовокупил какое-то непонятное мне шипение, которое ведьма вполне поняла и часто-часто закивала нечесаной седой головой.
Но, несмотря на кивки, заявила вдруг:
– А я говорю – надо! Обоим! Дураки потому что! Оба! Всех вас насквозь вижу. Ты так с колыбели ушибленный, и наследственность у тебя дурная, уж я-то знаю, еще деда твоего в люльке качала. А вот она, – старуха ткнула узловатым коричневым пальцем, – так и вовсе сбрендила, в старых девах до смерти ходить решила, дурища. Даже не думай, что тебе это удастся. И на мать твою, тоже бестолочь еще ту, управу найду, доберусь. Ишь, красу такую в монастырь упечь решила!
– Как интересно! – прищурился на меня принц.
– А ты иди давай, куда шел, нечего тут без толку ошиваться, когда дел государственных полно! – напустилась на него бесстрашная бабка.
Дьяр совсем не разозлился, ласково улыбнулся старухе, завернулся в крылья и был таков. А я осталась ведьме на растерзание.
– Ну-с, краса ненаглядная, приступим! – потерла она сморщенные ладошки и засучила рукава.
Я вжалась в стенку.
– К чему?
– К лечению, деточка. Мозги тебе вправлять будем, за ребра потом примемся. А то сокол-то наш ясный сейчас быстрехонько вернется. Да и остальные вот-вот заявятся, чую. Пока-то я девок твоих прогнала вон. Не выдержали они моих птичек заклятых, к мальчикам спасаться снова побежали. Вот и воспользуемся паузой. Слышь, как тихо?
Действительно. Никто не каркает истошно на крыше, не стучит клювом на балконе, не подвывает в залах, завернувшись в простынь и изображая привидение. Благодать.
Бабка, сдвинув валявшиеся учебники, уселась на стол, нога на ногу, вытащила из кармана передника клубок со спицами, точно такими же, как у моей старой няни Раганы, и зачем-то обнюхала кончик холодного и острого оружия. Наверняка ядом смазан.
– Ну-с, жрица недоделанная, признавайся чистосердечно, что тебе богиня Лойт велела тут сделать, зачем тебя сюда заслала? – прищурилась ведьма.
Я скрестила руки на груди. И под пытками не скажу. Мне не жалко, но с какой стати первой встречной ведьме докладываться?
– А с чего вы взяли…
– Не юли, юла, уж больно юна, юлить не переюлить!– строго глянула Кикируся, постучав по столу спицей, как указкой. Ткнула в мою сторону. – Видишь, на чем сидишь?
– На койке.
– На простыне! – уточнила кастелянша. – А на ней что стоит?
– Не что, а кто. И не стоит, а сидит. Я.
– Штамп на ней стоит, блондинка урожденная! А штампы кто ставит? Я! А я кто?
– Ведьма! – обиделась я за блондинку.
– Правильно, – ехидненько ухмыльнулась старая карга. –Так вот, милая, по секрету скажу, а секрет тот камнем на язык ляжет, придавит и не выпорхнет… – пробормотала она заклятие так быстро, что я не успела сплести отвращающее. Кикируся довольно фыркнула, заметив мои потуги. – Молода еще, со мной тягаться, но попытка похвальная. А секрет таков, девонька. Штампики-то эти заговоренные. Я через них не токмо обо всех знаю, кто на простынки ляжет, но и сны их ведаю, и мысли. А уж твои, краса наша лунная, лучик засланный, и подавно.
Я струхнула на долю мига, сердце екнуло, руки дрогнули, но тут, слава Лойт, поняла, что древняя мегера попросту блефует. Улыбнулась спокойно:
– Так зачем тогда спрашивать, госпожа Кикерис? Если уж и мысли мои читаете, то уже всё-всё обо мне знаете.
Ведьма поскребла кончиком спицы крючковатый нос, вздохнула:
– Вот молодежь пошла сообразительная, на испуг не ведется. Ну, ладно уж. Мыслей не читаю, хотя сны подчас и могу видеть. А в твоих, милая, и мать твоя являлась, и богиня, и Зарга, змеюка наша подколодная, тебя в кошмарах мучает.
– Не надо, пожалуйста, – дрогнула я.
– Надо, милая. Тут выговориться надо и забыть. Но ты ведь не мстить сюда пришла, Аэлика, отомстила ты уже гадюке-то нашей, видить, хорошенько, ежели она до сих пор ядом исходит. Ты по душу мальчика моего послана, так ведь? А он мне дороже родного внука-правнука. Дьярушку я твоей богине не отдам никогда.
Я качнула головой:
– Нет. Спицей в небо.
– Ась?
– Не угадали, говорю. Не нужен он богине.
– Вот и я думаю: кабы убить приказано, так уж ты попыталась бы. А если за сердцем его пришла, так тоже кочевряжиться нечего. Да и на кой тогда тебе в Академию-то переться? Затесалась бы среди невест, аккурат в те дни был ежегодный парад девиц. И опять впустую, – пригорюнилась она.
– Я послана учиться темной магии.
– Будет врать-то! Зачем она тебе? Нешто своей мало? Ты, вон, даже крылья зашила, сердечная. И чтоб такие жертвы, да ради учебы? Не верю!
– Так это вы наговорили про меня принцу?
– Ничего я ему не говорила, а он и не спрашивал, – обиженно проворчала бабка. – Все хочет своим умом жить. Сам он догадался о сельо, не дурак, чай. Да тут немудрено догадаться. Ты так на рожон и лезла, себя показать. Кого только прикрываешь, мне пока непонятно. Если еще одну жрицу Лойт, так нет их тут больше. Зулия… ох, и странная она девка, даже сны беспросветны, словно и нет их. Да не с тобой она. И ты подальше от нее держись, мой тебе совет. Подружка твоя Миранда прозрачна, как стеклышко, и так же пуста. А мужчин вы, девы, не посвящаете в свои тайны. Путано все с тобой так, что я чуть отраву тебе не подсыпала, лишь бы беду отвести от Дьярушки.
– И что остановило?
– Твои сны. Нет в них зла. Так откройся мне, Аэлика, не мучь старуху. Может, и пригожусь тебе так, что спасибо скажешь, и вредить брошу.
– Это с птичками?
– И с ними тоже, – потупилась старая вредина, смущенно ковыряя спицей столешницу. – А вот послушай-ка…
И она рассказала, как хитроумный принц Дьяр пришел к ней с просьбой помочь выжить из Академии трех девчонок, которым тут не место. И предложил особо изощренные способы.
Скучавшая в башне ведьма вдохновилась. А результат вдохновения этой парочки – и новые приказы ректора об ужесточении дисциплины, и извлеченная из закромов Шу, подаренная через третьи руки Иреку, и опаивание зверька любовным зельем, чтобы с меня не слезало и яды пожрало, и пущенный слух о сбежавшем парике богини любви – якобы, прикосновение к Шу приносит не только исцеление от похмелья, но и удачу в любовных делах и выигрыш в картах одновременно.
Вся идея с нашим переселением в башню – дело пакостливых лап ведьмы и принца. А уж на своей территории Кикируся совсем оторвалась, доводя нас до дикой головной боли, чтобы мы не способны были учиться вообще и всячески это демонстрировали магистрам.
«Убью кого-нибудь!» – скрипела я зубами, слушая ее откровения. Вот только этот синеглазый пройдоха появится… Где он кстати?
– Вот, всё как на духу, – поклялась Кикируся. – Ты только Дьярушке не говори, что я чистосердечно покаялась, а то он обидится.
А глаз-то как хитро блестит! Уууу, заразы! Но лучше этой осведомленной и пронырливой бабки мне никого не найти для своих целей.
«Богиня, что скажешь?» – вежливо поинтересовалась я у высшей инстанции. Лойт хихикнула. Они боги, им можно. Развлекаются за наш счет.
Так как прямого ответа, как всегда, не последовало, пришлось самой скрипеть мозгами, в которые словно палки кто вставлял (или спицу?) – так медленно ворочались мысли.
Предположим, бабка не враг принцу, и он ей доверяет, раз совместные махинации они тут с размахом проворачивают. И за любимца она горой – вон как в меня вцепилась. Принц специально ее натравил, чтобы все вынюхала, что я ему не рассказала.
Довольнёхонькая Кикируся уставилась на меня в ожидании ответной откровенности. Ну, темные, все они тут! Нагадят, признаются, если станет выгодно, а мы будь благодарны!
– Вы ведь не оставите меня в покое, если не признаюсь, да? – спросила я. Старуха радостно закивала. – Я скажу, зачем меня отправили в Академию Тьмы учиться. Потому что богине стало известно: именно здесь маскируется под темного адепта светлый маг и мне надо его найти и наказать именем богини, потому что задуманное им преступление оскорбляет ее. Как вы понимаете, заявить об этом Темному трону мы не могли, потому приходится действовать тайно.
Бесцветные глазки Кикируси вдруг сверкнули, как стёклышки.
– Ах ты ж! Вот врать-то! – гневно засопела она, уткнув в бока кулачки, но не выпустив вязальный инструмент. – Да какое дело Лойт до белого волка среди черных, даже если и затесался кто? Что она суется всюду, эта изменщица извечная?! Всем пакостит, и белым, и черным! Правду говори! – и ведьма со всей силы воткнула спицу в клубок.
Я успела заметить, как густая тень в углу дернулась, на миг обрисовалось крыло с встопорщенными перьями. Но мне было уже не до странностей.
Сердце пронзила острая боль. Вот и пытки начались.
Я с трудом отвела магический удар. Села, сцепила руки в кольцо на коленях. Слабенькая, но защита. Второй удар не будет неожиданностью.
– Правду, так правду, – вздохнула. – Ты же знаешь, что богиня Лойт – защитница невинных дев, но Темный трон не дает ей выполнять предназначение в Тархареше. Мольбы оскорбленных девушек богиня слышит, но не может прийти им на помощь, и это ее мучает. Насильники остаются безнаказанными.
– И что? Это Темная страна, деточка, – пожала плечами старуха. – Тут либо сама себя защищай, либо мсти так за малейшее, чтобы и мысли не возникло о большем. Слабым тут не место, и рассчитывать на чужую помощь, да еще твоей лживой богини, будет только полная дура, а таких не жалко. Академия тут при чем и наш принц? Или богиня посчитала его насильником и решила наказать?
Тут я не удержалась, но старалась не коситься на тень в углу:
– Знала бы ты, сколько слышит богиня девичьих проклятий и просьб о мести вашему принцу за разбитое сердце, не удивлялась бы! Но насильником его, пожалуй, не назвать. Бессердечная скотина, бесчестный соблазнитель, беспринципный сердцеед. А таких Лойт не часто наказывает, увы.
О проекте
О подписке