Глава 7

Не обращая внимания на соседей, я позволила себе наплакаться вволю. И сразу после этого почувствовала облегчение – ведь я справилась! Я смогла, успела – он еще не стал для меня самым важным человеком. Уставшие от слез глаза закрылись, и я быстро уснула.

Примерно через два часа меня разбудила медсестра, напоминая, что пора идти на процедуры. С опухшими глазами я вышла. Надеюсь, до прихода мамы припухлость немного пройдет.

Сейчас от облегчения не осталось и следа. Тоска разрывала меня! Тоска и полная опустошенность.

Во время процедуры вспомнился его голос: «Лишь твое желание для меня – закон».

Лишь твое… Нельзя об этом думать! Все прошло.

Когда вечером пришла мама, она сразу заметила, что я, – по ее словам, какая-то безжизненная. Аня и Андрей тоже решили, что я впала в депрессию.

– Я знаю, что сделаю! – Андрей оживился. – Я принесу тебе ноутбук. Заполненный играми, музыкой, фильмами. Всем, чем захочешь.

– Не стоит себя утруждать, – отказалась я.

– Все равно принесу, а то ты совсем скисла.

Возможно, компьютер поможет мне отвлечься. Если мне вообще хоть что-то поможет.

– На улице хорошая погода, – Аня пыталась меня подбодрить. Хочешь, прогуляемся?

– Нет.

Мне было все равно, какая стоит погода.

После посещения гостей я попыталась заняться учебой – не получилось сосредоточиться; попыталась почитать – показалось скучным. От безделья я легла спать раньше обычного. Герой моего сна не изменился.

Проснулась я поздно, хотя и проспала около двенадцати часов. Первое, что я почувствовала – это совершенное нежелание вставать и вступать в новый день. И где-то глубоко внутри меня теплилась глупая надежда – может быть, он придет?.. «Нет! – тут же оборвала я себя. – Не придет. И роз больше не будет…» Сердце сжалось в комочек, я натянула на себя одеяло, словно желая спрятаться.

Часы показывали двенадцать, и я с неохотой поплелась на процедуры. После этого меня отправили к моему врачу. Он взглянул на меня и тут же оценил ситуацию.

– Ты ничего не ешь. Почему?

– Не хочется, – вяло произнесла я.

– Если ты не будешь есть, пролежишь здесь больше двух недель. Тебе этого хочется?

Я покачала головой.

– Тогда иди и поешь.

Стоя возле холодильника, я долго выбирала, что именно съесть. К горлу подступила тошнота, и я уже решила отказаться от этой идеи. В итоге рука потянулась за соком и творогом. Поесть все же надо.

Ковыряя ложкой в твороге, я осознавала лишь одно: он не придет. Сегодня не придет. И завтра. И потом. Так и сказал: «Твое желание для меня закон». Он выполнит свое обещание. Он всегда все выполняет. Почему же он стал для меня таким дорогим?.. Потекшие по щекам слезы попали в творог и смешались с ним. Все оказалось намного сложнее, чем я предполагала.

Расправившись с едой примерно за час, я поняла, что не хочу ничего делать. Ни читать, ни заниматься. Смотреть в потолок мне нисколько не надоедало. Сердце ныло, и я перестала сдерживать себя, отдаваясь чувству тоски. Все равно не получается с ней бороться.

Несмотря на то, что я много спала, мне снова захотелось спать. К тому же сон – это не явь, там Марк придет ко мне.

Я не ошиблась – во сне я убегала от Марка, который гнался за мной. Вокруг было темно, но я могла четко видеть его опьяненные ненавистью глаза.

На процедуры меня разбудила медсестра. Надо будет начать заводить будильник.

Врачи вновь напомнили мне про необходимость питаться, и я проглотила шоколадку, совершенно не почувствовав ее вкуса.

Сегодня вечером у меня было очень много гостей. Первой была Кристина. К моему сожалению, она не взяла с собой Артура – маленького двухгодовалого сыночка. Возможно, он смог бы отвлечь меня.

– Что с тобой? – Ее голос был очень удивленным, и мне захотелось посмотреть в зеркало, чтобы понять, что такого она увидела на моем лице.

– Что?

– Ты такая… убитая. Все так плохо, да?

– Скучно, – отговорилась я.

– Но ты вся заспанная и… не накрашена?! – Возможно, она впервые видела меня без макияжа.

– Спала целый день и решила дать коже отдохнуть.

– Ну-ка… – Кристина заглянула мне в глаза. – В твоих глазах совершенно отсутствуют признаки жизни.

– Говорю же, спала…

Как я ни старалась убедить Кристину в том, что чувствую себя нормально, мне это не удалось. Впрочем, как не удалось убедить в этом и следующих гостей – ко мне пришли Аня, Дима и Андрей.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – хором спросили они.

Похоже, мне нужно быть более убедительной.

– Да, ребята… Все как обычно. Андрей, вижу, ты все же принес мне ноутбук. – Я постаралась улыбнуться.

– Смотри, что я загрузил сюда.

Андрей открывал и закрывал бесчисленное количество папок, объясняя, что где находится. Я смотрела, словно в пустоту, не обнаруживая в себе ни малейшего интереса к происходящему. Единственное, что мне сейчас хотелось – так это вернуться в свою палату и спрятаться под одеяло. Конечно, я не запомнила всего того, что Андрей объяснял мне. Зато все остальные увлеченно смотрели на экран.

Зачем мне все это?.. Зачем мне стоять здесь и вымучивать из себя интерес, если Марк не придет? Какое теперь это все имеет значение, если он не придет? Держись, Вика, держись, ты все выдержишь, повторяла я про себя.

– Тебе неинтересно? – Андрей оглянулся на меня.

– Нет, что ты! Где, говоришь, ты спрятал музыку?

– Он же три раза объяснял, – буркнул Дима.

– Я что-то перепутала… Ребята, извините, мне спать очень хочется.

Все трое удивленно переглянулись.

– Ты не высыпаешься?

– Лекарства так действуют.

Попрощавшись с ними, мне так и не удалось отрешиться от реальности – когда уже заканчивалось время визитов, пришла мама.

К этому моменту мне уже хотелось кричать. Кричать о том, что я потеряла!

После всех этих визитов я была совершенно опустошена и обессилена. Я тратила силы на то, что мне было не нужно – на пустые разговоры и улыбки. Я просто хочу лечь спать…

Почти прожит один день. Я осознавала, что не хочу просыпаться завтра. Для чего? Для чего мне вставать? В голову закралась безумная идея: сбежать из больницы, чтобы придти в академию и хоть краем глаза посмотреть, убедиться, что он есть.

В палате я включила компьютер, но, не успел он загрузиться, передумала: не хочу, все это мне неинтересно. Стены палаты словно держали меня в клетке, а мне хотелось кричать… Выкричать все, что болит в груди – он не придет!

Принимая душ, я пыталась успокоиться, но вода, которая струйками стекала с меня, напоминала мне лишь о том, как я выходила из озера, любуясь самым красивым мужчиной, которого только видела в жизни. Вновь потекли слезы, смешиваясь с водой из душа. «Больше. Такого. Не будет» – отбивал мой пульс. Сердце, и так уже сжатое в маленький комочек, сжималось еще сильнее в бесплодной попытке выдавить из себя боль. Напрасно – она окутала все мое существо. И когда я успела так привыкнуть к нему?!

Я успокаивала себя мыслью, что сейчас лягу спать. Лягу спать и во сне буду с ним. Буду бежать от него, и бояться… Пусть он будет пытаться убить меня – но он будет! И я смогу посмотреть на него. Хотя бы во сне.

Мокрые от слез глаза закрылись моментально, как только голова коснулась подушки. Сквозь какой-то шум в ушах я слышала, что на телефон пришли несколько сообщений, но какое это имеет значение? Во сне меня ждет он.

На этот раз Марк не бежал за мной. Наоборот, я шла в полной темноте, не видя ничего вокруг. Я искала, искала его и звала: «Марк! Марк!» Только мне казалось, что я слышу его шелковый голос или вижу неясные очертания, как я спотыкалась обо что-то и падала, падала… и вновь искала и звала.

Что-то зазвенело. Разлепив глаза, я поняла – мой будильник. Отключив его, я потрогала свою голову – она раскалывалась от боли, а в ушах что-то звенело. Где я нахожусь, и что происходит?

Боль в сердце появилась даже раньше, чем я вспомнила и осознала последние события. Вспомнила вчерашний день. И поняла, что сегодня мне ждать нечего.

Я пыталась настроить себя на позитив, уверяла, что скоро станет легче… Но тоска судорожно сжимала мое сердце, а нежелание делать что-либо угнетало. Лежать бы так весь день – лишь бы никто не трогал меня.

Чувство совести заставило подняться и сходить на процедуры. После я даже поела, правда, при этом совершенно не ощущая вкуса.

Яркий свет за окном напоминал о том, как гладкие черные волосы Марка переливались в солнечных лучах; пустая ваза на окне – о розах, которых здесь уже никогда не будет. Против моей воли сердце воспроизводило каждую нашу встречу, каждое его слово, заставляя меня вздрагивать каждый раз, когда в памяти всплывали черные глаза. Заботливые и нежные… или яростные, с огнем вместо зрачка.

Лежа в кровати, я судорожно вцепилась в одеяло. Чувство отчаяния и беспомощности словно проходили сквозь меня, оставляя болезненные следы в каждой клеточке моего тела. Он не придет. От слез горели глаза, и каждый раз, когда я шепотом произносила фразу «он не придет», мое тело будто ударяло током, такой болью и шоком были пропитаны эти слова. Однако постепенно резкая боль уходила, уступая место ноющей тоске.

Последующие дни я спала по пятнадцать-восемнадцать часов в сутки, просыпаясь только из-за процедур и гостей. Глаза уже превратились в опухшие щелки, но не от слез – плакать я перестала, а оттого, что слишком много спала. Как я ни пыталась пробудить в себе интерес хоть к чему-то, у меня ничего не получалось – я так и не включила компьютер Андрея, перестала заниматься химией и физикой, не брала в руки книги. «Войну и мир» я даже не тронула, не дочитав даже «Гордость и предубеждение». Единственной моей крепостью была кровать, лежа в которой я почти всегда смотрела сны о Марке. Может, потому и спала – чтобы побыть с ним хотя бы во сне. Иногда я просто смотрела в потолок, и мне казалось, что стены начинают наклоняться и сдавливать меня.

Мама не на шутку перепугалась. Я пыталась уверить ее, что мне просто необходим свежий воздух. Впрочем, как и всех остальных – Аню, Андрея…

По большей части, мне было все равно, что они думают о моем состоянии. Уверять кого-то в том, что у меня все хорошо, тоже не хотелось. Не верят – это их дело.

Общаясь с однокурсниками, я старательно избегала касаться волнующей темы. К счастью, о Марке никто не заговаривал.

Я ждала. Ждала, когда тоска перестанет мучить мое сердце, и я вернусь к себе – к себе такой, какой я когда-то была.

Двадцать девятого сентября я окончила курс процедур, и мне сообщили, что с завтрашнего дня можно будет выходить на улицу. Теперь я выйду на свежий воздух, и для мамы нужно будет придумать новую отговорку насчет моего депрессивного состояния.

Этой ночью я попала в сказку…

«Ты считаешь меня красивым?» – спрашивал Марк, согревая мои холодные руки своими пылающими ладонями. «Но красивей тебя я никого не встречал». Шелковый голос сводил с ума, черты лица я видела так, словно это был не сон. «Я не хочу обидеть тебя, поверь мне! И не обидел бы никогда. Ты слишком чиста, чтобы я мог ранить тебя…»

Проснулась я без будильника, оттого, что по щекам текли слезы. Уже несколько дней, как слезы высохли, и вот опять. Поддавшись порыву, я начала сознательно вспоминать Марка, хотя запрещала себе это делать. Вот я вижу родное и самое прекрасное лицо на свете, вот слышу такой дорогой мне голос. С тревогой заглядываю в опасные глаза… Хватит отрицать очевидное – я влюбилась.

«Я люблю тебя, Марк».

Как я и думала, воспоминания не прошли даром – волна новой боли накрыла собой пелену тоски и безразличия, что едва утвердилась внутри меня. Теперь эта боль прорвалась в самый затаенный кусочек моего сердца и нагло поселилась там, распуская импульсы по всему телу. Значит, вот чего я боялась. Вот почему не хотела любить!

Мне стало душно в четырех стенах, захотелось выйти туда, где меня ничто не будет сдерживать.

Я вспомнила, что сегодня мне можно выходить на улицу.

Головной боли больше не чувствовалось – она превратилась в привычку. Перед глазами стояло любимое лицо.

Наспех умывшись и одевшись, я выскочила на улицу. Погода была хмурая, но без дождя. Почувствовав свежий холодный воздух, я жадно вдохнула. Прохладный ветер высушил стекающие слезинки, и я бросилась прочь от больницы. Когда проходила мимо качелей, на которых еще не так давно сидели мы с Марком, боль в сердце напомнила о себе с удвоенной силой.

Сбавив шаг, я подошла к деревянной скамейке. Прямо возле нее стоял огромный дуб с широко раскинувшимися ветвями и яркими листьями. На скамейку я забралась прямо с ногами, прислонившись спиной к мощному стволу. «Дуб – это символ силы и мудрости. Береза отдает силу, а дуб – забирает». Воспоминания в моей голове сменяли друг друга, и я не сопротивлялась им. Раз уж впустила в себя боль, теперь можно немного насладиться воспоминаниями…

Но я опять не рассчитала свои возможности – думала, что больнее уже не будет, но когда оторвалась от своих грез и открыла глаза, шокирующая действительность вызвала во мне новый приступ отчаяния.

Как же так?.. Его нет!

– Марк! Пожалуйста, вернись, – тихонько прошептала я. А после, потеряв над собой контроль, вскочила со скамейки и крикнула, что было сил: – Пожалуйста, вернись!! – Голос надорвался, словно отделяя букву от буквы, слог от слога.

Крик опустошил меня, и боль ненадолго сжалась в комочек и прекратила посылать импульсы по телу. Но только совсем ненадолго…

Задул сильный ветер, унося мои слова куда-то дале-ко-далеко. Я села и закрыла глаза. К счастью, мыслей не было, и я просто слушала свое дыхание, сначала частое и прерывистое, потом глубокое и медленное.

Со странным чувством расслабления я просидела там около получаса и вернулась в палату. Только спать на этот раз я не решилась. Теперь не хотелось смотреть сны о нем.

Примерно через час меня позвали к доктору.

– Ждешь хороших новостей? – с улыбкой спросил он.

– Хороших новостей, – усмехнулась я. Лишь одна новость могла бы быть для меня хорошей – о том, что мне принесли розы. Но этого не будет, поэтому я была равнодушна.

– Сегодня четверг. Выписываем тебя в понедельник. Еще неделю, максимум две, полежишь дома. Какие препараты будешь принимать, объясню во время выписки. Ну, что, рада?

– Да, – вяло отозвалась я. Дома, конечно, лучше. В комнате буду одна, и душ будет не общий. А так – в чем еще разница? Ни тут, ни там Марка не будет.

– Странно… Я думал, ты будешь в восторге.

– Конечно, я рада. Просто, я не ожидала ничего другого. Две недели уже прошло.

Вернувшись в палату, я покорно уставилась в потолок. До визитов еще далеко. А что, если опять выйти на улицу? Может быть, улучшиться внешний вид и мама будет меньше волноваться?

Решив прогуляться еще раз, я вышла из палаты.