Правда, моя «званская жизнь» ничем не напоминала «званскую жизнь» Державина – ни великолепием и пышностью, ни гастрономическими утонченностями и изобилием. Но то, что Державин так любил Званку, придавало ей для меня совсем особую прелесть, окрашенную поэтичностью.