ПРОЛОГ

– Отлично получилось! Очень интересно!

Олег снимает очки в тонкой золотой оправе, перебирая исписанные моим корявым почерком листы.

Мы традиционно расположились на полу его гостиной напротив друг друга в своих излюбленных позах, названных им: «васнецовская Алёнушка» и «Демон поверженный». Я – обхватила колени, он – почти лежит, опираясь спиной на потертый кожаный диван. Горят свечи, тикают часы, за окном дождь. Ради этих вечерних посиделок Олег приобрел тёплый и пушистый, дорогущий ковёр. Как он выразился: «Для уюта вдохновенных откровений». Напряженно наблюдаю за нюансами смены выражений на его аристократическом лице. Так как, с некоторых пор, его мнение стало для меня крайне важным.

– Мне кажется, нами найден великолепный ход. После каждого провала в «Мир Мультов» записывай всё, что там происходило.

– А мне кажется, Олег, что я, все-таки, сумасшедшая! – несдержанно перебиваю я. – Ведь, это ненормально – иметь в голове целый набор неконтролируемых существ, которые живут своей жизнью и затягивают меня в неё всё сильнее и глубже. Если бы не ты, я бы уже…

– Даже и так, – весело парирует Олег. – Если уж на то пошло, скажи мне лучше: кто вообще нормален? И что есть норма? Для меня ясно и очевидно, что каждый встреченный мною человек носит в себе свою скрытую от посторонних глаз ненормальность – свой «тайный бред». Отличие тебя от большинства в том, что твой бред великолепен! Ярок, разнообразен, сложен! Как, впрочем, у всех талантливых и гениальных людей! Я совершенно очарован структурой и разно плановостью твоих фантазий. Счастлив твоим откровением. И совершенно уверен, что ты просто обязана выносить его «за скобки» своей головы. Вот и всё! Без страха, надуманных страданий и чувства ущербности! И ты должна знать, что не одинока в своей сложной внутренней жизни. Есть потрясающие реальные примеры, о которых написаны книги. Вот эта, например.

В руках Олега книга, которую он протягивает мне. Откуда она появилась? Он вытащил её из-за спины? Или я опять напилась?

Осторожно ставя огромный пузатый бокал с остатками вина на паркет за краем ковра, беру книгу: Дэниел Киз «Множественные умы Билли Миллигана».

– Вот, почитай на досуге, – слышу я его голос, проваливаясь в сон. – Реальный человек, «носивший» в себе 23 личности одновременно… Психиатры хватались за голову…Изучали его …

ИНТЕРМЕДИЯ

МУЛЬТЫ

Они опять собрались попить чайку, чтобы продолжить свой нескончаемый разговор. Уже в который раз за сегодняшний день это «чаепитие» выбивало меня из намеченного режима и отвлекало от важных дел.

– Вот, что ты, Потеряшка, вчера ответила той невоспитанной продавщице в магазине? Глупость же ответила. Можно было ей и загнуть что-нибудь интеллектуально-высокомерное, чтобы заткнула свой надутый до безобразия искусственный рот.

«А, это Задира, никак опять рвется в бой, – устало думаю я. – Не хватает ей событий. “Королевство маловато, разгуляться негде”».

– Успокойся уже, Задира, – вступается за Потеряшку Умняга. – Ты же прекрасно знаешь, что «сколько людей, столько и мнений», и «насильно мил не будешь», и «позволь себе быть собой, а другим – другими», и…

– Стоп! Стоп! Стоп! – поперхнувшись чаем и звонко треснув чашкой о стол, обрушивается на защитницу Задира. – Закрой свой цитатник и обрати уже лицо к реалиям жизни. Волчий мир – волчьи законы! Тебя кусают – кусай в ответ!

Задира вскакивает из-за стола, опрокинув стул. Её щёки горят. Ноздри гневно раздуваются. Взгляд пылает праведным негодованием. Кулачки нервно сжаты…

Мое же сердце бешено заколотилось. Это случалось всегда, когда Задира начинала бунтовать. Этого нельзя допустить. А то, если разойдется – весь мой день можно снести на помойку. Пользы от мыслей и действий не будет никакой. И я усиленно сосредотачиваюсь, призывая из глубин сознания моего любимого Мудреца. В ответ – тишина…

«Ну почему, всегда, когда нужен, тебя днем с огнем не отыщешь. В каком укромном уголке моего сознания, опять завис в своей медитации?»

Вдруг слышится монотонное: «“Я” – нет. Личности – нет. Обижаемся и гневаемся, когда задето наше ложное Эго. Все есть Ничто. Все – тлен».

Вот он. Вышел из тени, наконец. Глаза прикрыты. Борода седая. В руках чётки. В кимоно. Медленно раскачивается в такт своих мудрых коанов.

– Ты что, дедушка – белены объелся? – вытаращив на Мудреца глаза, бесцеремонно прерывает его Задира. – А кто я? И кто ты? И кто эта дурочка – Потеряшка? Если, как ты выражаешься: «Я» – нет?

– Все мы, всего лишь, «Я» – роли в этом грандиозном не осмысляемом Ничто, – замысловато отвечает Мудрец, воздев руки вверх.

«А! Это он про меня говорит! – наполняюсь гордостью. Чувствую себя уникальной, таинственной и великой».

– Ой, что-то, многоуважаемый Мудрец, вы ЭГО этого непознаваемого НИЧТО сейчас непомерно раздуваете, – Умняга почтительно подходит к старику, мягко беря его под локоть.

– Присядьте лучше. Попейте чайку, расскажите что-нибудь интересное и познавательное. Только не очень сложное. А то некоторые, – при этих словах Умняга многозначительно смотрит в сторону насупившейся Задиры, – не смогут осмыслить, а тем более принять к сведению мудрость ваших слов.

– Ага, – поняв намек, зло огрызается Задира. – Куда уж нам – эмоциональным и нетерпеливым понять ваши премудрости. Знаю я вашу унылую беседу: меня –нет, тебя – нет, непонятное Ничто всем рулит. Огрызаться тупым курицам нельзя, а надо им «позволить быть собой». И ещё при этом мнения их «куриные» выслушивать. Зашибись, какая крутая мудрость. Только эта мудрость для слабаков. Лучше призовите на ваш праздник круглого стола Терпилу (что-то давно его не видать). Призовите и вещайте ему ваши прекраснодушные цитаты о подставлении щёк и о необходимости всех «куриц» на свете понять и простить. А я пока, лучше сочиню достойный ответ этой губошлёпке, хотя бы в фантазиях своих ее допеку.

Задира шлепает по плечу сонно клюющую носом Обидку: «Просыпайся, Обидка! Пойдем придумаем что-нибудь поядовитее и позаковыристее!»

Обидка испуганно подпрыгивает и, открыв огромные, навыкате глаза напряженно смотрит в одну точку.

– Да не тормоши ты её, почем зря. Потом всем миром будем успокаивать. Хлопот не оберешься, – подливая Обидке горячего чаю и участливо поправляя редкие слипшиеся волосики на её непомерно большой голове, шепчет Забота. – Пусть себе спит спокойненько. Да и ты угомонись, пожалуйста. Что тебе всё неймется?

– Точно! «Худой мир, лучше доброй войны», – бодро встревает в разговор Умняга. – Не ввязывайся ты в эту мышиную возню. Подумай о последствиях и о нашем покое. Ведь развяжешь свои фантазийные боевые действия, по сути невесть с кем, а мы расхлёбывай потом эту муть за чаем неделями.

Стремительность в пышном длинном платье, развевающемся на непонятно откуда взявшемся ветре, как всегда появляется внезапно. На секунду застывает в величественной позе у стола. Затем, хорошо поставленным голосом громко декламирует: «Работа не ждет! И время идет! Всегда лишь вперед! И будет доход!»

Гордо вскидывает голову, окинув присутствующих презрительным взглядом, и широким жестом руки указывает направление в этот самый «перед». Затем, театрально раскланявшись, порывисто удаляется.

– Видали, – зло хохочет Задира. – Нашего поэта подсиживает. Вот бы он услышал эти доморощенные частушки. А! Вот и он! Не выдержала душа поэта!

– Терпеть не могу халтуру! Это немыслимо! Что она себе позволяет! – слышится старческий скрипучий голос.

– Хватит!!! – ору я не своим голосом. – Прекратите сейчас же. Убирайтесь вон!

Стремительность права!

Работать пора!

Это моя голова!

Нет безделью с утра!

– Я же говорю – примитивнейшая рифма! – грассируя, сварливо перебивает меня поэт.

– Поэт, дорогой! Давай потом! Ну правда! Мне работать надо. А вы с утра мне праздность круглого стола устраиваете. Угомонитесь. Дайте собраться с мыслями.

– Ладно уже. Поработай чуть-чуть. А потом этой стерве из магазина все же что-нибудь сочиним, – снисходительно отвечает за всех Задира, громко отхлебывая остывший чай.

И я иду к мольберту. На нем почти законченная копия «Натюрморта с цветами и фруктами» Яна ван Хёйсума. Привычными, до автоматизма отработанными движениями готовлюсь к работе. Резкий запах разбавителя и красок на палитре. Всё – на своих местах. Мир обретает смысл и цвет. Здесь и сейчас! Прислушиваюсь к мультам. Вроде затихли. Хорошо. Как хорошо…

Наслаждаюсь моментом. Есть большие плюсы в том, что нувориши любят украшать стены гостиных и кухонь копиями работ фламандской живописи. Для меня это – заработок и возможность погрузиться в знакомый и любимый мир малых голландцев. Жанр роскошного натюрморта всегда погружает в состояние некоего аутизма и заставляет забыть обо всем на свете. А это так целительно для меня. Никаких Мультов. Никакой «смертной тоски». Только завораживающее буйство красок и форм, сложные взаимоотношения предметов, лабиринты насыщенных композиций. Я погружаюсь в этот мир полностью. Он полон собственных тревог и гармоний. И время, наконец-то, перестает пульсировать во мне мучительной длительностью тотального одиночества и, затихая, на цыпочках ведет пасмурный питерский день в непроглядно долгий дождливый вечер.

Звонкий позывной скайпа выводит меня из анабиоза безотрадной задумчивости. Это Юлька проснулась в своей Америке. Нажимаю на кнопку и вижу на мониторе солнечный лик моей подруги. «Солнечный» в реальном смысле! Глаза лучатся радостью, волосы ярко-желтым, в комнате вокруг неё ореол из солнечного света.

– Класс! – искренне восхищаюсь я. – У вас там солнцем пропитано всё!

– Да! – тут же подхватывает подруга. – А как океан шумит, слышишь?

– Слышу, слышу! – голосом зайца из мультика «Ну, погоди!» преувеличенно бойко гримасничаю я.

Но, Юльку не обманешь. Видимо, она считывает мой вялый настрой.

– Перестань уже, Олька! – звенит подруга чрезмерной для меня жизнерадостностью. – Хватит хандрить! Пора уже выбираться из этого твоего затяжного уныния. Тёте Люде ну вот вообще не понравилось бы то, как ты живешь сейчас без неё. Встряхнись уже. Выйди «в свет». Сходи на свидание какое-нибудь, что ли!

– Да, хорошо тебе говорить, Юлечка, – шевелится в моей голове Нытик. – Ты во Флориде, где солнечный горячий зной и крошечная теплая зима. А в моем, теперь родном Питере: холод, ветер и 30 солнечных дней в году.

– А ещё! – подключается Зависть. (Для встречи с Юлькой она нарядилась в розовое). – Нам за 30. И у тебя, Юлечка, все, «как у нормальных людей», то есть муж, двое детей, уютный дом. В общем, полная определенность. А я, как неприкаянная, одна-одинешенька.

Зависть, как всегда, собирает толпу. Приковыляла и тихо села в углу Потеряшка. Обидка, почуяв для себя интерес, перестает дремать и с заискивающим любопытством ждет развития разговора.

Я слушаю мою любимую и жизнерадостную подругу, изображая полное оптимистичное согласие с её вескими доводами. Но! В самом эпицентре меня, в полной боевой готовности начинает саботаж сволочь – Зависть. И как же я её за это ненавижу!

Отключив скайп и торжественно пообещав Юльке, что непременно и тотчас же зарегистрируюсь на сайте знакомств и уж обязательно отхвачу там себе «завидного жениха», я остаюсь в одиночестве. Откидываюсь на спинку стула. Замираю. В звенящую тишину внутреннего пространства медленно вплывают сестры-двойняшки – Тоска и Печаль. В своих серых хламидах, висящих на угловатых длинных телах, они похожи на унылые безмолвные приведения. Как въедливый, ядовитый дым сёстры заполняют меня полностью, сочатся через поры кожи, проникая в мир внешний. Обволакивают комнату, пропитывают предметы, сливаются с вязким туманом за окном. Но, вдруг, в этой липкой безрадостной мути, чувствую нестерпимую, острую боль. Сердце! Этим унылым садисткам – мало. Они привели за собой инквизиторов похлеще. Страдание и Ностальгия сладострастно впиваются в мою суть. Пьют по капле. Выедают мозг. Высушивают останки. И я чувствую себя, как муха в янтаре. Замурованная. Обездвиженная. Мёртвая.