Глава 1

Когда раздался первый телефонный гудок, я уже чувствовала, что ничего хорошего не произойдет, но все-таки ответила. – Дарья Сергеевна? – раздался в трубке чуть хриплый мужской голос с ноткой делового превосходства, которое обычно свойственно юристам или адвокатам. Я не относилась ни к тем, ни к другим, поэтому ответила в своей привычной, слегка сбивчивой, манере: – Да …, да … Это я.

– Мое имя – Лев Валерианович Бамаун, я личный нотариус вашего отчима, Анатолия Михайловича Лаврова, ныне покойного.

 Звонок застал меня на пороге квартиры, и я, не удержавшись на ногах, села тут же, на коврик.

– Как? Как? Давно его не стало? – скорее по инерции ответила, чтобы просто что-то сказать. – Несколько дней назад. Похороны состоялись сегодня. Я надеялся, пересечься с вами там, поскольку покойный не оставил мне ваших контактов… Пришлось делать лишнюю работу, – в голосе послышались нотки осуждения.

Как реагировать на такую новость: смеяться или плакать? Руки тряслись, пришлось обхватить смартфон обеими руками, чтобы, чего доброго, не уронить. – Хорошо…

– В смс сообщении я вышлю вам свой адрес. Жду вас завтра, с утра.

– Но я…

– Всего вам доброго, Дарья Сергеевна.

Мужчина отключил вызов.

– … не собираюсь к вам приходить, – добавила тихо, глядя невидящим взглядом в дверной косяк.

Телефон «курлыкнул», выводя меня из состояния легкого замешательства, – пришло сообщение с адресом. Надо же, бизнес-центр «Орел». В нем позволить себе снять офис может только элита нашего общества, к сливкам которой и относился отчим. Он любил все самое лучшее…

После этих мыслей, руки затряслись с удвоенной силой, пришлось идти на кухню и принимать таблетку успокоительного – ботинки сняла возле холодильника.

Нотариус… А ведь он даже не сказал причину звонка. Неужели этот… оставил завещание. Лекарство легло в желудке неприятным комком.

Отчим… Когда я услышала, моим единственным порывом было собирать немногочисленные вещи и уезжать из города. Опять…

Муж находится в командировке и вернется только завтра вечером. Есть время обдумать, как поступить. Если моего заклятого врага не стало, значит, я свободна? Свободна?! Прибывая в растерянных чувствах, поплелась в душ. И, пользуясь отсутствием мужа, позволила себе быть несколько неряшливой: на ходу сняла пальто, оставила его на первом попавшемся в прихожей стуле, вместе с сумкой и перчатками.

Сразу после душа нацепила любимую, ужасно застиранную, фланелевую пижаму, розовую в мелкий цветочек, и шерстяные носки с розовыми помпонами, которые при каждом шаге играли друг с другом в чехарду. И даже такая ерунда – помпоны – мне иногда казались невероятной шалостью в моей размеренной жизни.

 Ромашковый чай с ложкой гречишного меда (его мне на работе подарила благодарная клиентка), бутерброд со вчерашней сосиской и все, запасы моего холодильника истощились. Завтра придется заезжать в магазин, приедет муж, а он есть, в отличие от меня.

Зачем все же звонил нотариус? Неужели… Не хотелось об этом думать, но этот вопрос оставлять не стоит. Завтра поеду к этому Валерианычу и отрекусь, открещусь от чего бы там не было. Хотя боялась даже представить…

В кухне, на стене, висел календарь. Возможно, это самая важная вещь в этой двухкомнатной квартире… Бросила на него взгляд: десять красных крестов разделяли два черных квадрата – даты перевода денег. Поставила сегодняшний крест, лежащим тут же маркером, теперь – четырнадцать.

Зябко поежилась, и обняла себя руками. Мама постоянно говорила, что я мерзну из-за низкого кровяного давления, мне же казалась, что я давно уже вымерзла где-то внутри, и холод постоянно вырывается наружу, как из неплотно закрытого холодильника.

Работа… Проснувшись утром, почувствовала себя школьником, который готов стучать пятками об кровать, греть градусник в чашке чая, лишь бы не идти на работу. Позвоню начальнице, въедливой женщине предпенсионного возраста, и скажу, что заболела – ротовирус, а она любых вирусов боится посильнее ревизии. Посижу один день за свой счет. Слишком много дел: нужно приготовиться к приезду мужа – убраться, купить продукты, приготовить вкусный ужин, съездить к нотариусу, привести себя в порядок и сидеть смирно в ожидании встречи. Между мной и мужем никогда не горели чувства, по крайней мере с моей стороны, а сейчас там вообще царит полная прохлада и дуют сквозняки: от этого становится страшно. Боюсь, второй раз связать себя с кем-то отношениями я не решусь. По логике, с утра стоит разобраться с прошлым, как раз все по пути, затем посетить магазин и далее по списку…

Утром нарядилась для встречи с нотариусом в официальный костюм, надела привычную белую блузку, один вид которой вызывает тошноту, а все из-за рабочего дресс-кода, который я, штатный сотрудник банка, менеджер по обслуживанию, обязана неукоснительно соблюдать. Я давно дала себе зарок, когда уволюсь – сожгу все свои семь белых блузок в торжественном костре.

Мой верный собрат и товарищ, старенький автомобиль – хонда фит не подвел, привычно чем-то подребезжал под капотом, скрипнул, но исправно тронулся с места. Пока все идет хорошо.

Привычно непрерывные потоки городского транспорта каждый раз нагоняли на меня оторопь, и мне каждый раз приходилось брать себя в руки и вливаться в них. Ощущение, что все плывут по течению, а я – против, как нерка на нерест.

Нотариальная контора более чем оправдала мои ожидания: это был современный офис в нежно-голубых тонах, с белым полом, в глянцевом блеске которого отражались изысканные, но не вычурные плафоны, украшавшие стены, какой-то мастер их ловко подвесил к деревянным панелям цвета мореного дуба. В приемной секретаря не было и я, не таясь, прошла сразу к кабинету. Никто из других сотрудников, снующих туда-сюда, от кофейного автомата и до своих рабочих мест, также не обратил на меня внимания. Я в своем темно-синем костюме, мягко ступающая в удобных рабочих туфлях, почти слилась с местной атмосферой.

«Кабинет 125» – было написано в сообщении, и сейчас эта надпись висела передо мной. Дверь была приоткрыта, что позволяло рассмотреть сразу всю обстановку: окно, стол и самого хозяина, пожилого мужчину с легкой проседью на висках.

– Проходите, девушка, не стесняйтесь, – обратил на неуверенно мнущуюся меня свое внимание нотариус.

– Вы мне вчера звонили. Я – Терехова Дарья Сергеевна.

Мужчина медленно откинулся на спинку сидения, скрестил руки на груди и осмотрел меня удивленным взглядом. Да, неимоверно худа, да, глаза разного цвета, зеленый и голубой, темно-каштановые волосы затянуты в колосок – зачем так смотреть? Лицо совершенно не соответствует эталонам современной красоты: острый подбородок, небольшие, но выразительные губы, небольшой, но абсолютно прямой нос (при желании можно положить линейку). Миллионы людей такие же, как я. Невольно повела плечами, испытывая долю дискомфорта от пристального внимания. На работе меня тоже часто рассматривают… но привыкла как-то, а здесь некомфортно.

– Ну, во-первых, здравствуйте!

– Да. Здравствуйте, – формально улыбнулась и осмотрелась вокруг. Заметив мой жест, мужчина спохватился и, подскочив с места, быстро обошел стол и отодвинул для меня стул.

– Извините, не ожидал… Присаживайтесь.

– Спасибо. Чего вы не ожидали?

Меня всегда смущало такое слишком манерное поведение мужчин, в голове тут же возникали вопросы: зачем они это делают и чего хотят этим добиться от меня? Лев Валерианович вернулся на свое место и, улыбнувшись уголками губ, мягко сказал:

– Что вы такая…

Я напряглась и села по «стойке смирно», если это можно изобразить сидя.

Нотариус не спеша достал из футляра очки, они сверкнули тонкой золотой оправой, и аккуратно погрузил их на нос.

– Я долгие годы работал с Анатолием Михайловичем и знал его очень хорошо…, – мужчина прочистил горло, и добавил, сладко протянув фразу: – и все, все его пристрастия… А вы в эти рамки не особо вписываетесь.

Мне достался еще один, на этот раз ироничный, взгляд. Он говорил: «Можешь строить сколько угодно невинного ангела, но я-то вижу тебя насквозь!»

– Ну знаете! – поднялась со стула.

– Дарья Сергеевна, разве вы не хотите узнать, что оставил вам в наследство «отчим» – последнее слово он вновь протянул.

– Оставьте себе, – глухо ответила, направляясь к выходу, – это же вы с ним плодотворно работали и изучили все предпочтения. А я его не видела почти десять лет и рада, что не увижу больше.

Досадуя на себя, шла по коридору. Ничего хорошего ждать от отчима не приходилось никогда, даже после смерти добрался. Зачем я сюда вообще пришла?

– Дарья Сергеевна, простите… Я что-то не так понял. Мужчина торопливо преградил мне дорогу, синий, плотно лежащий на фигуре костюм сбился и теперь образ нотариуса не казался столь элегантным и дорогим.

– Кажется, я невольно вас обидел.

– Вольно, – вставила и посмотрела прямо мужчине в серые глаза. Он был приблизительно одного роста со мной. – Каюсь, вольно… Но вы на самом деле мне очень понравились… – Он спохватился и широким жестом показал обратную дорогу в кабинет: – Давайте все же закончим наше общее дело. Обещаю, больше никаких игр в слова.

 Отвечать не стала, просто пошла следом и села на ранее предложенный стул. Лев Валерианович из нижнего ящика стола достал небольшую папку с бумагами, наверху которой лежало завещание. С такими документами я работала почти каждый день и сразу обратила внимание.

– Вам в наследство достался загородный дом, – без обиняков заявил нотариус.

– Но… Я бы не хотела принимать наследство…, – проговорила фразу, давно оформившуюся в голове.

– Возьмите. Он протянул мне оранжевый лист… Я взяла. С удивлением обнаружив, что руки трясутся.

«Поселок Сосновый Бор, дом 33» – это настоящая мечта. Совсем недавно, по рабочим вопросам, я была в этом месте. Дорогие, расположенные на удаленном расстоянии друг от друга, особняки невероятно органично вписывались в окружающую природу. Даже если сейчас я закрою глаза, могу легко представь эти прекрасные виды: среди вековых елей, высятся крыши дорогих особняков, и поблескивает на солнце вода местного озера.

– Дарья Сергеевна, думаю, вам не стоит решать сгоряча. Съездите. Осмотритесь. И потом, у вас есть еще тридцать дней до вступления в наследство.

Мама часто говорила: «С худой овцы хоть шерсти клок». Но что-то мне подсказывает, что это не та ситуация. Если бы это были деньги… или очередные подачки, которыми он досаждал нам первые несколько месяцев, пока мы вынужденно не убежали. Не хочу про это вспоминать…

– Хорошо, – неожиданно, даже для себя, сказала, оторвав мутный взгляд от подписи отчима внизу завещания.

Как покинула кабинет нотариуса, как вышла из бизнес-центра и села в машину – не помню. Очнулась, когда уже катила по магазину тележку с продуктами. Осмотрела, что уже успела в нее набросать. Вино… Забыла вино. Приезд мужа нужно будет отметить. От наследства я пока не отказалась, а решила просто посмотреть. Когда же я уже научусь говорить людям «нет» с первого раза, это очень часто мешало на работе, да и в обычной жизни.

Глава 2

«Сосновый Бор, дом 33». Я на своем, скрипящем при каждом повороте руля, фите, – в сервисе автомеханик, когда я ему объяснила проблему – скрипит, значимо, с явной иронией, мне ответил: «Это яйца…», я, естественно, развернулась и уехала (зря, оказалось, не шутил), – совершенно не вписывалась в картину, где к трехэтажному дому вела ровная дорога, вымощенная белоснежной плиткой.

У меня был ключ от электронных ворот, воспользовавшись им, широкие ставни из витиеватой ковки, разъехались в стороны. Я заехала на территорию.

Дорога делила пышущую зеленью парковую зону на две одинаковые части и упиралась прямо в широкое крыльцо. Особое внимание привлекали белые вытянутые вазоны, расставленные в шахматном порядке по периметру парка.

Дом… Дом был деревянным из точеных, один к одному, бревен, с широким крыльцом, на котором стояла аккуратная лавка с серыми подушками и свисающим со спинки пледом, перед ней стоял деревянный стол на высоких икс-образных ножках – на круглой столешнице лежал забытый кем-то уже засохший букет полевых цветов. По словам Льва Валериановича, на заднем дворе были постройки и места отдыха, но туда я не собиралась идти – сначала хочу осмотреть сам дом.

Значит, здесь провел свои последние годы мой бывший отчим. Я ощутила на душе отголоски ненависти и страха, но привычно предпочла на них не зацикливаться.

Раньше – да, я сильно боялась и тряслась над мамой и Леськой, а когда они были вынуждены уехать за границу, стало легче дышать. «Легче дышать» – это даже звучит малодушно с моей стороны, но ничего уже не изменишь.

Крепко сжав в руке ключи от дверного замка, осматриваясь, прошла на крыльцо. Дверь поддалась легко и, словно ждала гостей, распахнулась сама. Пахло приятно – полевыми травами, в небольшой веранде, куда я попала, по углам висели букеты лаванды, перевязанные льняной лентой. Две стены полностью были заняты громоздкими лакированными шкафами, полки которых ломились от разномастных книг и журналов, у единственного окна, которое занимало целую стену, одиноко стояло колченогое кресло, со свернутым шерстяным пледом у спинки. Эта комната казалась вырванным осколком другой эпохи и меньше всего походила на прихожую, скорее на средневековую гостиную, где вечерами в кресло, хрустя костями, садилась бабушка, укрывала ноющие колени шерстяным пледом, брала с ближайшей полки книгу и читала окружившим ее внукам сказки. В следующей комнате передо мной предстал холл. Это было огромное, пространство, разделенное на разные зоны. В одной части разместились большой овальный стол в окружении резных стульев, широкая, отдельно стоящая барная стойка с фасадами из темного дерева и каменной столешницей, а в самом углу находилась кухня, составляющая один ансамбль с барной стойкой, здесь, так же, в большом количестве висели связки из трав. В другой зоне (отдыха) первое внимание на себя притягивал огромный камин из серого камня, перед ним, традиционно для антуража таких домов, распласталась шкура невезучего животного (в моем случае, не свезло медведю); огромную часть пространства занимал полукруглый диван, цвета молочного шоколада, широкая тумба из темного дерева притаись у противоположной стены, а венчал все это великолепие – высокий потолок с витражным окном под самой крышей, его света хватало, чтобы осветить всю комнату, словно сквозь призму калейдоскопа.

Неуверенно прошла вглубь. Здесь было уютно, возможно, это обманчивое впечатление складывалось из-за деревянных стен или связок сухой травы, или казавшимся уютным ковра, на котором расположился диван с разбросанными в творческом беспорядке подушками, они графитовыми и бардовыми пятнами разбавляли общую суровость обстановки, или винить стоит прихожую с креслом и книгами – все это вместе взятое, заставляло томно сжиматься сердце, мне здесь нравилось.

«Пожизненная оплата содержания дома со специального счета» – сказал нотариус. Мне, по представлению отчима, нужно было здесь просто жить. А если продать?