Ирина Лазаренко
Невыносимые. До порога чужих миров

Книга 1
До порога чужих миров

Путь долга редко бывает простым, но только он может дать человеку понятную, ощутимую цель, а вместе с целью он дарует уверенность, твердую почву под ногами и смысл всего существования.

Предания, следоуказательный текст

Да нам просто страшно идти по дороге мечты!

Приписка на полях в одном из экземпляров

Пролог

Ташуя обхватила ладонями чашку и скучно протянула:

– Я умру.

Орим, ее отец, поморщился. Вот же заладила: «умру» да «умру», говорит одним и тем же тусклым голосом, смотрит в стенку – и не понять: всерьез ли она помирать собралась, чует ли что-то по-своему, по-магически, или же просто треплется, тетешкая свою грусть и страшную вину.

– Прекрати мне это, – велел Орим и подвинул к дочери кувшин с отваром. – Мелешь дурное дурным языком, да еще на ночь глядя!

Кувшин Ташуя взяла, налила отвара в чашку, чуть расплескав на стол.

– Да что ты косорукая такая, Ташка! – тут же взвился на стенной полке хатник. – А еще магичка!

Хатник Ташую невзлюбил три года назад: тогда она никак не могла вырваться из своей Магической Школы к заболевшей матери, а когда наконец справилась со всеми очень важными маговскими делами и доплюхала до родного поселка – хозяйку дома уже похоронили.

– Я умру, – повторила Ташуя, и не услышав, верно, хатника. – Это правильно, это честно. Я убила всех своих друзей. Пусть я теперь умру тоже.

– Убила, убила, – едко подтвердил со своей полки хатник и громыхнул мисками. – Потому как косорукая, и еще магичка!

Ташуя поднялась из-за стола, придерживая живот. Малорослая, хрупкая, она носила его с изрядным трудом, спина у нее часто болела, лодыжки были налитые, страшные.

– Вы дитя берегите. Оно важно.

– Всяко поважней тебя, – пробурчал хатник.

Орим на это рявкнул, и хатник понял, что хватил лишку, спешно скрылся среди мисок. Ташуя медленно, как спящая, подошла к печке, взяла тряпицу, вернулась и протерла стол.

– Очень важно, – повторила глухим, сонным голосом. – Не только для вас. Для всех. Я не знаю, почему.

Орим покачал головой. Не знал он, что можно ответить на такое. Дочь после возвращения как подменили, он это и понимал, и не понимал одновременно, ему казалось, что стоит за этим изменением что-то посложнее чувств вины и утраты, что рассудок покинул Ташую и лишь его тень пока позволяет ей двигаться, говорить, дышать. Дочь пугала его, он не знал, как подступиться к ней, как утешить и ободрить – да и не был уверен, что за ликом дочери, единственным родным ликом во всем мире и Мирах, осталось еще хоть что-то, способное откликнуться на слова утешения и ободрения. На любые слова.

Через десять дней, в середине месяца завязня, Ташуя умерла в родах, и Орим остался на свете почти совсем один. Если, конечно, не считать ворчуна хатника и внучки.

Младенец, вопреки опасениям Орима, не попытался помереть следом за матерью и вообще причинял довольно мало хлопот – всяко меньше, чем Ташуя в свое время. Ребенок много спал, сосредоточенно ел, мало плакал, пытливо смотрел на мир вокруг себя не по-детски тревожными и совершенно черными глазами.

Для девочки долго не находилось имени – месяца полтора, и хатник очень тревожился, что из-за этого не может развесить вокруг колыбели самолично навязанных обережных куколок. Но как-то утром, когда не по-младенчески черные глаза, в которых не было видно зрачков, уставились на Орима неожиданно осмысленным и немного пугающим взглядом, он хлопнул себя по лбу:

– Алера! Тебя зовут Алера! Отчего ж я сразу не понял, а?

– Боевая девка будет, – радостно приговаривал хатник, развешивая у колыбели обережных куколок. – Бедовая и толковая! Только б не магичка, а, старик? Скажи! Только б не магичка! Одни беды этому дому от них!

Орим по привычке ворчал и огрызался в ответ, но не прогонял суетливого хатника и заткнуться не велел, потому как было в его словах много правды, и Ориму самому бы не хотелось, чтобы у внучки оказались магические задатки. Но выяснится это лет через десять, а то и через все пятнадцать.

Можно было бы сказать, что волновались они совершенно напрасно: у Алеры не было ни малейших способностей к магии. Но для волнений оказалось предостаточно и других причин, причем чем дальше – тем больше. И если младенцем она приносила деду одну лишь радость, то от взрослой внучки голова у него болела так, что никакими словами передать невозможно.

Глава 1

Верен и его друзья караулили Алеру сразу за порталом, в зарослях неведомых Ортаю разлапистых растений.

Далеко от тропинки Алера не убегала, если уходила в сторону, то ненадолго. То и дело присаживалась, окончательно пропадая из виду, один раз чем-то поскрежетала. Схованка там у нее, что ли? Хорошо бы так! Очень хорошо бы!

Трое парней недовольно ворчали всякий раз, когда черноволосая макушка пропадала из вида. И чего девку понесло именно в этот Мир, сплошь заросший зеленью, с гудящим от насекомых воздухом, влажным и тяжелым! Тут целый отряд упустить из поля зрения немудрено, не то что одну Алеру! И что эти чокнутые потеряли в Мирах, кто бы знал!

Клейкой сладостью несло от больших светло-желтых цветов, летали туда-сюда пчелы, солнце висело прямо напротив кустов, заставляя щуриться.

– Вот была бы она рыжей, а не черной, – шипел Ту-рак, отирая слезящиеся глаза. – Или повыше хотя бы. Глаза ж поломаешь. Тьфу.

– И еще не помешало б ей поварешкой о кастрюлю колотить на ходу, – усмехнулся Веррен.

Самим отходить от портала было боязно: Мир нехоженый, непривычный, наполненный ползуче-летучей дрянью. В таких Мирах никогда не знаешь, что за мерзость прячется в высокой траве, какая пакость упадет с ветки тебе за шиворот, кто ужалит тебя так, что два дня от боли спать не сможешь.

Алера, видно, тоже раньше тут не была, хотя, кажется, не существовало в этой части Ортая Миров, которые она и ее друзья не исходили бы вдоль и поперек. Но, если место ей знакомое, зачем крутиться рядом с порталом? Однако клинки она не доставала и по сторонам не оглядывалась, как будто вовсе ничего не остерегалась, и даже на пчел не оборачивалась, хотя от их гула аж воздух поплотнел.

С оберегом от летучей пакости пришла, что ли? Так ведь знать надо, в каком Мире от чего опасности больше, с собою ж только один оберег можно взять…

– По-моему, она не впервой тут, – подал голос Кийяк.

– Тогда бы вперед пошла, – буркнул Веррен, – только пятки бы сверкали. Какой толк у портала топтаться, если место знаешь? Чем дальше в Мир – тем толще кошель.

Кийяк поморщился, услышав поговорку, известную каждому новичку. Сами они были не любители изучать Миры: опасно, долго, трудно, а на целебные припарки потом потратишь больше, чем выручишь с первых заходов. Каждая обитающая здесь тварь, от тупых ящеров до почти разумных магонов, норовила попортить настроение и самочувствие незваным гостям, и, хотя по-настоящему умереть в Мирах было невозможно, неосторожные путешественники доставляли потом лекарям изрядно хлопот.

Но Веррен и его друзья считали, что только слабоголовые люди будут класть на изучение каждого Мира месяцы времени и ковшики крови. Куда проще и безопасней отлавливать одиночек прямо у порталов да отбирать найденное. И быстрее, конечно.

– А вы слыхали про призрачного пса, что охраняет границу Эллора? – спросил вдруг Кийяк. Никто не ответил, но он все равно пояснил: – Говорят, кто его увидит, скоро умрет, и душа его не полетит к Божине, а будет вместе с псом охранять граничный предел.

Веррен фыркнул.

– Да что ж она мелкая такая, – снова принялся ворчать Турак, опять потеряв Алеру из виду. – Ныряет в те заросли, словно змея. Быть бы ей повыше, вот ну хоть чуток бы!

– Цыц, – сердито велел Веррен.

Болтовня приятелей сердила его, и без нее было не по себе, тревожно и чуточку стыдно, хотя виду он и старался не подавать.

Они ведь никогда прежде не совались к Алере и, быть может, правильно делали. Кийяк, к примеру, прямо говорил, что последовать за ней было глупостью, которая еще вылезет им боком, а потом другим боком, а потом еще и ухом: Алера-то в Мирах не первый год, а мечей у нее целых два, и машет ими она получше любого из них.

Да и вообще у сельчан было настороженное отношение к Алере. Слишком она другая, не похожая на нормальную девку. Была бы нормальной – не носилась бы по Мирам с парнями в друзьях да при мечах на поясе. А еще наглая она сверх всего, что можно придумать, и никто ей за эту наглость не может настучать по мордасам, потому как… Ну, потому как боязно! И клинки у нее, и уверенность какая-то запредельная, и глазища жуткие, временами как зыркнет – не смотрит, а наизнанку тебя выворачивает! Иди знай, что Ташуя углядела в не рожденной еще дочери, если даже не попыталась спасти себя, лишь бы выжила эта девка. А получилась-то она и впрямь непростая!

До сих пор Алера никаких значительных вещей не совершила и, если так подумать, не выделялась из прочих жителей Лирмы ничем сверх того, о чем уже было сказано, но кто ее, заразу, знает – вдруг прямо сей вздох и начнет?

И еще – умению обращаться с мечами всех мужчин поселка учил именно Орим, и теперь вот переть с этими самыми мечами на его же внучку было как-то неудобно.

– А вы знаете, что эллорцы не хоронят померших? – нарушил молчание Кийяк. – Их жгут, а пепел жрут. А если эллорского мертвяка не сжечь, он через три дня обернется мертвягой.

– Цыц, – буркнул Веррен.

Ну вот почему его потащило за Алерой, когда в поселке – целые стаи молодняка, зеленого и непуганого?

Он не объяснял друзьям, почему, да и себе, пожалуй, не объяснял тоже. Быть может, ему просто хотелось посмотреть, что будет, и увериться, что не будет ничего. Как змею потыкать палочкой и убедиться, что она предпочтет уползти, а бросаться на тебя вовсе даже не станет, хотя до этого шипела изо всех своих змеиных сил.

А вообще-то, не успел он ничего хорошенько обдумать. Просто случился вдруг такой подарок – она прошла к порталу одна, а не окруженная толпой своих друзей, как обычно бывает. Ну разве можно бьио устоять, не проследить за ней?

– Возвращается, – сказал Веррен, хотя все и так это увидели.

Алера шла к порталу быстро, бросая полные досады взгляды на солнце: задержалась все-таки. Да еще в голове от пчелиного гудения что-то начинало стучать и ухать, как будто улей промеж ушей застрял. И что тем пчелам не сидится где-нибудь в дуплах по такой жаре?

Выползшие на тропу побеги растений мягко пружинили под ногами и тут же распрямлялись вновь. Да и не тропа это, а название одно – просто трава на ней не до колена достает, а чуть пониже. Хорошо, в этом Мире нет змей! Им бы в самый раз было прятаться в густой траве и хватать незадачливых путешественников за пятки!

Алера была в каких-нибудь пяти шагах от портала и уже перехватила котомку поудобнее, приготовившись прыгнуть, когда из раскидистых кустов выбралась троица парней и решительно перегородила подход к бледно-зеленому свечению на земле.

Парни были как на подбор: высокие, широкоплечие, коротко стриженые – словно братья-близнецы. У всех упрямо выдвинуты челюсти, у всех – глубоко сидящие глаза, темные и беспокойные, носы-картошки и щетина на щеках. Знакомая компания! Но не сказать, чтобы приятная, да и мечи в руках оставляли мало надежды считать, что парни просто мимо проходили.

Да и не торчали бы они у портала, если б не проследили прыжка.

Веррен поморщился, когда два клинка словно сами собой прыгнули в руки Алеры. Хорошие были клинки: не то длинные ножи, не то короткие мечи, неширокие, обоюдоострые и слегка изогнутые. Лезвия с виду остры до неправдоподобия. Дол почти во всю длину клинков, гарда необычная, широкая и полукружная. Легкие клинки, наверное, и в руках удобно лежат. Возникли неуловимо – словно кошка когти выпустила да смотрит теперь: махнуть тебе размашисто по глазам или сделать вид, что просто размяться решила, потянуться да спрятать когти?

Смотрела Алера именно так. Глаза у девчонки были большие, черные, но похожие на кошачьи – ленивой наглостью, насмешливостью. И усмехалась она недобро, уголком рта, совсем как дед ее усмехался, бывало. Так-то Алера, конечно, красивая: глазища черные, круглые, кожа светлая и темные веснушки на лице – необычные, крупные, как будто их нарисовали на носу и щеках, а вот только рот у нее – дедовский, большой, тонкогубый и бледный, ну чисто лягушачий. Таким ртом усмехаться можно только недобро и мерзостно, а больше никак.

– Ну и? – спросила Алера вкрадчиво.

– Выворачивай котомку! – неожиданно громко рявкнул Веррен и покрепче сжал рукоять собственного меча.

Воспользоваться им вряд ли хватило б решимости, но оружие придавало уверенности и весомости какой-то, что ли. На Алеру Веррен глядел сверху вниз, шире был гораздо, а то, что он стоит тут не один, а с приятелями, придавало всем троим решительной наглости.

Ну а как иначе? Что там этой девчонки, тьфу, одной рукой подхватить можно и под мышкой в поселок унести!.. Если перед тем оглушить и связать, конечно, а то она, пожалуй, вывернется, как змеюка подколодная, выдаст хорошего леща и сама тебя пинками в Лирму погонит, чтоб сельскому голове сдать для воспитательной порки. Или на месте шею свернет да прикопает в овражке, чтоб неповадно было.

Потому как наглая она сверх всяческой меры, вот что.

Алера легонько качнула мечом в сторону Веррена, он отшатнулся, но тут же шагнул вперед, выругался. Девушка усмехнулась:

– Вы что, головами вперед в портал попрыгали и разума лишились?

– Не твоя о том печаль, – буркнул Турак. – Сама-то зачем сюда пришлепала?

Алера дернула плечом:

– Ну, скажем, за Кристаллами – не сложилось, правда. Зато повезло с топазами. Но их я вам тоже не отдам, вот такая неудача. Топать бы вам отсюда, право слово.

Турак фыркнул:

– У вас же Рань Кристаллами занимается. Да и он только-только начал, ничего у него еще не срастается… – Покосился на друзей и пояснил: – Я слыхал, как он Суджаму про шестигранники говорил. Да, так Рань-то камни отдал нам при случае, не стал кочевряжиться. А тебе они на кой сдались-то?

Алера широко улыбалась бледным лягушачьим ртом, а Веррен все больше подозревал, что где-то они с друзьями сваляли большого дурня.

– Рань обереги делает, Кристаллами просто балуется. А сращиваю их я. Лет пять уже сращиваю. Ты бы спросил у Суджама, прежде чем смелостью своей трясти, тут ведь нет тайны. Турак, Веррен… вы почему тупые-то такие, а?

Турак медленно покрывался холодным потом под ржавой кольчужной, которую упорно таскал в Миры несмотря на усмешки приятелей. Ему совсем не хотелось на собственной шкуре узнать, какие сюрпризы могут преподнести клинки Алеры и что на самом деле представляет собой ее простецкая потертая жилетка из телячьей кожи.

Кийяк попятился и пробормотал про бдыщевую матерь, к которой вся затея может проваливать, но опустить клинок под тяжелым взглядом Веррена все же не решился.

– Ну и что? – спросила Алера, наблюдавшая за парнями, чуть склонив голову. – Мечи в ножны – и по домам? Или вам копытами побить охота?

Веррен снова зыркнул на друзей и опять обернулся к Алере:

– По домам, только сперва ты котомку вывернешь. А то Кристаллы Кристаллами, но нас трое, а ты одна.

Девушка пару вздохов стояла, глядя на него невозможно черными глазами, под взглядом которых мысли сбивались, костенели и словно оказывались, ну, выброшены наружу и разложены в рядочек на траве. Потом опустила клинки. Друзья выдохнули и подобрались, Турак и Кийяк выглядели удивленными и едва сдержали облегченные вздохи. Веррен мотнул головой, разгоняя дурное наваждение.

Что там этой девчонки, ну в самом-то деле!

– Да, – согласилась Алера и мягко ступила между ними. Парни мимовольно сделали по шагу назад. – Вас трое. А меня дед к ужину ждет. Не гоняться же за каждым по поляне, коза вас забодай?

Два клинка вскинулись и очертили по полкруга. Веррен схватился за горло и попытался что-то крикнуть, но не сумел, и удивился тому, какими мокрыми стали его пальцы, и как сильно земля ударила его в ухо, и как удачно, что его друзья тоже рухнули и не могут смеяться над ним и над тем, какой все-таки идиотской оказалась его затея.

– А на что вы рассчитывали? – хмыкнула Алера, переступила через ближайшее тело и шагнула в портал.

* * *