Если хотите получить звук высшей пробы – закутайте его в тишину

Глава 1

предгорья Такарона, десятый день сезона свистящих гейзеров по гномскому календарю

– Слыхал, Конхард? Из Донкернаса сбежал дракон!

Гном в ответ на этот безобидный вопрос глухо рыкнул и так хряснул кулаком по столу, что едва не свалил его, и в стоящей перед ним кружке взволновалось пиво. Харчевник на миг вжал голову в плечи.

– Да ты чего, Конхард, я ж просто сказал…

– Я те дам «просто»! – пророкотал гном. – Все вы «просто», вашу мать людскую, третий день над ухами мне «бз-з» да «вз-з», «Конхард, там дракон, Конхард, расскажи про драконов, Конхард, покажи про драконов!»

И гном действительно показал лицом нечто монструозное, отчего харчевник мимолётно съежился еще раз. Посетители-эльфы глядели на шумного гнома снисходительно или с презрением, немногочисленные люди – неодобрительно, но в то же время каждый из гостей всеми силами скрывал свой живейший интерес.

А как не быть живейшему интересу, когда из Донкернаса сбежал дракон, а на террасе харчевни у самого, считай, Шарумара сидит гном? Притом не какой-нибудь вершинник, а полновесный гном из подземного Гимбла – это понятно по длинным волосам с проседью, стянутым в хвост на затылке, по выбритым вискам и вытатуированным на них наковальням.

Лишь один гость харчевни смотрел на гнома с интересом не скрываемым, а явственным и даже восторженным. Был это… с первого взгляда казалось, будто эльф, но нет – человек, просто похожий на эльфа длинными волнистыми волосами, высокими скулами, неуловимой грацией танцора и чудными глазами цвета жидкого золота – таких глаз не бывает у людей в этих краях. Он сидел, подавшись вперед, жадно прислушиваясь к разговору, и живо блестели его необычные глаза, и пальцы, держащие кружку с пивом, напряглись так, что побелели костяшки, а плащ из тонкой кожи укрывал его плечи, словно крылья – летучую мышь.

– Я в драконах не разбираюсь, – уже тише, но с гулким горловым рыком повторил Конхард, прищурился на харчевника, выдвинул вперед челюсть, – и слышать не желаю про них, а будешь настырничать – так позабуду, что знаю тебя уже прорву лет, и по башке насандалю, понял меня?

Харчевник покосился на рукоять молота, торчащую над столешницей, и быстро кивнул. На самом деле, он не то чтобы очень уж испугался – яркий нрав Конхарда он неплохо изучил за эти годы и знал: гном впадает в буйство без всяких предупреждений, так что если в первый же миг не зарядил тебе в глаз или не снес молотом голову – значит, обошлось.

Однако и совсем успокаиваться гном явно не желал – видно, настырное любопытство людей действительно допекло его за эти дни, и он весьма бурно отреагировал на многозначительный взгляд, который харчевник бросил на человека с золотыми глазами.

– Что это вы переглядываетесь, а? Я вижу! – Конхард хотел хлебнуть из кружки, но слишком уж размашистым движением поднес ее ко рту и едва увернулся плеска пива, почти задевшего его стеганую куртку. – Ну? Чего переглядываетесь?

– Да ничего такого, – замахал руками харчевник, – просто этот паренек, Илидор, спрашивал попутчика до Гимбла, так я и подумал…

Гном медленно обернулся и с непонятным выражением лица следил, как человек, названный Илидором, поднимается из-за стола и идёт к нему. Идёт и улыбается, не натянуто и не заискивающе, а так открыто и радостно, точно вместо Конхарда на лавке лежит гора леденцов.

Да, Илидор не был вполне обычен для человека, но все-таки на эльфа он еще меньше похож, решил гном – разве что этими странными глазами, не желтыми, какие бывают у степных человеческих племен, а именно золотыми, искристыми, как будто состоящими из горстей крошечных начищенных монеток. И еще волосы, слишком уж густые, волнистые, блестящие, чисто эльфские. Одежда на нем была обыкновенная, ничем не примечательная – изрядно потертые шерстяные штаны, рубашка без ворота со свободными рукавами, не то синевато-серая, не то когда-то синяя, а теперь застиранная, и плащ дурного кроя, с двумя укороченными полами вместо одной. Никакого оружия Илидор при себе не имел, и тем это страннее, потому как он явно нездешний – быть может, кедиец, подумал Конхард: про заморских кедийцев ничего толком не известно, так что выглядеть они могут как угодно. Может статься, конечно, что Илидор – эльфская полукровка, но, говоря по правде, скорее верится в кедийца.

Он подошел, всё глядя на Конхарда, как на что-то очень хорошее, отчего гном немедленно испытал труднопреодолимое желание сделать нечто совсем обратное, то есть очень плохое.

– На кой тебе попутчик? – пробурчал он и отхлебнул пива.

– Я дороги не знаю, – еще шире улыбнулся Илидор.

– Ты что, больной? Все пути ведут в Гимбл! Пойдешь на север по любой из дорог – рано или поздно упрешься во врата. На кой тебе попутчик, повторяю?

– Мне нужно в Гимбл быстро, – Илидор не переставал улыбаться, широко, открыто, но глаза его вдруг сверкнули, а голос обрел каменную твердость, от которой Конхард помимо воли подобрался, выпрямился и даже едва не отодвинул кружку с пивом. – И я бы хотел прийти туда с местным жителем.

К счастью, Конхард в этот миг не пил, иначе точно бы поперхнулся.

– Погоди, так ты не на рынок идешь? Хочешь… ты хочешь попасть внутрь?!

От такой наглости гном свесил челюсть до самой столешницы, а Илидор весело кивнул и без приглашения уселся напротив. Харчевник тактично отошел подальше, и тишину за столом не нарушало ничто, кроме зудения мелких ранних мух, которые вились вокруг огрызка колбасы, недоеденного предыдущим посетителем.

– Я не прошу провести меня через врата, – Илидор улегся грудью на столешницу и заглянул в кружку Конхарда, – если только ты сам не захочешь помочь, конечно. Мне просто нужно к ним попасть, и стражи будут сговорчивей, если я приду с местным гномом, правильно же?

– Нет, – передразнил его всё еще ошарашенный Конхард, – неправильно!

– Ладно, – не расстроился Илидор, выпрямился на лавке, положил руки на стол. – Так возьмешь меня с собой?

Гном собирался грубо ответить, что, разумеется, не возьмет, но улыбка Илидора была такой искренней и задорной, что Конхард сам не заметил, как разулыбался в ответ, словно миг назад не пребывал он в дурном расположении духа, и подумал: да отчего нет-то? Компанию в дороге гном очень уважал, поскольку любил поболтать, и уж тем более компания пригодится при проходе через Шарумар, язви его в башни, через нарядный душистый Шарумар, который Конхард почти ненавидел, и который почти ненавидел Конхарда.

– Ладно, – решил он, – возьму тебя с собой, только с условием: держаться рядом, не нудить и в случае чего подсоблять. Я тебе даже меч дам на время пути – остался от предыдущего подсоблятора.

Золотистые глаза Илидора на миг съехались в кучу.

– От предыдущего? Он погиб? Такая опасная дорога?

– Дорога нормальная, – гном отодвинул кружку и покосился на свой молот, стоящий у стола, – если пообещаешь не заговаривать со мной про драконов, то, вернее всего, в полной сохранности доберешься до Гимбла.

* * *

Дорога была не просто «нормальной», а даже немного праздничной: ровная и широкая, идеально гладкая и чистая, словно никогда не ступала не нее конская нога, не катилось тележное колесо. По краям – невысокие густые кусты с тонкими листьями и сочно-желтыми цветами-свечками, за ними – свежие зеленые луга с цветущими розовыми вишнями и пахучими виноградниками. А впереди – нарядный серокаменный Шарумар, весь и изящных башенках, резных балюстрадах, стройных зданиях, остроконечных окнах. За ним виднелись серо-зеленые горы Такарона, смущенно укрывшие головы облаками, словно не желающие, чтобы их сравнивали с шарумарским великолепием. В свежем воздухе носилось звонкое пение птиц и запах цветущей вишни.

Очень, очень странно выглядел на этой дороге немолодой гном, припорошенный пылью, коренастый, сутулый, с висящим за спиной огромным молотом и котомкой на плече, и всем своим видом показывающий, что есть жизнь за пределами Шарумара. А вот его спутник, шагающий налегке и едва не вприпрыжку, отменно соответствовал этому месту: было в нем эдакое эльфское или же кошачье изящество, словно он не шел, а перетекал по дороге, и волосы его блестели под солнцем, и золотистые глаза сияли, и улыбка то и дело трогала губы. Негромким, неожиданно глубоким голосом он напевал себе под нос какой-то бодрый мотив без слов и жмурился солнцу так, словно очень долго его не видел, хотя лицо его выглядело если не загорелым, то и не изможденным без света, как это бывает у людей, подолгу сидящих в четырех стенах.

Илидор жадно впитывал всё: вид сказочно-величественного города впереди, прозрачный воздух, полный сладкого запаха и птичьих голосов, светлое небо с редкими прожилками сероватых облаков. А Конхарда всю дорогу преследовало идиотское ощущение, будто в следующий миг Илидор раскинет руки, вдохнёт глубоко-глубоко и упадёт в это небо, как в воду, и еще Конхарду передавалось воодушевление Илидора, сливалось с обычной энергичностью самого гнома, отчего тоже хотелось расплываться в улыбе и напевать.

Он охотно расплылся и напел:

 
Как бы эльфам-остолопам
Чтоб аж ветер в ухах свистнул,
Поскорее спрыгнуть в пропасть,
Да на дне её прокиснуть!
 

Илидор поперхнулся своей бессловесной мелодией и тут же расхохотался во всю глотку, распугивая птиц в придорожных кустах. Смех его был таким заразительным, что Конхард тоже взоржал, вдвойне довольный откликом на свой шуточный экспромт, который, что там скрывать, считал весьма удачным для гнома.

– Не любишь эльфов? – наблюдательно заметил Илидор.

– Терпеть не могу, – Конхард стукнул себя кулаком в грудь, и на стеганой куртке остался вдавленный след. – Дела вести с ними никак нельзя, ты понимаешь, никакой возможности нет, приходится аж в Уррек бегать, в земли людей, а всё отчего?

Конхард ожидал, что Илидор подхватит шутку, но тот явственно ждал продолжения, и гном, удивленно шевельнув бровью, сам закончил:

– Потому как эльфы высоченные слишком. Люди-то пониже будут.

Илидор странно изогнул шею, точно одним ухом прислушивался к доносящимся из-под земли звукам, искоса посмотрел на гнома, который был ниже его всего на полголовы, и огорошил:

– А я думал, это потому, что эльфы слишком важные.

– Ну да, – Конхард поскреб подбородок. – На самом деле так. Я думал, все знают эту шутку, но ты, видать, совсем издалека.

Илидор улыбнулся уголком рта и ничего прояснять не стал, да гному оно не очень-то было и нужно.

– Уж всерьез думаю обходить Шарумар, – поделился он доверительно. – Через него напрямик, конечно, удобно, но какие ж задавалы тут живут, просто страх немыслимый, нигде не встречал таких мерзких эльфов, как в Шарумаре. Меня один раз даже чуть из города не изгнали, потому как сцепился я с одним… ну да и ладно, не больно-то хотелось. В другой раз в обход пойду, вот помяни моё слово! Да ты сам всё увидишь, вот увидишь, какие ж они тут гадостные, эти эльфы с ушами!

* * *

Идти с Илидором по улицам Шарумара было и смешно, и немного раздражающе, и… воодушевительно, что ли. Никогда еще Конхард не видел никого, кто бы так искренне и рьяно впитывал в себя незнакомые места, так жадно окунался в них, дышал ими. Илидор едва смотрел под ноги: он вертел головой, разглядывая фигурно стриженые кусты, кованые вывески и указатели в завитушках, ползущие по серым стенам зеленые лозы и резные ставни. Потом он задирал голову, чтобы разглядеть длинные окна и витражи, и навесные балконы, а еще – как там, высоко-высоко, шпили башенок впиваются в небо. И прикрывал глаза, вбирая звуки эльфского города: звон дверных колокольчиков, треньканье лютни на террасе харчевни, оживленные голоса, мелодичный смех. Он глубоко вдыхал воздух, полный сладких цветочных ароматов, он мурлыкал себе под нос, он то и дело принимался кружиться по широким улицам и зеленым бульварам, при этом умудрялся ни обо что не спотыкаться и даже не запинаться о свисающие с пояса потертые ножны с мечом, которые выдал ему Конхард.

Чувства переполняли Илидора, выплескивались из него, вихрились вокруг него и заражали восторгом гнома, который видел Шарумар уже очень много раз и в обычное время особой радости от него не испытывал. Но сейчас Конхард был так доволен, что открыл этот город для своего спутника, что испытывал к Шарумару почти нежные чувства и всё время расплывался в улыбке.

Во всяком случае, пока они не вышли к Храмовому бульвару. Тут улыбка гнома стухла, зато Илидор при виде белого купола и поющей жрицы едва не завопил от восторга.

Храм словно выныривал из буйно-зеленой растительности – невысокая коробка в один этаж с широченным белым куполом. Людская постройка, людская вера, которой только безумные деньги и такое же безумное влияние могли проторить дорогу в эльфские города вроде Шарумара. И ровно на перекрестке бульвара и дороги к храму стояла немолодая статная жрица в голубой мантии, стояла и пела – негромко, но очень проникновенно. Песня её рассказывала про солнечный свет, без которого не появилось бы в мире ничего живого, про крошку отца-солнца, горящую внутри каждого человека и делающую его живым, что этот кусочек создателя внутри нас ждет от всякого человека отваги и славных дел, которые принесут миру величие, сравнимое с величием солнца, которое дало миру жизнь. И что Храм будет всячески прославлять и чтить каждого, человека, эльфа или гнома, который бросит вызов темноте в себе и вокруг себя.

Илидор слушал это пение и с лучезарной улыбкой, сияя глазами хлеще солнца, приближался к жрице.

– Да ты что! – Конхард схватил его за полу плаща, чтобы оттащить, и тут же отдернул руку: ему показалось, будто плащ встрепенулся в ладони.

– Что? – удивился Илидор, но остановился.

Гном отер лоб. Чего не причудится от жары! В людском городе он бы расстегнул или снял куртку, но не в эльфском: слишком въедливые запахи у здешней розовой вишни, аж тошнит от этой сладости, когда она въестся в одежду, и удолбаешься его выстирывать, и чем больше одежды, в которую впитается запах, тем больше потом от него тошнит и тем больше потом стирать.

– Не подходи к ней, – Конхард ткнул пальцем в жрицу.

Та словно и не заметила, продолжала, улыбаясь, напевать про солнечный свет, звон монет, запах грозы, стрелы судьбы и еще что-то подобное. Взгляд её скользил по лицам редких прохожих. Некоторые улыбались ей в ответ, и тогда вокруг глаз жрицы намечались лучики морщинок, а некоторые эльфы и люди отворачивались, не желая встречаться с ней взглядом – и не похоже, чтобы это её расстраивало. Она тихонько пела, улыбалась, чуть поводила руками, намечая движения.

– Жрицы солнца – страшные твари, – Конхард брюзгливо выпятил нижнюю губу и потащил Илидора прочь, – только задержи на ней взгляд подольше, только подойди и скажи слово! Не успеешь оглянуться – уже окажется, что подрядился убить каких-нибудь чудищ на морском побережье, пропасть знает как далеко, поскольку их существование губительно для каких-нибудь людей, которых ты в жизни своей не видел. Или ты теперь должен переться к забытой богами ферме, чтобы уничтожить там кикиморовые норы и спасти фермеров от неурожая, как будто это твоя печаль, что они сами не могут сладить с кикиморами! Не, ну ты точно совсем издалека!

– Жрицы платят за убийство чудищ? – весело переспросил Илидор и оглянулся, ярче засверкав золотом в глазах: похоже, ему эта идея пришлась весьма по вкусу.

Конхард выпустил, наконец, его плащ. Странная ткань, бархат – не бархат, кожа – не кожа. С виду совершенно обычный плащ из непромокаемой «щучки», только кроя дурацкого, а на ощупь – не пойми что такое.

– Храм платит за чудищ, да. Они говорят, это их способ нести свет солнца в мир или что-то вроде такого. Ты если хочешь в это впутаться – так я тебе не мешалец, я спокойно своей дорогой пойду дальше в Гимбл, ты мне меч только верни.

Илидор досадливо цокнул языком и, кажется, едва удержался, чтобы не топнуть ногой, до того ему почему-то понравилась мысль носиться за монстрами не пойми куда. В последний раз обернулся на жрицу и последовал за гномом.

Они шли по широкому бульвару, мимо весело звенящих фонтанов и высоченных мраморных статуй, которые изображали, судя по всему, каких-то великих эльфов прошлого. Навстречу попадалось и много самых обычных эльфов из плоти и крови, которые держались ничуть не менее надменно, чем каменные. Большинство словно и не замечало чужаков, некоторые же провожали их такими взглядами, какими могли бы смотреть на лишайную крысу, отгрызающую нос одной из этих мраморных статуй. Еще на бульваре было немало стражников в легких кожаных доспехах, и те тоже внимательно следили за пришлыми, и глаза у стражников были ледяные и колючие, как сосульки.

– Кочерыжки спесивые, – бурчал Конхард, нарочито вразвалку шагая по нарядному бульвару. – Видишь, почему я не хочу тут ходить? И ведь они не всегда такие, ты понимаешь, просто они видят, что мы с пустыми руками идем, а значит, не интересны им, и хорошо бы нам ходить где-нибудь в других местах, раз так. А придешь сюда с товаром – так все эти эльфы с ушами становятся такими приветливыми, ну чисто леденцовые палочки в куче навоза! Если б мы зашли в торговые кварталы, ты б увидел, сколько там людей и гномов толчется вокруг лавочек и банков, и как уважительно с ними говорят эти эльфы с ушами, когда другие желают им что-нибудь продать или что-нибудь у них купить. А в этом районе – сплошное тьфу ты, но здесь выход на мост, что ведет к удобной тихой тропе на Такарон.

Внимательный человек мог бы подметить, что основная доля презрения местных жителей доставалась гному, на Илидора же смотрели равнодушно или даже с интересом, а он, словно не замечая этих взглядов, негромко напевал себе под нос приятную и не по-прогулочному сложную мелодию, сиял золотыми глазами и шел вперед так, словно едва сдерживается, чтобы не заплясать или не побежать, словно его тело распирает энергия, которую немедленно хочется куда-нибудь деть.

Немногочисленные люди, гуляющие по бульвару или занятые какой-нибудь работой, почти не обращали внимания на гнома и человека.