Глава 1

1.

– Точно дорогу помнишь? Сколько идти? – Ирма сделала вид, что ей некогда грызться с Яндексом, прицепилась к Антону и хочет контролировать ситуацию. – А то ты у нас тот ещё сталкер. Забыл, как на Косу с классом ездили?

Антон помнит. Да, тогда его разыскали с неба, там планеристы территорию заповедника охраняют. Ну и что? Это было до фига как давно, года два назад. И ничего особенного, нашли-то через час всего. Никто не умер.

– Но ты же это пережила…

– В общем, пора в магазин, жратвы купим хоть какой, – предложил Мишаня. – Уже бы поесть пора.

– Пора-пора… Идти пора, а не жрать. Желудок ходячий. Пищеварительный тракт! – Яндекс явно отыгрывался на Мишане, но тот реагировал вяло. Дёрнул Ирму за руку, и они, независимые такие, ушли искать поселковый магазин. А в это время Антон и Янек всё-таки рассказали Димке, что произошло утром у моря. Мишанин брат впечатлился:

– Слушай, если всё нормально кончится, ты мне эту ручку продай, а? Это ж символ журналистики – стреляющая ручка! Я в кабинете у себя повешу, под стеклом держать буду, честно!

– В каком кабинете, Дим? – подколол Антон.

– Ну, кабинет же у меня будет когда-нибудь.

– На этой ручке, может, чего висит – не отмоешься…

– А сколько дашь? – оживился Яндекс.

– Тут вопрос, сколько тебе могут дать. В смысле – припаять, – подпортил другу коммерцию Антон.

Пока он втихаря решал, направо им идти или всё-таки налево, так как дорогу на отцовский хутор с этой точки посёлка Антон помнил плохо, в конце улицы показались довольные Мишаня с Ирмой. Судя по набитому пакету, с продуктами в этой глуши дело обстояло неплохо.

– Ирмуха, расскажи, – ткнул в бок Ирму Мишаня. – Вот там было… Кино, не магаз. Советское кино.

– Ну, почти Толедо… – протянула Ирма. – А продавщица-то! – она глянула на Мишаню, и оба зашлись от смеха. Остальным было не смешно, но что делать… Потерпели. Как и не особо удачный Ирмин рассказ про то, что в сельмаге мухи садились на хлеб, продавщица была опухшая, а полы и стеллажи – старые-престарые. А на дверях там – список сельчан, которым необходимо явиться в амбулаторию делать прививки.

– Я думала, такого уже нигде не осталось! – закатывалась и даже повизгивала от смеха Ирма, а Мишаня её поддерживал. Два беззаботных дурака.

«Хотя они же не знают ничего! Вот им и весело на ровном месте». Антон взглядом спросил Янека: «Рассказать?» Димка, заметив диалог, помотал головой: «Не вздумайте!» Но Яндекс уже разрешил. Не будут же они по дороге шептаться, а обсудить всё как следует – придётся.

– Короче, такое дело…

Когда Антон начал, идиотское ржание стихло, зато с полуоборота пошли идиотские советы. Предлагалось, конечно же, использовать полицию, авторитетных знакомых и их знакомых, огласку в средствах массовой информации.

– Да вы дослушайте сначала!

Ирма с Мишаней присели на брёвнышко, почти синхронно сложили руки на коленях и приготовились слушать. Только Ирма села грациозно, а Мишаня бухнулся, как сетка с картошкой. И стал глупо улыбаться. Нет, всё-таки Мишаня слишком инфантилен для своих лет. Так нельзя.

Встали с бревна они заметно погрустневшие. Ирма пошла обнимать и жалеть «бедного Янека». Тот отбрыкивался, отмахивался, но под Ирминым напором сдался, позволил себя зачем-то причесать и пообещал даже, что отдаст Ирме странноватого вида жилет на починку – сзади у жилета был вырван клок, и ткань болталась на честном слове.

– Но только – потом, когда вернёмся! – и он тряхнул головой, чтобы волосы легли, как вольно.

– Всё-таки хорошо же, Яндичка, что мы кошку спасли? Видишь, и сюда успели? А ты взял и обидулину словил, – сладко ввернула напоследок Ирма.

Ей никто не ответил.

Повезло, что не было дождя. Размокшая грунтовка – так себе удовольствие, если пилить по ней несколько кэмэ. Вроде и недалеко, но это для тех, кто не за компом лето проводит. Мишаня быстро сбил ноги, стал отставать, потом разулся, пошёл босиком, поранился о какие-то колючки, обулся, захромал. Услышал пущенное сквозь зубы Янеком «жопачник…» и совсем загрустил.

Антон часто оглядывался. Типа: все собрались, никто не отстаёт? А сам, понятно, Ирму фиксировал. Здесь. Всё в порядке…

Ну что он в Ирме нашёл?

А внутри всё ноет-ноет. Вот и ответ. «Чего нашёл?» – это когда ответа нет, слишком много всего, слов не хватит. Ворчит он, ругается, злится – а как посмотрит на её гибкие пальцы и розовые, плотно прижатые к голове маленькие ушки, вся злость тает. И смеётся Ирма хорошо. И добрая очень.

2.

Дорога иссякла. Да только Антон отлично помнил, что теперь надо идти берегом, по тропинке. А речка здесь интересная. Посреди леса ни с того ни с сего – горный поток. Смешливый, узкий, груды камней то здесь, то там высятся из воды. Упавшие деревья поперёк потока, ненадёжные мостики. А гор поблизости никаких, заметьте, нет. Холмы разве что. Из-под ног прыгают врассыпную лягушата, быстрая вода шумит-звенит. Потом появился новый звук: будто кто встряхивает недовыжатый после стирки пододеяльник. Это низко-низко, прямо над водой, пролетел вдоль реки аист. И скрылся за поворотом.

Было достаточно светло, но начинало холодать. Прибавили ходу – однако Мишаня, замыкавший цепочку, взвыл и попросил подождать, а ещё лучше – посидеть «вон на том диванчике». Мишаня умоляюще махал в сторону поваленных деревьев на берегу. Они, действительно, образовали стволами нечто, смахивающее на очень большой диван. Довершали пародию на интерьер древесные грибы – росли на верхнем стволе, служившем «дивану» спинкой. Грибы, а по форме – точь-в точь бра.

– О, Мишаня дом свой встретил! – засмеялся Яндекс. – Теперь, главное, комп найди. Вай-фай есть? – Он почему-то уже не злился и даже не было заметно, чтобы нервничал. Наоборот, выглядел вполне воодушевлённым. Блеск привычный в глазах появился.

– Да, кстати, – вспомнил Антон. – Мишань, Ирма, а вы поесть-то что купили? В смысле – мясное брали?

– Как же! – Мишаня потянулся за пакетом.

– Придётся здесь съесть. Они же вегетарианцы. В смысле – мама с папой. Чего им туда тащить… Позориться только.

– Так собаки, может, сожрут за милую душу. Собак-то держат родаки? – Ирма увидела выход из положения.

– Мы и сами можем. Причём тут собаки, – пробурчал Мишка, превращая «диван» в походный стол. – Вперёд!

Антон хотел поесть у родителей, поэтому пикник проигнорировал: лучше пока проверить, правильно ли они идут. Ориентир-то идеальный, только залезть придётся повыше, чтобы его увидеть. Это три красавицы-сосны, которые, наверное, помнят ещё охоту кайзера Вильгельма на благородных оленей. «Да не охоту, а сущую бойню!» – обычно комментирует сей исторический факт Королева-Спасайка, а если официально – то его, Антона, мама. И хмурит брови. Сосны очень большие, возвышаются среди леса, как учительницы младших классов в стайке воспитанников. Олени, Антон на старых фотографиях видел, тоже водились в этих местах сказочно крупные. Их называли королевскими. Если идти дальше, в самую непролазную, казалось бы, чащу, то внезапно путнику может открыться памятный знак, установленный в честь охоты кайзера. Или кусок прекрасно уложенной брусчатой дороги. А то и добротный каменный мост покажется сквозь заросли – словно мираж. Всё это заброшено, напоминает декорации к фильму о потерянном мире. Нереальность. Но – реальность.

Антон уж собрался было лезть на дерево, да заметил у берега движение. Похоже, к ним шли.

И повезло, а!? Это же сама Королева-Спасайка с прутиком в руке и соломинкой в зубах идёт-плывёт к ним сквозь чащу, от веток уворачивается. Коза у неё на верёвке, беленькая.

– Мам, ты как дама с собачкой.

Пухлое родное личико вытянулось, брови взлетели вверх. Антон подошёл, обнял. Маргарита справилась с изумлением:

– Антошка!!! Мама-дама… Привет, народ. Ого, сколько вас! – Королева-Спасайка обобрала несколько репьёв со своей красной хипповской юбки, оглядела толпу и рассмеялась. – А что печальные такие? Вы же в лес пришли! Радоваться надо.

Яшка натянуто улыбнулся, Ирма бросилась гладить козу. Антон вспомнил про «унылую харю» – таким эпитетом Спасайка может запустить в кого-либо, меланхолии предающегося. Сейчас постеснялась, однако.

3.

Димка, пока не откроет рот, похож на французского интеллектуала из 60-х. Чёрные прямые волосы модно острижены в самом что ни на есть барбер-шопе. Удовольствие не из дешёвых, но Димка стрижётся только там, и об этом узнает, пожалуй, любой, с кем он решит познакомиться. Очки в роговой оправе, твидовый пиджак с заплатками на локтях, замшевые ботиночки. Да, этот парень не на шутку собрался в лес…

Дима смотрел изучающе: с мамой Антона он не был знаком. Эта маленькая подвижная женщина не выглядела на свой возраст. Не то, что их с Мишаней маман: полная и строгая, не позволяющая себе ходить в обуви без каблуков и ненакрашенной даже дома. «Я – главный бухгалтер крупной оптовой сети!» Прилепила к себе, как ценник, с ним и живёт. А лет с Антоновой мамой им, надо полагать, где-то одинаково. Интересно, а у этой женщины какой ярлык? Все на себя что-нибудь, да навешивают. Только такие придурки, как его Мишаня, в силу собственной лени не позаботились о ярлычке.

– Мишаня, дебил, с тобой же здороваются!

Мишаня – тому некогда было. Дисциплинированно доедал колбасу. С набитым ртом и кивнул.

Антон разглядывал маму: достаётся ей здесь, однако. Хоть она и весёлая, но всё равно выглядит усталой и осунувшейся. Нелегко ей, городской женщине, даётся «слияние с природой». Физический труд – он кого хочешь раньше срока состарит. Пусть даже тут всё прекрасно и замечательно. Жалко Королеву-Спасайку… Впервые в жизни Антон понял, что осуждает отца. «Дауншифтинг», понимаешь… Зачем он всё это им устроил? Жили бы, как люди. Но отец, бросив пить, запойно стал читать Генри Дэвида Торо, ударился в «практическую философию жизни» (уж так он это называет) и забрался в самую глушь Тихого леса. Обжил заброшенный хутор, развёл коз, пчёл. И – сманил, смог убедить приехать к нему маму. Мама как раз уже развелась с тем уродом, и вот – радостно кинулась на помощь. А ведь всё непросто. Суть философии отца – выживание без денег, сознательный «уход от системы».

Вот потому Антон и знакомит сейчас Димку с мамой. Где связь? Прямая. А кто там хотел написать о жизни дауншифтеров? Дмитрий Чурилин, студент журфака. А зачем ему это надо? А потому что он на сайт городских новостей работает. И Лисицыным-старшим восхищался, просил познакомить. На предмет интервью и вообще – «за жизнь» поговорить. С философом-то! Припрётся Димка на хутор… А ничего. Попасёт модный парень немножечко коз в лесу, припасёт им там веников. Дрова полдня порубит, водички натаскает в баню, на пасеке поможет, ямы под новые посадки покопает часок-другой, камней-булыжников для ограды соберёт – может, и разговаривать ему тогда совсем уже расхочется. Димке точно не вредно будет на хуторе побыть. Да и вкалывать так, как он сейчас про Димку представлял, Антону одному не хотелось. А отец приучает к нормальному физическому труду: «Работа, не требующая размышлений… Важно: руки заняты – голова свободна».

– Мам, это Дима, Дмитрий Чурилин, журналист.

– Дим, это Маргарита Назарова, психолог. Моя мама.

– Мам, он у папы интервью взять хочет. Обеспечим ведь, да?

– Ну, конечно! – солнечно улыбнулась Димке Королева. Даже соломинку изо рта вынула. А потом сдвинула брови, и улыбка резко погасла:

– Вот только жаль, он уехал.

Глава 2

1.

Антон рассматривал в телескоп бок луны, похожий вблизи на цементную стенку. Кратеры напоминали застывшие пузырьки воздуха. Действительность за считанные часы успела так кардинально поменяться, что не верилось, будто проблему с бывшим отчимом всё ещё надо решать. Ну какой отчим, суд, тюрьма? Здесь же лес, звёзды, яблоки. Ирма рядом. Мама неподалёку. Да это счастье в чистом виде. При чём здесь суета с заявлением, угрозами?

Сидели они в чрезвычайно крутом месте. Антон даже не знал, что такие по-настоящему бывают. Снаружи всё было страшненько: примерно, как хижина колдуньи Крейтервейс из сказки про носатого карлика. Но неприметный с виду хутор под завязку набит всеми благами цивилизации. Вот, скажем, телескоп. Дорогущий агрегат спрятан искусно на крыше второго дома. Того, что недоделан. Мимо проедешь, не оглянёшься – мало ли недостроя в округе. Зато внутри тут… Вообще, если б не мама, сроду бы они сюда не попали. А ведь затащила Королева-Спасайка их на хутор к Элизабет Альбертовне чуть не силой. Бабушка-то, Элизабет эта, крепкая, питерской ещё закалки, как сама про себя говорит. Но даже у питерских стальных старух что-нибудь, да болит. Например, ноги. И им требуется такая же помощь, как и остальным пенсионеркам – тем, кто пообычнее и попроще. А помощь – это мама. И её шальное сердце, призывающее помогать всем подряд, при этом ни капельки не заботясь о себе.

Оказалось, отец отчалил в город на том самом автобусе, который они из-за драной кошки пропустили. Другого здесь и нет. Мама ходила провожать папу до остановки, а на обратном пути задержалась. Говорит, поспорила с одним чудаком – ну как можно отрицать очевидную пользу применения сидератов? Вовремя этот чудак подвернулся – а то бы и не встретила Спасайка сына своего единственного в лесу. И шла ведь она с козой на верёвке отнюдь не к себе домой. Считай, повезло Антону.

Ну, хоть в чём-то повезло.

Зато отец Антона уехал на две недели в экопоселение к другу: дом тому строить. Вот и конец истории про драгоценный совет Лисицына-старшего, от которого будет зависеть успех Яндексовой жизни. Они только зря потратили время и деньги, добираясь сюда. Однако Королеве Антон ничего не скажет даже под пытками. Вот и все дела…

2.

Кошку-то хорошо, что спасли. Но успеют ли теперь спасти дурную башку Янека? Пришлось ехать в посёлок на такси – это вместо рейсового автобуса. А всё из-за подобранной в райцентре раненой мурки, которую потащили в приют. Ну как же, разве Ирма пройдёт мимо бедненькой-разнесчастненькой уси-пусечки – няняняшечки! Вот и разминулись. А позвонить Лисицину-старшему, понятно, нельзя… Прямо 90-е какие-то! Антон всхрюкнул, представив, как отец вместо денег за билет протягивает водиле баночку мёда. Спохватился: Ирма рядом, а он тут…

Та отвлеклась от звёзд и стала в стопятый раз выпытывать, ЧТО ИМЕННО произошло у моря в Зеленоградске.

– Ну, защищал он тебя, значит. Решил этого припугнуть. Достал пистолет…

– Да не пистолет, а ручку. И там вообще непонятно, кто кого защищать начал. Я смотрю – наезжают. Ну, ты в курсе – конкуренция, демпинг, «гделицензия?», одним словом – всё такое. Причём сиволапые наехали на нас тётки – что они вообще рассказать туристам могут? А денег им всё мало, жадность одолела. Вот Яшку и сцапали, чтобы туриков, значит, не отбивал. А ты же знаешь, какие он экскурсии водит – куда там этим тёткам. Янек-то реально крут.

Я сначала думал по-мирному разрулить, психологически точно всё рассчитал. И тут вдруг этот вылез…

Антон вздохнул.

– Ирма, я тебе уже всё рассказывал. Давай лучше на Луну смотри. И на туманности. Без обид. Но сколько можно-то? Мне, знаешь, тоже ещё не всё понятно.

Ирма строптиво мотнула свежепокрашенной платиновой башкой, звякнула браслетами и отодвинулась.

«Тоже мне, манипуляторша…» Антон знал, что Ирминых обид хватает примерно на полторы минуты. Потом ей самой дуться надоедает. Так что нормальная она девчонка. И потому можно не париться. Думать о своём.

У Антона, в который раз за эти сутки, перед глазами начала разворачиваться утренняя катастрофа.

Берег моря, променад. И эти три мадамы из турагентства. Кричат, что уголовно наказуемо работать без документов. Что – налоговая! И что сейчас придёт депутат, вообще!

А сбежать некуда, толстые тётки напирают. И кусты шиповника вокруг.

…Антон, став белым и пушистым, лучил улыбку, как только он и умел, показывая, что всем желает исключительно здоровья и счастья. И вообще, лучше этим тётенькам пожалеть парнишек, а идеально – угостить чем-нибудь вкусненьким. «Мы просто два пятнадцатилетних мальчика – светленький такой, носатый, с незабудковыми глазами в пушистых ресницах, и малостриженый другой. Не такой обаятельный, но тоже с умным лицом. И в клетчатых джинсах. Никакие мы вам, тётки, не враги!»

Но Яндекс, дубина, замысел не оценил, завёлся, и, выручая «команду», наглел и пёр напролом. Собачился с дамами. Обвинял в профнепригодности. Задавал каверзные вопросы по истории Кранца-Зеленоградска. Так что, когда из кустов шиповника вылез ещё и мужик, поднимавшийся с обрывистого берега, Антон и улыбаться бросил. Оглянулся в поисках защиты. Присмотрелся: кажется, вдали маячил знакомый силуэт. Нет, обознался. Когда вновь перевёл взгляд на Яндекса, тот уже лежал на потрескавшемся асфальте. Бледный лежал и дёргался. Продравшийся сквозь шиповник брезгливо и осторожно тыкал носком ботинка лежащего.

Антона как парализовало – ярко, как наяву, вспомнил отчима, свою ярость и бессильную ненависть. Тип разогнулся, повернулся к нему – и это оказалось правдой. Перед Антоном стоял именно он. А позади этого урода корчился в судорогах Яшка.