Моей подруге Любаше, без поддержки которой было бы невозможно написание этой книги…

 
В песнях шамана – птичьи крики,
Птиц, не живущих под нашим небом.
Танец шамана – прошлого лики,
В нем растворяется быль и небыль…
 

Катерина Чумакова.

© Ирина Юльевна Енц, 2023

© Редакция Eksmo Digital (RED), 2023

Пролог

Солнце неумолимо двигалось к линии горизонта, как будто кто-то тянул и тянул его на веревках-облаках вниз. А оно, как строптивая кобылица, все сопротивлялось, все взвивалось на дыбы, не желая подчиняться невидимому ловчему. Лучи, красноватые перед заходом, ныряли по косой в воду и разбивались на множество огненно-красных кусочков, будто расколотое зеркало.

Река здесь текла неторопливо и чуть лениво, как будто непоседливый ребенок, спрятавшийся от строгой матери за старым буфетом и решивший немного отдохнуть от своих проказ. А за островком, перед которым раздваивалось течение, река была шумной, мощной, неотвратимо-целеустремленной, нацеленной дойти, добежать до Великого Океана, чтобы слиться с ним воедино, превращаясь в одно целое, огромное, спрятанное под могучими вечными льдами.

Двое ребятишек лет десяти сидели на мостках, опустив босые ноги в прохладную воду. Мальчик был белобрыс, с конопушками на вздернутом носу. Оттопыренные уши смешно торчали из-под отросших за лето вихров. Он держал в руках тонкий ивовый прутик, стараясь попасть его концом по лягушкам, которых было во множестве в тихой заводи. Они плавали перед самым носом, иногда прячась в зарослях камышей, как будто специально дразня его. Девочка, сидевшая рядом с ним, дрыгала ногами в воде и что-то ему говорила, чуть хмуря брови. Две косы были туго стянуты лентами у нее на затылке, как будто сползшая назад корона.

– …мне дед рассказывал! А уж кто-кто, а мой дед знает, что говорит!

Мальчик, усмехаясь, качал недоверчиво головой, что заставляло девочку горячиться еще больше.

– Тогда почему, почему эта заводь называется русалочьей?! Люди зря названий не дают. Я говорю тебе, здесь водятся русалки!!! Дед Матвей рассказывал мне одну такую историю…

Мальчик покровительственно посмотрел на подругу.

– Дура ты, Варька! Взрослые всегда врут! А ты и веришь… Русалок не бывает! Это все знают!

Девочка обиженно надулась.

– Сам ты дурак, Венька! Если тебе врет твой отец, это вовсе не значит, что все взрослые врут! Мой дед Матвей никогда не врет!!! – она внезапно осеклась, поняв, что обидела друга в пылу спора. Осторожно дотронулась до руки мальчика и постаралась заглянуть ему в глаза. – Вень, прости меня, пожалуйста. Я ничего такого вовсе не хотела сказать.

Мальчик хмуро посмотрел на подругу, потом тяжело вздохнул. В личике девочки было столько раскаяния и столько сочувствия, что ему вдруг захотелось расплакаться. Но он уже понимал, что он мужчина. А Варькин дед Матвей всегда говорит, что мужчины не плачут. Чтобы скрыть свои эмоции, он сердито пробурчал:

– Ладно… Проехали. Не сержусь я. Чего на правду сердиться.

Девочка с облегчением выдохнула, но сочувствие так и не ушло из ее глаз, затаившись где-то там, в глубине их карих омутов, на самом донышке. И Веньке захотелось сказать ей что-то такое, быть может, резкое, быть может, обидное, чтобы прогнать это сочувствие. Потому что в одной из книжек, которые ему давал почитать дед Матвей, он вычитал, что жалость унижает человека. А ему вовсе не хотелось чувствовать себя униженным. Поэтому он выпалил.

– А русалок все равно не бывает!!! – и с удовольствием увидел, как сочувствие в глазах девочки сменяется гневом.

Она было открыла рот, готовая и дальше отстаивать свое мнение, как вдруг замерла. Глаза ее расширились не то от страха, не то от торжества своей правоты. Она вцепилась в руку Веньки и прошептала восторженно:

– Смотри, смотри!!! Русалка! Ну, кто был прав?!

Венька посмотрел в ту сторону, куда показывала Варя. Глаза его расширились от удивления, а потом и от страха.

Девушка лежала в воде раскинув руки. Ее длинные волосы колыхались по течению, как какой-то причудливый венец вокруг ее головы. В них запутались водоросли, еще больше предавая сходство с царским убором. Темное платье в мелкий розовый цветочек облепило ее ноги, которые были совсем белые. Глаза были закрыты. У Веньки вдруг пропал голос, а волосы на затылке зашевелились, как живые. Он вскочил, оцарапав ногу о край деревянных мостков, и, хватая Варьку за руку, поволок ее прочь от этого ужаса, как будто девушка с закрытыми глазами могла схватить их и утащить на дно.

Варька сопротивлялась изо всех сил, все время повторяя:

– Ты чего, Венька?! Это же русалка!!!

Он зло глянул на подругу и осипшим голосом произнес:

– Дура! Какая это тебе русалка!!! Утопленница это!!!

Глаза у девочки округлились от страха, и она, больше не сопротивляясь, стала подниматься вслед за мальчиком по крутому берегу, все время оглядываясь назад, будто и правда опасаясь, что девушка может встать и утащить их за собой в реку.

Глава 1

Я шла с остановки автобуса к своему дому и улыбалась. Вот будет сюрприз моему мужу. Из командировки я должна была вернуться только послезавтра. Но управилась раньше. И теперь у нас есть свободных целых два дня. Мы можем съездить в гости к деду Матвею. Олег порыбачит, а я просто побуду с ним рядом. Или, может, мы будем просто гулять по берегу реки, слушать, как квакают по вечерам лягушки, смотреть на заходящее солнце, а потом, собравшись за столом около русской печки, уплетать пироги с ягодой и слушать рассказы деда Матвея.

Я все еще улыбалась, когда открывала двери квартиры своими ключами. Тихонько вошла в квартиру и… услышала женский смех. В растерянности остановилась в прихожей. Под вешалкой стояла пара весьма элегантных туфель на высоком каблуке. У нас гости? Мое сознание все еще не хотело поверить в происходящее. И я лихорадочно искала ДРУГОЕ объяснение, а не то, которое напрашивалось само собой. Проходить дальше в квартиру совершенно не хотелось. Но ехидный голос внутри меня уже шептал: «Ну что же ты? Сделай всего несколько шагов, и ты все узнаешь. Ты узнаешь правду». А кто-то трусливый и дрожащий пищал, забившись в самый угол мятущейся души: «Нет, нет… Не открывай глаза. Если ты сделаешь эти несколько шагов, мир, твой мир, рухнет!»

Я не хотела слушать никого. Но все же, сцепив зубы, осторожно прошла эти несколько шагов, как будто меня кто-то неведомый толкал вперед к чему-то неотвратимому, как к краю пропасти. Сцена, которую я увидела, не оставляла никах сомнений в происходящем. Банально, глупо, пошло. Жена вернулась раньше из командировки и застала… Я крепко зажмурилась. Мне стало так противно, что меня начало тошнить. Олег увидел меня не сразу. А заметив, замер. В глазах его метнулся страх. Женщина, сидящая в неглиже на его коленях, тоненько взвизгнула и попыталась прикрыться махровым банным халатом. Моим халатом. Я осторожными шагами, будто ступая по разбитому стеклу, прошла в кухню и села на табуретку. Внутри были пустота и холод. Не осталось больше никаких эмоций.

Я давно подозревала мужа в измене. Но чтобы вот так, в нашем доме, в моем халате… Почему-то халат вызывал у меня больше эмоций, чем вся остальная ситуация. Мне его подарил Олег на 8 Марта. И он мне ужасно нравился. Такой пушистый, уютный. А сейчас… У меня не было сил думать об этом «сейчас». Я сидела и тупо глядела в угол кухни, куда-то за холодильник. Ничего интересного, кроме скопившейся там пыли не было. Командировка длилась неделю, и, конечно, Олег не утруждал себя уборкой квартиры. Я схватила тряпку и кинулась вытирать этот злосчастный угол, совершенно не отдавая себе отчета в своих поступках. Почему-то этот комок пыли вызывал у меня жуткое отвращение.

Хлопнула входная дверь, и муж появился на пороге кухни с видом побитой собаки. Я старалась не смотреть на него, с отчаянием натирая угол за холодильником.

– Что ты делаешь? – изумление в его голосе привело меня в чувство. Я пожала плечами.

– Пыль вытираю. Ты что, не видишь? Запустил тут квартиру без меня совсем, – голос звучал ровно, буднично.

Мужа это почему-то разозлило.

– Вот так всегда!!! Ты даже скандал мне устроить не можешь!!! Другая бы женщина сейчас посуду била, стараясь мне глаза выцарапать, а ты… Ты вытираешь пыль?! – муж старался распалить себя, с каждой фразой все набирая и набирая обороты.

Я совершенно некстати вспомнила фразу, сказанную одним гениальным человеком: «Труднее всего мы склонны прощать другим людям собственную подлость». Невесело.

Меж тем Олег распалялся все больше и больше.

– Если бы ты меня любила, то ревновала бы!!! – он выкрикивал какие-то фразы, обвинения.

А я сидела на табуретке с тряпкой в руке и чувствовала, как пустота внутри меня вытесняет всю боль, выталкивает прочь отчаяние. И тут я ни с того ни с сего вдруг запела во все горло:

 
– Говорила мама мне
Про любовь обманную,
Да напрасно тратила слова.
Я ее не слушала,
Затыкала уши я,
Ах, мама, мама, как же ты была права!!!
 

Я самозабвенно горланила песню, не чувствуя, как слезы текут по моим щекам. Муж сначала сбавил обороты, потом и вовсе замолчал. Он смотрел на меня с испугом и злостью. А я продолжала выводить припев. Когда начался куплет про подружку Зиночку, которая перешла тропиночку, я услышала, как хлопнула входная дверь, и в доме наступила тишина. Я из чистого упрямства допела припев и замолчала. Боли не было. Все уже давно отболело. Только во рту был горький привкус предательства.

Решение пришло сразу. Я спокойно поднялась и только тут заметила, что все еще держу тряпку в руке. Кинула ее в раковину и прошла в спальню. Теперь это была ЕГО спальня, не наша. Быстро побросала кое-какие вещи в чемодан. На первое время хватит. Накинула плащ на руку и вышла, захлопнув дверь и оставив ключи от квартиры на полочке в прихожей.

Я быстро дошла до соседнего дома и поднялась на второй этаж. Тут жила моя хорошая знакомая Надежда Павловна. Подругой ее назвать мне мешала существенная разница в возрасте и некая отстраненность последней. Она работала начальником отдела кадров в нашем управлении. Я частенько забегала к ней попить чайку в свободную минутку и потолковать о жизни. Нет, вовсе не о моей жизни, а о жизни вообще. Про мою жизнь у нее хватало такта не спрашивать, а у меня хватало ума не рассказывать.

Дверь открылась сразу, безо всяких глупых «кто там». Как будто она стояла под дверью и только ждала моего звонка. Увидев меня, она расплылась в улыбке.

– Уже вернулась? Быстро ты. Проходи, чайку попьем.

Я сделала несколько шагов внутрь тесной прихожей. Надежда Павловна вдруг заметила чемодан в моей руке, и улыбка сползла с ее лица. Но вопроса, который крутился у нее на языке, мне не задала.

– Надь Пална, я проходить не буду. Ты мне ручку с бумажкой дай. Я тебе сейчас быстренько заявление напишу. Увольняюсь. Адрес, куда документы выслать, я тебе потом вышлю. Хорошо?

Я старалась изо всех сил излучать оптимизм и бодрость. Но, по-видимому, выходило не очень хорошо, потому что Пална опустилась тяжело на банкетку и смотрела сейчас на меня снизу вверх несчастными глазами.

– Ты белены что ли объелась? – почти простонала она. – Куда тебя понесло? Какое увольнение? Такую работу бросить?! Что произошло, в конце-то концов?

Я сурово нахмурилась. Вот только разговоров по душам мне сейчас и не хватало!

– Некогда мне тебе сейчас все объяснять. На поезд боюсь опоздать. Я потом тебе все в письме напишу. – И я опять попыталась изобразить лихую улыбку.

Вышло и вовсе паршиво. Вместо улыбки я увидела в зеркале свою жалкую гримасу. Ну и ладно! Я не претендую на звание великой актрисы. Надежда Павловна поднялась тяжело и скрылась в комнате. Через минуту она появилась, неся в руках несколько листков бумаги и авторучку. Используя тумбочку от зеркала вместо стола, я быстро написала заявление.

– И куда ты сейчас на поезде собралась? – Взгляд ее был неодобрительным и жалобным одновременно.

Я усмехнулась.

– Страна большая. Где-нибудь устроюсь. Как все уладится, я тебе напишу, куда документы выслать. Ну все, я пошла. Береги себя!