Влад, красивый, с гладко выбритым черепом, сказал мне, сидя на моей заплюзганной кухне: «Ты подумай, согласна ли ты стать моей женой или нет. Крепко подумай. Если скажешь «да»– то это будет навсегда. Я – собственник. Моя женщина должна быть только моей и ничьей больше… Если ты мне изменишь, я выколю тебе ножом глаза оба глаза выколю, ты поняла?». Он махнул перед глазами по особому сжатой рукой, показывая, как это сделает. Я захихикала: «Может, один глаз мне всё ж оставишь, а?». Он сказал: «Неа. Женщине, которая мне изменит, глаза не нужны».

Я подумала, что мне это страшно нравится. Это так концептуально!

Он ушёл, а я взвешивала долго – что ему ответить.

–Я не люблю тебя, Владик, и ты меня не любишь. Мы друг друга почти не знаем. Я видела-то тебя всего три раза. И к чему такие экстремальные обещания? Нежелание делить меня с другим с самцом – не это ли главное, а? А, может это желание на монопольное потребление самки – это типа страх перед СПИДом? Ты просто напросто так трясёшься за свою жизнь? – сказала я ему, когда он пришёл через день.

–Нет, мне по фигу. Не поэтому.

–Зачем я нужна тебе? У меня двое детей. Я нищая, старая и страшная. К тому же у меня нет отдельного жилья; скоро приедет бабка с дачи, и всем нам будет труба.

Влад присосался к дырке в банке пива «Охота», ответа я не услышала, вместо него- засасывающие звуки рта.

–Ты свободный мужик и мог бы найти себе помоложе, без детей и с отдельной квартирой. Может быть, даже богатую. Она бы тебя содержала… Ты же не фига работать не любишь, тебе хочется писать музыку…

Я смотрела на него вопросительно, мне правда был непонятен его выбор.

–Ты спрашиваешь, зачем ты мне? Я вычислил тебя, я просто тебя вычислил. Считай, что это брак по расчёту.

–С обеих сторон, что ли?

«А с моей стороны, на хрен ты мне сдался – нищий алкоголик, без своих квадратных метров, к тому же без российского гражданства. Гражданин мира – ха-ха-ха!». Так подумала я, но вслух не произнесла. Из вежливости.

Он насупил свои абдулаевские брови, гладкий выбритый его череп при этом не наморщился. Мне ужасно захотелось потрогать его лысину. Я протянула руку, трогая его колючий пух, он перехватил меня снизу.

–Не пора ли нам сударыня перейти к совокуплению?

«Вот это темпы! И всё от застенчивости!», – удивилась я.

((((((

Влад быстро разделся. Он был потрясающим. Бледный, как могильный червь, ужасно худой; на его длинном скелете почти не было мышц, ручки тооненькие, ножки тооненькие, но всё удивительно мощное. Конструктивизм. Несущая основа человеческого тела без декоративных украшений. Мне его совсем не хотелось. К тому же от него ужасно воняло спиртом, каким-то особым искусственным этиловым спиртом, который добавляют в отечественное пиво. От потрясения его неземной, а какой-то инопланетянской, технократической красотой, я впала в смущение. Я не могла ему в глаза смотреть. Он приказал мне раздеться. Я знала, что вряд порадую его своими материнскими останками. Он не разрешил выключить светильник на прищепке, который свисал с дверцы книжного шкафа, и я великолепно видела, как жадно он смотрел мне в глаза. Я вращала глазами в разные стороны, особенно мне нравилось рассматривать его бритый череп, но только не в глаза. Я умирала от застенчивости. «К совокуплению пригодна»,– пробормотал Влад, ощупывая мою белую ляжку. С потенцией у него всё было в порядке, значит он не наркоман, – поняла я. Но чего надо этому алкоголику от меня, ведь он же водку будет хотеть всё равно сильнее. Унизительно соперничать с бутылкой. Владик трахал меня, и в тощем его желудке булькало одиннадцать баночек пива «Охота», которые он выпил перед приходом ко мне. Когда я засыпала, то услышала его злобный шёпот: «Чёрт, не получил никакого удовольствия». « Я тоже, – думала я во сне. – Какой-то чужой незнакомый мужик зачем то влез ко мне в постель, зачем то трахал меня. Как всё просто! Сказать, что хочешь жениться – и вот уж делай что хошь… Да, у меня никого нет уже год. Всё внутри меня умерло. Ну и пусть умирает. Ты, Влад, не тот герой, что способен меня пробудить». Когда я спала, мне показалось, что он блюёт в ванной.

(((((((((

Владик исчез, да и пошёл на хрен. Появился через месяц, страшный, красноглазый, и на ухе у него выросли две гадкие папилломы. Он был похож на породистого бультерьера, на котором есть какие-то врождённые бородавки, говорящие о его собачьем аристократизме. Он вошёл, покачиваясь, я попыталась его выставить за дверь, но потом подумала: «А чего! Прикольный такой. Я же писательница, а не обывательница. Пусть расскажет что-нибудь. По речам – вполне адекватный, хотя видок у него – ужас!!!».

Влад опять был безумно красив. В ярких синющих джинсах, в красной байковой кофте, белоснежных маленьких кроссовках. За спиной у него был рюкзак, в нём был профессиональный строительный инструмент: пилы какие-то, шуруповёрты, свёрла всякие. Лысый череп сиял как солнце, отбрасывая блики на стены. Строитель Сольнесс пришёл к нам!

–Сударыня! Не нужно ли вам что-нибудь распилить? Или шурупы ввернуть?

–Ты откуда такой красивый, и что это у тебя в котомке?

–Меня отстранили от работы по причине моего неправильного состояния. Это возмутительно! Неужели я пьян, скажите, сударыня! Раз я стою на ногах и могу передвигаться, значит, я могу работать. Вот, смотрите!

Влад стал как аист задирать свою огромную ногу в моём маленьком кукольном коридоре, как бы из сказки Незнайка в цветочном городе, мы с сыном с ужасом смотрели, что из этого выйдет… Всё было странно нормально. Влад зажмурил глазки, стоял на одной ноге и довольно точно, без дрожания рук, хватал себя за кончик носа.

–А они говорят – пьян! Да, нетрезв, но это не значит, что не могу приступать к выполнению своих обязанностей.

–Владик, а можешь своей хренотенью всобачить пару шурупов в Митькин секретер, а то он весь расползается?

–Безусловно могу. Легко!

Влад швырнул на пол свой шикарный инструмент, воткнул в сеть провод шуруповёрта, и удивительно точно и метко вонзил своим страшным орудием несколько шурупов куда надо. Потом достал циркулярную пилу и сделал пропил в моей хрущовской стене. Я заорала на него, и он не пропилил стену насквозь. Я залепила щель скотчем, чтобы в ней не могла завестись какая-нибудь жизнь. После проделанной работы он откупорил очередную баночку пива «Охота», хотел сесть на диван, но промахнулся, шлёпнулся задницей на пол, из пивной дырки на пол вытекла вонючая пивная жижа. Я с омерзением смотрела на это большое животное, колеблющееся на моём полу.

К ночи он вышел на улицу и вернулся с двумя огромными пакетами, набитыми чудовищной какой-то жратвой. Влад пошёл за мясом, но мяса в ночных магазинах не было. Влад парил на сковороде несколько пакетов замороженных овощей, потом всё это залил кетчупом и съел. «Ага, пожрать любит, значит не совсем конченый алкоголик!», -

подумала я с лёгким воодушевлением.

Мы сидели на кухне, и я опять расспрашивала, чего ему от меня надо.

–Мы с вами, сударыня, старпёры. Мне тридцать девять лет, у меня в бороде полно седых волос.

Я это давно заметила. Когда он не был свежевыбрит, на голове и на бороде у него пробивался жёсткий проволочный волос, на голове – молодой и сивый, на бороде- с вкраплением белоснежного.

–Я хочу пожить стабильной бюргерской жизнью. У меня было две жены, сыну моему пятнадцать лет, он живёт в Англии. Я свободный человек, много зарабатываю, но все деньги куда-то чудовищно исчезают. Я хочу на старости лет семьи. Сколько вам надо в месяц на проживание?

–Ну, мы втроём живём на 300 баксов.

–Вам хватит 1000 баксов в месяц моей зарплаты?

–О, это великолепно!

–Я так не считаю. За последний год я куда-то потратил 18 тысяч баксов. Сам не знаю на что…

–Пропил, наверное? – заметила я не без проницательности.

–Такую сумму пропить невозможно. По определению. Это нереально.

Я слушала его бред и тихо его ненавидела. Алкоголик. Урод хвастливый. Самоутверждается сам перед собой, оперируя языком с большими суммами денег.

–Более того, я считаю, что я – бедный. Мне не хватает этих денег.

–Все мои знакомые, почти все, живут на гораздо меньшую зарплату. И мужчины, и женщины. Такая среда, с университетским образованием много не заработать. Как писал Нострадамус в своих «Центуриях», настанут такие времена, когда люди науки и знаний будут жить в нищете и позоре. Вроде как они и настали. А кто имеет 1000 долларов в месяц- то эти люди живут очень неплохо. Имеют машину, дачу, летом ездят в Болгарию или Испанию. На 1000 баксов можно очень неплохо жить. Улучшить жильё, если экономить деньги…

–Я этого не понимаю. Мне одному этого не хватает ни на что…

(((((((((((

Постель нас примирила. Владик протрезвел в ночи и был великолепен. Он превратился в буддийскую лодочку, я плавала на ней. Влад поймал какую-то классную программу, свою любимую ди-джейскую музыку, которую он сам мечтал писать, когда купит хороший компьютер. Про Влада говорили, что он сделал диск, его купили в Израиле, и дальнейшая судьба его неизвестна. Он хотел опять писать мёртвую электронную музыку, в которой убито всё живое. «Побольше, побольше мертвечины- чем более искусственное звучание, тем лучше», – говорил он. Я с ним соглашалась. Под синтетическую музыку ужасно было приятно трахаться. В глаза я ему не могла смотреть. Глаза у него были живые, добрые. Он был ужасно слабый и трусливый, несмотря на свой рост и сумасшедшие поступки. Он был слишком деликатен и осторожен со мной, всё время ждал руководства с моей стороны. Терпеть не могу таких нежных мужиков в постели. Маменькин сыночек… Он лизал мои грудки, налившиеся от похоти как дыньки сорта «торпеда», мы превратились с ним в круг сансары. Под утро я засыпала, прижавшись к его теплу, и мне было спокойно в эти мгновения. В эти мгновения я не думала, что не хочу жить.

(((((((((((

«Владик, а чем вы по жизни занимаетесь? Таланты у вас есть какие-нибудь?»,– так я спрашивала Владика, когда первый раз его увидела, красавчика охренительного лысого. «Я, сударыня, музыку сочиняю. Ещё я танцевать люблю!». «И где вы сударь танцуете? В каких таких местах?». «Я обычно в клубах танцую. Как начну танцевать, так мне не остановиться. Танцую я так, что меня охранники выводят из клуба!». «За что?». «Они говорят, что я танцую неприлично! Выведут из клуба, а я продолжаю танцевать прямо на улице, и они на улице с ума сходят». «А можете показать мне, как вы так неприлично танцуете? Очень хотелось бы увидеть!». «Нет проблем!». Тут Владик стал так танцевать, с такой агрессией извиваться, высоко подпрыгивать, задирать ноги, изгибая их в коленах, будто это великий рок-музыкант танцует, или это сам Сатана танцует. Я залюбовалась. К тому же Владик был одет в удивительнейшую одежду. В зэковский фланелевый халат кофейно-молочного цвета, в коричневую клеточку, с номером на сердце. Это был халат, который Владик спёр в театре, где шла постановка про ГУЛАГ. Там работал какой-то друг Владика, и вот какой-то лишний сценический костюм Владику перепал. Очень стильная вещица. Владик в этом халате был аки тать. Пляшет, полы развеваются! Хотя танцевать Владику было трудно – в коридоре метр шириной и два длиной. Я бы на месте охранников тоже бы с ума сошла… «Владик, вам надо плясать так за деньги на дискотеках перед многотысячной толпой. Или в кино сниматься». Владик посмотрел на меня каким-то кротким, коротким взором, который я не поняла.

(((((((((

–А дети? Какой из тебя Влад отец? Ты же сам как дитя.

–С детьми я нашёл общий язык. Юра твой – уже взрослый дядька, а с дядькой Митькой мы будем приятели.

В углу за холодильником стояла красная пластиковая палка. Это была ручка от соседской швабры. Когда Владик пришёл ко мне первый раз полгода назад, он стал гавкать на детей, шипеть на Китса, а эту палку прогрыз в двадцати местах. Это была крепкая, как ствол, палка. Владик скорчил ужасную морду, оскалил никотиновые свои, но крепкие зубы, и всю палку искусал за минуту, от чего она превратилась в безвольную тряпку, типа измочаленного тростника. Дети орали и гавкали на него, он на них. Митя со слезами на глазах пытался ударить Владика побольнее, норовил даже по яйцам. «Я этого дядьку Владика забью. Приёмчиками», – говорил он, пытаясь завалить огромного Владика на снег.

(((((((((((((

–А где мы будем жить? У тебя – коммуналка, куда влезает токмо диван. У меня ещё хуже – на 30 квадратных метрах четыре человека плюс гадкий, орущий по ночам тревожный кот. Не говорю уже о своей матушке, которая ни одному мужику на этой территории жить не позволит. Ты не представляешь, скольких она уже отсюда выжала.

–Можно снимать. При 1000 баксов отдавать одну сотню- это реально.

–А, кстати, не подкинешь ли ты мне немного бабосов. У меня они кончаются, а Юрка подросток, его надо мясом кормить.

–Нет, это исключено. Барабульки будут через месяц. До 5 августа – ни копейки не предвидится.

–Но ты же на что-то живёшь. Где твоя хвалёная 1000 баксов? Ты же каждый день пьян, приносишь пиво. Принёс бы лучше в дом мяса. Чая, кофе хорошего. Я же тебя по утрам пою и немного кормлю, перед твоим уходом на работу. Это неправильно.

–Если я буду давать тебе деньги, то получится, что я покупаю твою любовь. Нет, это неправильно.

–А если я тебя пою утром кофе – я что, тоже покупаю твою любовь, выходит, за чашечку говняного нескафе? Ну и дешёвый же ты, парень.

–Это другое.

Жадная, жаднющая скотина!

(((((((((((

На следующий день у Влада на руке был гипс. Он пьяный шёл домой, и во тьме споткнулся об недоложенную плитку на своей улице. Гастарбайтеры всё расковыряли к юбилею, изображая освоение денег, а после июня работы все забросили, всё так и валялось расковыренное. Ночью Влад держал свою лапку на весу. Когда я её нечаянно задевала, он стонал. Ему было больно. Он не вызывал у меня жалости. Я знаю такую породу людей. Они вечно имеют какие-то травмы. Любят ходить в бинтах. Чтобы их все жалели. Травма – это призыв о помощи и любви. Детская истерия. Ах, маменька, вы на меня не обращаете должного внимания, так вот вам – я умру, покалечусь, буду весь-весь в бинтах, злая маменька! Пронзить жирное маменькино сердце навылет. Почувствовать, что кто-то плачет по тебе и страдает. Дешёвый способ проникнуть в сознание другого.

–У тебя, пожалуй, патологическая связь с матерью. Она тебя затискала до смерти своей любовью. Твоя Мегера Фёдоровна, как ты её зовёшь, тебя, такого лба огромного, обстирывает. Готовит тебе еду, привозит в приятных мисочках, моет посуду. Прислуга. Она тебе показывает, что ты без неё жить не сможешь…

–Нее, всё не так. Я же жил без неё.

–Ну, так, а сейчас чего пользуешься её обслугой, чего не имеешь свой суверенный дом? С твоей зарплатой ты мог бы купить себе что-нибудь.

–Стимула нет. Вот поэтому я и хочу жениться. Ты будешь моей невестой, скажи? Да, это мучительно и ужасно – быть моей невестой. Я собственник. Что моё, то никому и никогда уже принадлежать не будет.

–А как же твои первые две жены? А? – ехидно спрашиваю я его.

–Первая – блядь и проститутка. Она в Англии, кажется, работает в борделе. Хотя уже вряд ли. Старая уже. А вторая – в тюрьме сидит. Она весила сто килограмм, здоровая была баба. Потом её мой друг подсадил на наркоту. Она, такая огромная, за год превратилась в скелет. Я её встретил и даже не узнал. А потом жадность и наркотики её погубили. Тот мужик умер у неё в ванне от передоза. Она думала, что у него деньги или наркотики в одежде, скрыла факт смерти, пыталась расчленить труп. Ишь чего учинить вздумала… Но это всё под наркотой… Теперь в тюрьме.

Я от омерзения закрываю глаза. Быть подружкой этого типа после жирной стокилограммовой наркоманки. Нет, это уж слишком, это уж слишком… Какая страшная, унизительная жизнь у меня. Какая страшная.

((((((((((((

К тому же я жаворонок, а он сова. К 12 ночи я немею, соловею, я ничего не соображаю. У него пик активности. Я стремлюсь к одному – заползти на диван и чуть-чуть, свернувшись в круг, покемарить. Влад во всю включает телевизор, или ставит сидишки на магнитолу. Он мучает мой старенький компик, он пытается заставить работать его винамп. Винамп тронутый какой-то у меня всегда был. Он сам по себе вдруг начинает петь. Или выдаёт посекундную нарубку трэков. Владик мучает и мучает с непостижимым упорством мой винамп, но заставить его работать за всё лето ему так и не удаётся. Потом у меня ломается Интернет- ломаются старые ломкие провода внутри пластиковой оболочки. Влад настырно приваривает проводки при помощи сварки, потом отдирает всю красоту от фирменной телефонной розетки с двумя выходами, как-то перекрещивает проводки. Интернет Влад добил. Заработало. Хотя на стене теперь торчат какие-то оголённые и изолентой замотанные проволочные узлы и усики.

Когда я на диване совсем зарубаюсь, Влад выходит из ванной, и начинает меня, полумёртвую, тормошить. Я то ли сплю, то ли нет, я ничего не понимаю, что он мне говорит, но точно мы трахаемся. Когда первый золотой луч солнца покрывает розовым светом ствол берёзы перед окном, я чувствую необычайный прилив энергии. Мне хочется верещать. Мой мозг необычайно свеж. Я щебечу, щебечу, как птичка. Хихикаю сама с собой, как дурочка. Пристаю к Владу, но вместо ответа слышу храп. Влад с появлением первого луча вдруг внезапно сворачивается, обмякает. Он впадает в сон, который трудно прогнать. 5 утра. Жизнерадостно пиликающее существо над замершим лысым ящером с сомкнутыми намертво веками.

В 6 утра мобильник Влада начинает верещать. Страшным голосом, как сумасшедшая злая фитюлька. Потом он переходит на подпрыгивания и что-то типа ударов по медному тазу. Мобильник вскакивает на попа, бегает по столу и падает с него, но и лёжа продолжает дерзко будить спящих. Орёт, улюлюкает всё громче и громче. Всё по барабану. Влад мёртв. Мобильник вопит уже как совсем съехавший с колёс, смешно и даже пугающе подпрыгивает. Я должна растолкать Влада, чтобы в 8 он ушёл от меня на работу. Я несу ему бутерброды с сыром и крепкое пойло нескафе. Типа на стакан кипятка четыре столовых ложки черноты с могильным запашком (нескафе почему то отдаёт трупным затхлым запашком часто). Влад лежит трупом и звонко храпит. Но всё же каким-то усилием воли он приподымает свои голубиные веки, лёжа пьёт свою бадью кофею, долго плещется в ванной, ящеры же земноводные, они любят воду, потом чистый и ослепительно красивый лысый Влад одевает трусики, комбинезон с лямками на вылинявшую зелёную рубашечку, и идёт таки на работу….

(((((((((

За окном опять что-то пилят. Звук пилы отвратителен, как звук зубопилительной машины. Басистый гадкий звук убийц деревьев. Пилят не что-то, а кого-то – хорошее живое существо от 40 до 50 лет. Пилят ровесники ровесников. Пилят из службы озеленителей. Когда едет машина озеленителей- специальная такая космическая техника для единовременной пилки, ухватки, распилки и увозки готового древесного трупака куда-то, не знаю куда, я подпрыгиваю, как ужаленная в сердце. Тем более, что выпиливают бездушно, выпиливают отличные деревья, а мёртвые деревья оставляют. Значит, тут коррупция, тут они бабло какое-то делают, древесину на дрова дачникам продают, что ли, или «план» выполняют, и профессионалов у них нет, раз они живое от мёртвого не отличают. Однажды я набросилась на пильщика и долго на него орала, что он лишает кислорода себя, своих детей и весь двор, лишает всех нас натурального очистителя воздуха от пыли и газов, лишает пташек малых гнёздышек, лишает осенью нас красоты золотых листьев, а зимой- красоты изящных линий ветвей, и что неужели ему много платят за его иудство. Мужик смотрел на меня как на чокнутую болонку, сказал грустно и стыдливо, что платят мало. «Ну так а чего ты чёрту прислуживаешь за малую копейку»,– орала я, чувствуя, что ещё пара минут, и меня в дурку отправят.

(((((((((