Пролог

Шейла Брук

Роды были тяжелыми, но стремительными.

Воздух рваными вздохами вырывался из едва приоткрытых губ. Я изо всех сил старалась не кричать. Дышала, как учили, до побелевших костяшек вцепившись в металлическое изголовье кровати, но боль была такой сильной и раздирающей, что на исходе схватки я все же протяжно завыла, за что немедленно получила подзатыльник от акушерки.

– Заткнись, – прошипела она. – Не ори!

Да как тут не орать-то?

Схватка прошла, и я на несколько мгновений провалилась в дремоту, чтобы очнуться от нового приступа боли. Стиснув зубы, снова запыхтела, изо всех сил сдерживая крик.

Кричать было нельзя.

Плакать и звать на помощь – тоже.

И я бы пожаловалась, но жаловаться мне тоже запретили. Высокая женщина в хирургической шапочке на голове представилась Рейной Паркс и в нескольких жестких фразах объяснила мне мое незавидное положение.

– Твои крики напугают других рожениц, – сверкая на меня холодным, безжалостным взглядом, сказала она. – Поэтому молчи.

Ради такого мне выделили отдельный родильный зал. И пока схватки не стали слишком частыми, я была в нем совершенно одна. Ни медсестры, ни акушерки, ни заботливого мужа, которого по договоренности могли допустить на роды. Я была наедине с тихо пищавшими датчиками, прикрепленными к моему животу, они прослушивали сердцебиение моих малышей. Да, все верно, их у меня было двое. Если верить результатам сканирования – девочка и мальчик.

– Тут все рожают, – сказала я.

Во рту пересохло, а спина при этом была влажной от пота. Больничная рубашка неприятно липла к телу, и я с тоской подумала о собранной сумке с вещами, которая осталась дома. Рожать я должна была через неделю и совершенно в другом месте, но судьба распорядилась иначе, и схватки настигли меня в дороге.

Рейна Паркс только усмехнулась на мое замечание и поправила датчик. Потом нахмурилась.

– Сломался он что ли, – пробормотала она, и меня от этих слов охватил ужас.

– Что случилось? – выдохнула я, чувствуя приближение очередной болезненной волны.

– Да затихло что-то. Один пищит, а второй вот линию показывает.

– Как линию? – я попыталась встать, но акушерка толкнула меня обратно на кушетку.

– Успокойся, – рявкнула она. – И жди. Сейчас приду.

Бросив еще один взгляд на датчик, женщина удалилась, оставив меня наедине с разрывающей болью. Пользуясь тем, что поблизости не было никого, кто мог бы меня отругать, я от души закричала. От беспокойства за своего малыша из глаз впервые за эти часы боли полились слезы. Мне было все равно на проявленную ко мне несправедливость. На то, что отнеслись, как к безродной бродяге, подобранной на улице. На то, что врач даже не пришел ко мне, чтобы осмотреть и проверить состояние. А вот за малыша, о благополучии которого я заботилась все девять месяцев беременности, было страшно до темноты в глазах.

Акушерка вернулась, когда схватка пошла на убыль. Вместе с ней пришла еще одна женщина в белом халате.

– Что тут у нас? – с порога громко спросила она.

– Доктор, – взмолилась я, надеясь, что она меня успокоит. – Датчик не пищит.

Устроившись на краю кушетки, женщина проверила датчик. Потом достала из кармана халата слуховую трубку и приложила к моему животу.

– Какое раскрытие? – спросила она сухо.

– Восемь пальцев, – в тон ей ответила рейна Паркс. – И больше не раскрывается. Схватки усиливаются.

– В душ ходила? Массаж поясницы?

– Предлагали, – тут же отозвалась акушерка. – Она отказалась.

И бросила на меня выразительный взгляд. Потому что ничего такого не было. Все, что мне полагалось – получать по голове за крики. Ни душа, ни массажа мне никто не предлагал. Но все это было не важно. Я уже составила свое мнение об этой женщине и персонале в целом, и собиралась разобраться с этим уже после выписки.

Покачав головой, женщина поджала губы.

– Ничего не слышу, – она убрала трубочку и начала снимать с меня датчики. – Готовьте операционную.

Какую еще операционную? Меня охватила паника. Вскочив, я с силой схватила женщину за руку.

– Что с моим малышом? – спросила я севшим от крика голосом.

Отреагировала она на удивление спокойно.

– Все будет хорошо, – женщина мягко отцепила от себя мою руку и поднялась. – Рейна Паркс, выполняйте.

И моя акушерка исчезла быстрее, чем из меня посыпались новые вопросы. Спустя несколько мгновений в родильный зал пришли две медсестры, которые до этого готовили меня к родам. Одна несла какие-то бумаги, другая – металлический лоток со шприцом и всем необходимым для укола.

– Что это? – уже практически не соображая от страха, спросила я.

– Это согласие на оперативное вмешательство, – ответили мне.

– Позвольте, я сделаю вам укол, – вторая медсестра набрала лекарство в шприц и вонзила его в мое бедро так внезапно, что я просто не успела принять другую позу.

Но мне по-прежнему не ответили на самый главный вопрос:

ЧТО, ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО СТАРЦА, С МОИМ МАЛЫШОМ!

Женщина-врач, закончив с датчиками, кажется, собралась уходить.

– Подождите, – я не стала хватать ее и вообще неловко замерла, не зная, как обратиться.

– Рейна Кейн, – представилась она, верно истолковав мою заминку. – Я заведующая родильным отделением. Поверьте, вы в надежных руках. Подпишите бумаги.

После укола схватки прекратились. Меня трясло крупной дрожью, пот стекал между лопатками, и я практически не глядя подмахнула подсунутые мне бумаги. Согласие на операцию, отказ от претензий. Возможно, заодно я завещала кому-то свои внутренние органы и недвижимость, но мне было уже все равно. Пока одна медсестра помогала мне переодеваться в одноразовую операционную рубашку, вторая прикатила кресло-каталку.

– Не будем терять времени, – сказала рейна Кейн. – Скорее в операционную.

Возможно раньше при слове операция меня бы охватил ужас. Но страх за малышей был настолько велик, что я готова была бегом бежать на стол, лишь бы с ними все было в порядке.

Когда меня на кресле вкатили в стерильно-белый зал, действие лекарства начало проходить, и меня снова пронзила боль от схватки. Я отсчитывала мгновения, когда кошмар вернется снова, а поток вопросов врача-анестезиолога, казалось, не имел конца и края. Наконец, меня расположили на столе.

– Что вы чувствуете? – спросила меня женщина-анестезиолог, имени которой я не запомнила.

– Ничего, – честно ответила я. После того, как мне ввели наркоз, я практически сразу перестала чувствовать свои ноги. Схватки прекратились, но меня все еще била дрожь. Такая сильная, что одной из медсестер приходилось придерживать мою руку, куда была воткнута капельница.

– Очень хорошо, – сказала анестезиолог и кивнула рейне Кейн. Та ловко натянула непрозрачную пеленку над моей талией, перекрыв мне обзор. Я больше не могла видеть, что происходило с нижней частью моего тела. Зато через некоторое время почувствовала, будто из меня что-то тянули.

Врачи тихо переговаривались между собой, приборы пикали. Анестезиолог стояла рядом со мной и следила за давлением. Она снова задавала мне бесконечные вопросы, и, скорее всего, таким образом просто пыталась меня отвлечь.

– Вы уже придумали имена своим детям? – спросила она. – Пол ведь давно уже известен.

– Придумала, – сказала я, и мой голос дрогнул. – Девочка будет Элизабет. А мальчика я решила назвать Раилем.

– Это в честь кого-то? – подключилась к диалогу медсестра.

– Можно и так сказать, – туманно ответила я. Сложно было бы объяснить, что таким было желание отца ребенка. Когда после совместной ночи он надевал рубашку, то, не глядя на меня, бросил: “если будет сын, назови его Раилем”. И у меня не было ни одной веской причины поступить иначе.

– Их отец, наверное, счастлив, – не обратив внимания на заминку, продолжила анестезиолог.

Это тоже было сложно, ведь их отец о них не знал. А тот, кто считался их отцом при рождении, не имел к детям никакого отношения.

На глазах внезапно выступили слезы.

– Счастлив, – подтвердила я, потому что могла откровенно сказать, что радовалась за двоих. Я слишком сильно хотела этих малышей, чтобы расстраиваться из-за того, что брак у меня был фиктивный, и растить обоих мне предстояло в полном одиночестве.

Неожиданно операционную наполнил детский крик. Громкий, требовательный, и услышав его, я заплакала еще сильнее, но на этот раз точно от счастья.

– А вот и наша Лиззи, – улыбнулась медсестра.

Я ждала, что следом послышится еще один крик, но после того, как Элизабет унесли для того, чтобы помыть и проверить состояние, в операционной снова наступила тишина.

– Все в порядке? – спросила я, надеясь, что Раиля просто еще не достали из меня.

Анестезиолог молчала, хмуро глядя куда-то поверх пеленки. Ей, в отличие от меня, все было прекрасно видно.

– Что с ним? – спросила я. Дрожь усилилась. Слезы снова потекли из глаз неудержимым потоком. – Почему он не кричит?

– Вызывайте реаниматологов, – прозвучал сухой голос рейны Кейн. – Срочно.

– Почему он не плачет? – крикнула я, чувствуя, что во мне что-то оборвалось. Нет, только не мой мальчик. Он не мог погибнуть. Пожалуйста, светлые боги, он не мог оставить меня за миг до того, как мы встретились.

Бригада врачей вбежала в операционную, и я лишь мельком увидела, как рейна Кейн передала им неподвижное, окровавленное тельце.

Это был мой Раиль, и он не огласил операционную своим первым детским криком, который бы свидетельствовал о том, что он жив.

Анестезиолог что-то говорила мне строгим голосом. Наверное, пыталась успокоить. Мои рыдания явно не помогали рейне Кейн делать ровные швы. Потом бы меня все равно долечили магией так, что на теле не осталось и следа, но важно было сразу сделать все красиво и правильно.

Реаниматологи ушли, забрав с собой моего Раиля. Который так и не закричал.

– Что с ним? – я попыталась последовать за ними, но медсестра с такой силой вцепилась мне в руку, что я едва не вскрикнула от боли.

Никто мне не ответил. Врачи отводили взгляды и делали вид, что ничего не произошло. А мне даже не дали посмотреть на моего мальчика.

– А Лиззи, – всхлипнула я. – Почему вы не показали мне Лиззи?

– С ней все в порядке, – неожиданно тепло улыбнулась мне анестезиолог. – Поздравляю вас, рейна Брук. Ваша дочь, как и ее брат, родилась чистокровным драконом.