"Меня много в самом себе"
(И. М. Смоктуновский)
Чудесная книга, написанная чудесным языком и чудесным человеком, многогранным, настоящим интеллигентом. Впервые, давно, я увидела Смоктуновского в фильме "Берегись автомобиля" в роли Деточкина. Такой странный добрый немного жалкий, но бесконечно благородный вор, а потом был фильм про декабристов "Звезда пленительного счастья" в роли губернатора Цейдлера. И когда мне сказали что это один и тот же актёр — поверила с трудом, а посмотрев потом и "Преступление и наказание" с ним же в роли Порфирия находилась в недоумении. Наверное, это и есть настоящий талант перевоплощения. Вот только голос… пожалуй знаком, этот необычный бархатистый тембр, наслаждение для ушей. Вот и во время чтения этой книги, у меня было такое ощущение, что я слушаю Смоктуновского, потому что, запомнив этот голос однажды, иначе воспринять её уже нельзя. Язык. Такое же удовольствие в последний раз мне доставил Диккенс. Я не преувеличиваю, это действительно так, а ещё удивительная способность выхватывать из общей массы событий, самое, казалось бы, незначительное, но странно цепляющее, отражающее потайные стороны души не только Смоктуновского, но и нашей. Вообще, изначально, рукопись состояла из трёх частей, в одной из которых Иннокентий Михайлович более подробно рассказывал о своей семье, детях... Но цензура того времени разрешила к печати только одну часть, как им показалось наиболее нейтральную менее личную. Жаль конечно, но всё же этого человека невозможно испортить ограничениями, он очень классический и как бы вне времени. Светлый, добрый…
Он умел быть счастливым. Счастье было его второй натурой. Он купался в нём, светился им, готов был к нему каждую минуту. "Ах, дружочек, так славно, так хорошо на земле, так радостно у неё в гостях!"
Пишет с любовью, но всё-таки внутри, мне кажется, немного грустный и конечно большой мечтатель.
Все мы, как это прерывающееся стрекотание кузнечика в траве: сегодня живём — стрекочем, а завтра навсегда замолчим и никогда, никогда уже... никогда...
Умиляешься чувству юмора и умением подшутить над собой.
Белый свет жарких ламп высвечивает лицо, шею, и становится видно, как он постарел. Что-то почувствовав, он досадливо говорит:
— Видите, я стар, и я поздно начал. — И тут же, сменив интонацию: — Но рожу я могу скорчить любую. Какая вам нужна?
— Иннокентий Михайлович, рожу не надо, - говорит красавец-фотокор Виталий Засев. — Нам надо естественное веселье. Почти счастье. Расскажите что-нибудь смешное.
— Извольте. Мне сейчас 51 год, а я играю тургеневского юношу.
А между тем, понимаешь, что личность эта всё-таки не так проста, как кажется на первый взгляд.
Он мог попросить сигарету (хотя не курил) и вместо благодарности сказать: "ну и сволочь вы", и после паузы весело: "хорошая". Мог, принимая кокетливоё восхищение от дамы не первой молодости в старой линялой шубе, с милым укором вздохнуть: "А ещё женщиной ей хочется быть". Мог на весь бульвар закричать, привлекая внимание прохожих к толстяку: "Всё худеете, Иван Иваныч". Мог…
Поразительная судьба. Будучи семнадцатилетним юношей, оказался на войне, был в плену, бежал, чудом выжил. Осталось девять человек, Смоктуновский в том числе. Страшной военной истории посвящена его повесть "Меня оставили жить", повесть очень ценная, кстати и как отдельное литературное произведение, даже если не знать, что писал эту историю сам актёр и главным героем тоже был он.
И до странного мало "Я"…
…подходил, протягивал что-то извлечённое из сумки, портфеля, кармана и просил автограф. Смоктуновский не отказал никому. И, выслушав благодарность, благодарил: "Спасибо, что помните".
— Отчего маленьких людей тянет на автографы? Времени в обрез… — проворчал кто-то из снимавших.
— Напрасно вы так. Жизнь и работа того, кого считают маленьким, и того, кого считают большим, одинаковы, они подобны всходам посевов на одном поле. Озадачив таким серьёзным подходом к теме автографов он засмеялся:
— Это не я сказал. Древний китаец. Я только согласен…
Не знаю, может только у меня такое ощущение, но какой фильм с участием Смоктуновского я бы не взяла, везде он создаёт контраст внутри картины, не портит, но очень выделяется из общей массы странной манерой своей игры, возможно, дело в том, что он всё-таки в отличии от остальных, даже очень талантливых актёров, не играет, а живёт. Я дочитывала эту книгу и слёзы стекали по моим щекам. И сейчас, когда я пишу этот отзыв глаза влажнеют. Грустно и радостно, радостно от того, что мир подарил нам такого поразительного многоталантливого человека. А грустно оттого, что теперь его уже нет. Сколько бы он ещё мог сыграть ролей, и так печально, что например, наша экранизация Брэдбери "Вино из одуванчиков" со Смоктуновским в роли полковника Фрилея так и не была озвучена его чудесным проникновенным голосом. Не успели.
Он думал о смерти: "… Довольно часто приходит мысль о смерти, без особого страха, но не без тоски… Пожить бы, отдыхая, где-нибудь на природе. Как было бы хорошо". Разговорами о бессмертии, мне казалось, он тоже маскировал мысль о смерти. Впрочем, о бессмертии он сказал очень определённо: "Бессмертие… Если его нет в биологическом смысле, то оно есть, существует в другом. И это ощущаешь, взирая на послов человеческих устремления и труда, эту преемственность содеянного".