Пролог

– Алла Борисовна, вы уволены! – радостно сообщила мне начальник отдела кадров.

Старая кошелка, смотрит на меня из-под наращеных ресниц, которые на ее морщинистой физиономии смотрятся, как волоски на заднице бракованной кошки сфинкса – у моей подруги такая: зрелище душераздирающее, должна я вам сказать. Хотя там и не сфинкс даже. Вальке просто продали за бешеные бабки бритую котейку породы «уличная превосходная».

– И за что, позвольте спросить? – нахально поинтересовалась я, чувствуя себя уверенно.

Ну как можно уволить человека, который ведет самый успешный проект компании?

– По статье профессиональное несоответствие, – радостно хмыкнула старая корова, показав мне документ. – Вас заменит более грамотный специалист, разбирающийся в маркетинге, а не играющий в бирюльки.

Ну конечно. Как же я не догадалась сразу?! Адке тепленькое местечко. Этой овце, которая появилась в компании без году неделя. Выскочка, зато племянница коммерческого. А мне, выходит, коленом под зад?

– Значит, я это направление создала, вела его два года, подбирала поставщиков, модельеров, проводила показы, а меня просто, как дворовую собачонку? – недобро прищурившись, спросила я у мымры, с превосходством на меня поглядывающей. – Развели тут кумовщину. Думаете, я не знаю, что вы все тут спелись? Рука руку моет, да? Ну, ничего. Я вам устрою, дойду до хозяина этой гребаной богадельни, в которой охреневшие в край старухи правят балом, при этом его же и накалывая! – я бесновалась, брызгая ядовитой слюной, которая едва не шипела, попадая на столешницу, но не доставляла ни малейшего неудобства ехидно улыбавшейся кадровичке. Судя по всему, в искусстве плевания ядом ее мне не превзойти никогда.

– Вали давай, страдалица, – после пяти минут моего спича выплюнула она. – Хозяину похрену, что тут происходит. Ты его тут видела когда в последний раз? Он получает прибыль, и на этом его интересы заканчиваются. Так что если желаешь – вперед! А теперь иди, собирай вещи и не мешай мне работать. Тоже мне, фря вавилонская.

Такого я стерпеть не смогла. Да ко мне на «ты» лет пять уже никто не обращался! Ну, может, бабуля только.

Я наблюдала, как белые листы, скинутые мною, буквально сметенные со стола наглой старухи, кружась, опускаются на покрытый зеленым ковролином пол.

– Я вызову охрану! – взвизгнула тетка, но меня уже было не остановить – понесло по кочкам. Я планомерно принялась громить кабинет. – Ах ты сволочь!

Кадровичка подскочила ко мне и оттолкнула от стеклянного шкафа. Я почувствовала, что падаю, в этот раз любимые туфли на десятисантиметровой шпильке меня подвели. Падая, стараясь сохранить равновесие, я схватилась за первое, что под руку подвернулось – за кадровичкину голову. Минута, и я лежу на полу, сжимая в пальцах что то похожее на дохлую кошку. Боже это же ее волосенки! На гадине был парик?.. Парик! А она стоит напротив меня, красная, как помидор, и абсолютно плешивая, как коленка. От такой картины я даже забыла о боли в отбитой заднице и в голос заржала. До слез, умываясь слезами.

…Короче, из здания фирмы меня выволокли под руки два охранника, которые раньше вежливо и с почтением меня приветствовали и кроме как по имени-отчеству не обращались. Выкинули, как отработанный материал, и коробку с моим барахлом вдогонку швырнули.

– Ну, ничего. Умоетесь еще кровавыми слезами! – погрозила я кулаком, отвлекшись от собирания разлетевшегося по земле имущества, уже зная, куда пойду потом.

Ну, конечно же, к конкурентам! У меня много чего есть им рассказать. Тем более что они давно пытались меня переманить.

– Да уж, – услышала я отвратительно визгливый голос, – вот именно это твое – ползание на коленях по заплеванному асфальту! На! Возьми! – сказала Ада Рощина, бросая мне под ноги, как нищенке, пятисотрублевую купюру.

Сука, дождалась-таки своего звездного часа. Именно из-за нее меня уволили, но даже этого ей мало! Она хотела меня унизить, и, надо сказать, это ей удалось. От злости я задохнулась, а когда пришла в себя, ее и след простыл. А я стояла на улице, как оплёванная, сжимая в пальцах чертову пятихатку, даже не помня, когда и за каким чертом ее подняла. Видимо, чтобы порадовать соперницу и окончательно потерять лицо.

Глава 1

Алла

Итак, меня зовут Алла. Алла Борисовна Звягинцева. Специалист по маркетингу в фирме, занимающейся продвижением модной одежды. Ну, точнее уже бывший специалист. И сейчас я сижу в кухне у подруги Вальки и планомерно напиваюсь мартини, закусывая его отвратительными мягкими маслинами. Вот интересно, почему в любой другой стране они не похожи на жеваные тряпки?

– И эти твари конкуренты, знаешь, что мне сказали? – спросила я, гоняя во рту косточку от маслины и отчаянно борясь с тошнотой. – Ты, говорят, нам нужна была, когда у Зотова работала. А сейчас толку с тебя – ноль. Шпионка им нужна, понимаешь? А теперь я даже на эту малодостойную роль не гожусь. Представляешь?

– Слушай, так дай им то, чего они хотят. Проблема, что ли? – пьяно икнула Валька, подперев рукой подбородок, она как выпьет, всегда так делает, чтобы фейсом об тейбл не приложиться. Ей надо-то две рюмки, чтобы оставить отпечаток своего профиля на столешнице. Вот и сейчас ручонка того и гляди подогнется, а поди ж ты, умные речи вести пытается. – Или моральных терзаний боишься? Так зря, у тебя отсутствует этот, как его… «атавизьм»

– Ты меня слушаешь, вообще? – вызверилась я, проглотив от злости косточку. – Трудно шпионить, когда тебя на пушечный выстрел к офису не подпускают. Я пока еще не обзавелась суперспособностью быть там, где меня нет.

– Ну и дура, – хмыкнула Валька, обрушившись-таки многострадальной физиономией на стол.

Противная лысая кошка, уже начавшая обрастать клочковатым пушком, взвыла возле стула, на котором сидела ее хозяйка, и я поняла, что помощник из моей подруги, которую даже продавцы на птичьем рынке легко обводят вокруг пальца, ну никакой.

«Ладно, посплю, а утром решу что делать», – подумала я и свалилась на Валькину кровать, предварительно перетащив ее бездыханное тело.

Утро встретило меня головной болью, осознанием собственной бесполезности, нелюбовью ко всему миру и Валюхой, сладко сопящей на моей груди и пускающей слюни на дорогой костюм, который я вчера так и не удосужилась снять.

– Просыпайся, – приказала я, толкнув подругу так, что она с грохотом свалилась на пол, точнее – на уродку по имени Клеопатра, которая разразилась таким душераздирающим воплем, что у меня едва не остановилось сердце.

– И что делать думаешь? – спросила Валька, пожирая приготовленную мною яичницу спустя полчаса после пробуждения. – Я бы на твоем месте постаралась к боссу пролезть. Как, знаешь, в фильмах. О, точно – устройся к нему в дом прислугой, стань доверенным лицом и всем отомсти к чертовой бабушке, как в том кине. Как там оно называлось-то? А, да – и шпионством кучу денег заработай, а потом всем факи показывай и фиги крути.

– Ты вчера перебухала, что ли? – с подозрением посмотрела я в блестящие глаза подруги. – Я прислугой? Да я тебя. . . .

– Да ладно, шучу я, – хмыкнула нахалюга. – Не хочешь, как хочешь. А этот, как его, Зотов, он как, кстати? Красавчик, или боров жирный, как все миллионеры?

Я закатила глаза. Конечно, знаток миллионеров великий – Валентина Елкина. Она их и не видела, наверное, никогда, разве только в своих влажных эротических фантазиях. Конечно, если представлять мужиков, больных зеркальной болезнью, ясно, что со сто процентной вероятностью фригидность заработаешь, да еще и отягощенную поносом. Теперь понятно, почему она до сих пор мужиком не обзавелась. А Зотов… Что Зотов? Я имела честь посмотреть на босса издалека от силы раза три. И все три раза ловила себя на мысли, что при удачном стечении обстоятельств я бы, конечно, ему отдалась с превеликим удовольствием. Черноволосый красавец с глазами такого пронзительно голубого, похожего на родниковый лед, цвета, что можно заморозиться только от одного его взгляда. Высокий и невероятно привлекательный.

– Ясно, – завистливо хмыкнула Елкина, – Ален Делон.

– Блин, Валя, ты в каком веке живешь? Какой, к псам, Делон? Я не знаю, с кем сейчас сравнивают богов, но уж точно не с ним. И тем более даже в наше время эталоном был Брэд Питт.

– А ты погугли, – вредно ответила Валька, – а заодно и работу поищи, потому что наблюдать твою физиономию больше чем три дня я не намерена, да и просто не выдержу. Знаешь же, мне надо книгу заканчивать, а с тобой это нереально.

Я, вздохнув, признала поражение. Права ведь овца моя любимая. Хотя писатель из нее как из нее же художник, вышивальщица и все ее остальные ипостаси, пройденные за последние три года. Вздохнув, я села за компьютер. И вместо сайта с вакансиями первым делом угадайте, что набрала в поисковике? Зотов Алексей Михайлович. Прямо как бес под руку толкнул.

Алексей

– Надя, что с тобой снова произошло? – поморщился я, разглядывая ядовито-розовую шевелюру дочери-подростка, почему-то решившей, что она эмокид. Ну ладно хоть так, месяца два назад она панковала, а это в разы страшнее. – В бак с краской свалилась? Только не говори, что сделала это с собой добровольно.

– А то что, папочка? – оскалилась девочка. – Лишишь меня карманных денег? Так мне они не уперлись никуда. В моей культуре деньги – мусор. И сколько раз говорить, не зови меня этим дурацким именем! Интересно, что вы курили с мамулей, когда решили меня так назвать?

– Не смей так говорить о матери! – выплюнул я, почувствовав, что меня будто ударили под дых, выбив из легких весь воздух. Любое упоминание об Ольге – моей умершей три года назад жене – отдается болью. – Если ты не приведешь себя в порядок, точнее, в подобающий вид, я тебя обрею налысо, как там тебя… Элифита вроде, прости господи. Что за имя дебильное ты себе придумала?!

– Это не она, – подала голосок вяло ковыряющаяся ложкой в тарелке с кашей Козюлька. Точнее, ее зовут Лидочка, она моя младшая дочь, но прозвище Козюлька отражает ее внутреннюю хулиганистую сущность лучше. – Это ее приятель – Болт.

– Убью, – рыкнула Надюшка и тут же запустила в сестру яйцом, до этого мирно стоявшим на подставке.

Козюлька долго не стала ждать, с визгом вскочила на стол и бросилась на обидчицу. Послышался звук бьющейся посуды – потасовка набирала обороты.

– А ну прекратили! – заорал я так, что аж подавился и позорно закашлялся, чем привлек внимание драчуний. И слава богу, потому что на мои вопли они обычно не обращают никакого внимания. – Я вам больше не нянька! Три года я положил на вас, положив на работу то самое имя, которое носит твой чокнутый приятель! В этом году никаких Испаний! Завтра же я найму вам няню, такую, которая не сбежит через день, подвергшись вашим атакам! И все, больше от меня не ждите никаких поблажек, я ясно изложил?! – уже почти на ультразвуке спросил и со всей силы швырнул на стол полотняную салфетку, довершая начатый дочерями погром.

– Да, папочка, – ангельским голоском пропела Надежда.

Но по взглядам, которыми обменялись две тотчас же ставшие единой командой сестрички, понял, что любой няньке, которая появится в этом доме, не жить. Да и я сильно сомневался, что хоть одна фирма по подбору персонала согласится работать со мной в этом направлении. Потому что имя гувернанткам, мамкам, нянькам, сбежавшим с воплями из моего дома – легион. И это все дело рук сидящих напротив меня с ангельскими личиками симпатичных девочек, моих дочерей, совсем отбившихся от рук после смерти матери.

– А пока… – я зверски улыбнулся, слушая торопливое цоканье каблучков по паркету, – чтоб вы поняли, что в этот раз я не шучу.

– Только не Адольфовна, – одними губами синхронно прошептали мои дочери, – папочка, умоляю, скажи, что это не она! – взмолилась Надя, став похожей на обыкновенного подростка, без всяких этих ее закидонов.

А я уже и сам пожалел, что пригласил свою тещу присмотреть за девочками, пока не найду им подходящую няню.

– Так, так, – раздался у меня над самым ухом голос, похожий на разрывание медведем-шатуном палатки ранним утром в поисках замаринованных в аммиачно пахнущих штанах молящихся сиятельному Вицлипуцли о спасении медвежьей души от греха убийства туристов. – Ну конечно, снова едите какую-то кошачью блевню.

Тещу мою вообще-то зовут Прозерпина Альбертовна. Адольфовной ее прозвала наша домработница Нюша, попав не в бровь, а в глаз. Мамуля моей покойной жены, если хорошо присмотреться, похожа на печально известного всему миру немецкого диктатора. Даже темные усишки под носом, которые она усиленно эпилирует, тратя на процедуры бешеные деньги, только еще более усиливают портретное сходство. Маленькая, коренастая, невероятно тощая, она выглядит лет на сорок, и то если только рассматривать ее сквозь телескоп. Но характер у нее, как у того же австрийца, совсем не нордический.

– Мне пора, – малодушно вякнул я и ломанулся к двери, чувствуя спиной, как прожигают меня ненавидящим взглядом три пары глаз, на ходу пообещав «Не переживайте, Прозерпина Адольфовна, няня появится в этом доме в ближайшие семь дней».

– Я Альбертовна, зятек, чтоб тебя черти в аду затрахали! – полыхнула огнем мамуля.

Вот, твою мать, как же я снова перепутал ее отчество? Всю жизнь удивляюсь, как эта горгулья смогла родить такое ангелоподобное создание, подарившее мне короткое счастье, которым я и насладиться-то не успел. Так бывает: что-то дает бог, например, финансовое благополучие, отбирая при этом того, кого любишь. Ольга умерла от лейкемии, и никакие деньги не смогли спасти мою жену. Козюльке на тот момент было всего два года. Как я пережил ее смерть – история отдельная. С тех пор у меня не было серьезных отношений. Не было и не будет. Интрижки не в счет – природа-то требует. Я поклялся себе, что у моих любимых девочек никогда не будет мачехи. Хотя сейчас я, конечно, поступил подло, оставив моих малышек на растерзание любящей бабули, способной задолбать даже дятла, если тот с какого-то дуру решит залететь в ее пенаты. Я бы на его месте, заслышав похожий на визг циркулярки голос Адольфовны, облетал ее владения по широкой дуге.

– В пять у меня эпиляция, будь любезен до этого времени явиться домой. Я не намерена пропускать процедуру из-за этих двух нестерпимых спиногрызок! – проорала мне вслед любящая бабуля.