Серия 1
Пилот

1.1

Он смотрел и не мог отвести взгляда от пламени, рассыпавшихся по белому снежному покрывалу, волос. И алые пятна, похожие на фантастические цветы, пылающие вокруг распластанного на земле тела притягивали, примагничивали, не давая опомниться и продохнуть. Миллион раз видел смерть, но сегодня… Сегодня было омерзительнее чем всегда. Женщина, слишком молодая для смерти, смотрела в тяжелое небо распахнутыми, аквамариновыми глазами. Нет, скорее изумрудными, драгоценными неживыми кристаллами. Точно. Невероятно глубокими но уже пустыми. Оперу захотелось закрыть их. С трудом поборол свербящее желание.

– Красивая баба. Могла бы стать чьим то счастьем. Капитан, эй, у меня все готово. Можем паковать, – опер Макаров вздрогнул и с трудом перевел взгляд с губ жертвы подернутых инеем, словно сахарной пудрой припорошенных, на эксперта- криминалиста Сему, стоящего рядом.

– Что там? – прохрипел капитан, отбрасывая давно истлевшую сигарету.

– Хрень какая то? – все таки работа накладывает отпечаток на людей, они становятся невосприимчивы к человеческой трагедии. И он тоже стал бездушным. Хотя, сегодня странное что – то творится. Поплыл. Говорят такое случается, только вот с ним еще никогда не было подобного. Никогда, и не нужно. Иначе профнепригодность, алкоголизм, одиночество. Та же самая смерть, только в профиль. – На спине у девки два разреза, от лопаток к пояснице. Зеркальные, идеально ровные. Ни разу не видел таких. На груди, с левой стороны, в районе сердца, клеймо в виде символа. Не знаток я, но вроде какая-то греческая фиговина.

– Тату? – голос Макара прозвучал глухо, будто затерявшись в морозном сумраке.

– Нет, капитан. Клеймо именно. Выжженое. Сейчас много всякой дряни придумали. Шрамирование, еще какие то подвыперды. Но тут именно клеймо. И оно старое. Но девка умерла не от порезов на спине. Скорее от переохлаждения. Замерзла, снегурочка. Точнее патологоанатом скажет, наверняка. Других повреждений нет, разве что…

– Что? – напрягся опер.

– Вот, рядом с телом нашли, – в руке Семы появился пакетик, в котором тускло отсвечивал некрупный изумруд. – Серия, походу. Бриллиант нарисовался опять.

– Да твою ж мать. И почему мне эта дрянь? Он давно на нашей территории не охотился, а тут… – выругался Макар и прикурил новую сигарету, от предыдущей. – Сем, ты когда нибудь видел такие глаза? – ни с того ни с сего, сорвался с его губ в принципе пустой вопрос.

– Какие это, такие? – удивленно посмотрел на опера эксперт. – Обычные достаточно распространенный цвет. Серые, в прозелень.

– Они очень яркие. Почти изумрудные, – Макар снова посмотрел на распластанную женщину и обалдел. Зелень колдовская напрочь исчезла, словно вымылась.

– Капитан ты в порядке? Может отпуск тебе взять? И курить ты бы завязывал, Мак. Сердчишко к сорока годам вообще убьешь. Курить столько вредно. А без пламенного мотора не живут пока, к сожалению. Иначе и я бы с удовольствием морально разлагался. Но, у меня не как у кота, одна жизнь всего. И у тебя тоже.

– Жить вообще вредно Сэмэн, – глухо хохотнул капитан, и в последний раз кинул взгляд на жертву того, кого они никак не могли поймать вот уже целую вечность. Сердце в груди замерло на миг, пропустило удар. Прав эксперт, надо к доктору что ли сходить. Что-то частенько стало прихватывать.

Серийщик, убивал женщин по всему городу, и оставлял возле них драгоценный камень, вот уже два года. Но был как заколдованный. Неуловимый. Ему показлось наверное, но… Глаза покойницы больше не были пустыми. Они смотрели прямо в его душу, выкручивали ее изумрудно-зеленым ужасом. Макар моргнул, отгоняя наваждение. Точно прав Сема, пора отдохнуть, а то и рехнуться недолго. Девка мертва. И зеркала ее души обычные. Он просто устал. Да, от переутомления мерещится всякая чертовщина. – Пакуй. Больше мы отсюда ничего не выжмем. Ребята уже околели, наверное. Да и труповозку вызвали рано. Теперь отписываться затыкаемся.

Он пошел в машину, не желая смотреть, как тело красавицы запаковывают в черный мешок. От дребезжащего звука застегивающегося замка молнии капитана передернуло. Скорее, домой, спрятаться от всех, напиться до чертей. Забыться. До семи еще целых пять часов. А потом снова в бой…

*******

Она с трудом открыла глаза и тут же уперлась взглядом в металлический потолок секционного холодильника. Тело не чувствовало холода и боли, той что могли причинить люди своими малосильными манипуляциями. Даже швы от вскрытия, уже начали затягиваться, а ссадины зарубцевались и исчезли. Но вот боль в спине казалась невыносимой. Черт, это самая неприятная часть работы. Хотя, брезгливость, для таких как она непозволительная роскошь. Неведомое чувство, для тех, кто каждый день имеет дело с человеческими грехами, пороками, порой настолько омерзительными, что хочется содрать с себя шкуру.

Она нашла его. Тридцатилетние поиски, наконец увенчались успехом. В том, что молодой капитан, почти уже переродился, женщина не сомневалась. Она слышала, собственными ушами, умирающее сердце единственной уцелевшей особи мужского пола из ее рода. И это было настоящим чудом. А еще он почти научился видеть… Ее глаза то он рассмотрел.

Женщина повела рукой, и холодильник мелко завибрировал. Спустя пять минут она уже шла по коридору морга. Привычная нагота ее не смущала. Но разжиться одеждой все же было необходимо. Люди слишком консервативны, чересчур ханжи. Но при этом лицемерны и насквозь фальшивы.

Старый сторож, воняющий как винный погреб, на удивление бодрствовал, не смотря на поздний час. Уставился на нее мутными глазами, и словно рыба зашамкал губами, не в силах издать ни одного членораздельного предложения. Замычал, как старый бык, мелко трясясь обрюзгшим телом. Смешно. Жещина ухмыльнулась, оскалив белые, чуть заостренные зубы.

– Мне нужна твоя одежда, – пропела фразу из старого фильма. Ну да, ей нравилось кино. С момента появления синематографа Аля старалась не пропускать новинки. Кино скрашивало однообразие чертовой вечной жизни. А жизни ли? Странно рассуждать об этом, ходя бессердечным покойником по цветущей планете.

– Ааааа, оуу, – прохрипел мужик. Она напряглась, услышав его хаотичное сердцебиение. Страх рвал сосуды в и без того измочаленном «моторе» алконавта.

– Не бойся. Тебе не время еще, – тихо прошептала женщина, ее глаза подернулись белесой пленкой. Сторож вздохнул и откинулся на спинку стула, задышал размеренно и ровно. – Ну и прекрасно. Женщина сняла со щитка ключ от склада. Через пять минут она спустилась с крыльца морга, одетая в курточку с меховым воротником, сапоги на тяжелой подошве и кожаные лосины, обтягивающие ее стройные ноги. Куртка лишь немного была повреждена. Прорезана на груди тонким лезвием, так красиво, что даже крови не выступило у той, кто ее носил, в момент когда ее закололи.

– Повезло, так повезло. Мне повезло, не бедолаге хозяйке тряпок, – под нос себе прошептала беглянка. – Размер идеально подошел.

Она дотронулась пальцами до входящего отверстия, оставленного ножом убийцы. Да уж, проститутке, которой сей наряд принадлежал днем раньше, меньше фортануло. Ну что ж. Вот и работенка. В голове замелькали картинки.

Аля вдохнула ледяной воздух и побрела по протоптанной в снегу тропинке, в сторону никогда не засыпающего городского центра.

**********

– Макар, приехать можешь? – взволнованный голос патологоанатома Левы капитану не понравился. Впрочем, толстяк в принципе всегда был склонен к драматизму. – ЧП у нас.

– Покойники восстали? – хмыкнул Макаров. Лева нехорошо промолчал, и судя по сопению на том конце провода, обиделся.

– Ну, ты не так далек от истины, – наконец промямлил эксперт. – Снегурочка твоя вчерашняя пропала.

– Как это пропала? – остатки сонливости, словно смылись потоком удивления. – У вас что там за бардак. А сторож где был?

– Тут это… В общем… Нужно твое присутствие. Вскрытие я успел провести. Мак, подгребай.

Макаров поднял воротник пальто, замер на ступенях участка с тоской глядя на засыпанную снегом старую машину. Проще до морга пешком дойти, нежели пытаться завести дизельного мастодонта. Мороз, черт бы его побрал. Где была его голова, когда он слушал советы Семы, из которого шофер, как из говна пуля? Взял бы бензиновую коняшку. И сейчас не морозил бы сопли, шляясь по закоулкам.

Капитан спустился с обледеневших ступеней и нырнул в ближайший темный проулок. Так ближе. Дворами, между гаражей, минут десять ходьбы.

Неприятное чувство, обжигающее, режущее, поселилось в районе лопаток. Грудь заломило. Но эта боль в последнее время стала уже привычной. Он уже и внимания не обращал. Отпустит.

А вот другое что-то, похожее на чужой взгляд, постоянно следящий за ним. От этого ощущения он не мог отделаться уже несколько дней.

Макаров пересек пустой двор, ежась будто от ветра. Чужой взгляд, преследующий, не выпускающий.

Люди не смотрят вверх. Аля свесив ноги, сидела на ветке голого дерева. Холод ей не мешал, а вот сапоги казались слишком тяжелыми.

Она скинула проклятые колодки, и медленно скользнула по ветке. Один рывок. Мягко приземлилась на пушистое снежное покрывало. Босые ступни утонули по самую щиколотку. Девушка зажмурилась от удовольствия и сорвалась с места.

Макаров остановился. Показалось, что он слышит за своей спиной легкие шаги. Даже не легкие, воздушные. Сердце пропустило удар. Безлюдно. Слишком даже для этого времени. Хотя. Народ предпочитает сидеть по домам в такую погоду.

Ему показалось, что он увидел огненный всполох, но лишь на миг. Прикрыл глаза, гоня наваждение. Еще метров десять и он на месте. Раз-два-три, начал считать шаги. Его мама учила, давно, в детстве. Когда приближается паническая атака – считать. Макар уж и не помнил, когда начал страдать от приступов страха, скручивающих его душу в тугой узел. Наверное и профессию выбрал, такую, где надо было бояться. Всегда. Постоянно.

Он умирает. Али это чувствовала. Но смерть для таких, как они – всего лишь неизбежность. Это даже не смерть, переход в нормальное состояние. Сущность. Втянула носом сладкий аромат боли. Надо же. Когда она перерождалась, боли не было. И страха не было. Был восторг. А тут…

Макаров толкнул дверь морга в тот самый момент, когда она взлетела на крышу приземистого здания. Точнее, она воспарила. Полеты ей стали недоступны в тот самый момент, когда… Когда…

– Ну что тут у вас? – спросил капитан, глядя на трясущегося мужичка, глядящего безумными глазами сквозь него.

– Сторож утверждает, что снегурочка ушла, – хмыкнул Лева, озадаченно размешивая какое-то лекарство в прозрачной пробирке.

– Как это? Своими ногами? – голос Макарова был не удивленным. Даже на издевку не осталось сил. Грудь снова кольнуло, так сильно, что рука самопроизвольно прижалась к больному месту. Эксперт с тревогой взглянул на опера. – Слушай, этот калдыр скоро белок у вас ловить начнет. Трупы не ходят.

– Одежда исчезла из подвала. Размер подходящий. Вообще, странно очень. Мы камеры просмотрели. Ты должен глянуть. Кстати, девка не замерзла. Умерла своей смертью. Я успел ее вскрыть. Там знаешь…

– Боже, Лева, ты туда же. Не ходят покойники, не воруют одежду, тем более разрезанные.

– Мак ты в порядке? – вид побледневшего опера медику не понравился.

– Да, устал просто. Давай свои записи.

– Слушай. У девки сердца не было почти, – прошептал Лева. – Я такого в жизни не видел. Молодая баба, цветущая. А в груди… Как у старухи, выработанное на сто процентов. А на камерах. Помехи, именно в тот момент, когда она… Хм… исчезла. Слышишь? Макаров. Ты чего?

Ничего. Он почти не слышал голоса Льва. Уставился застывшим взглядом в окно, через которого на него смотрели изумрудные, светящиеся глаза беглянки. Живой беглянки.

1.3

– Сколько вам лет, батенька? – доктор, похожий на врача из записок Булгакова, смотрел на Макарова сквозь стеклышки очков, с каким-то мерзким сожалением.

– Тридцать два. То есть, тридцать три уже, – поправился капитан. – Исполнилось два дня назад.

– Да с, возраст Христа. Отдохнуть вам надо, батенька. В вашем юном возрасте заработать предынфарктное состояние, еще потрудиться нужно. Да с. Хотя, сейчас болячки молодеют. Хорошо товарищ ваш среагировал правильно. На то он и медик. Вам ведь вроде путевки положены. Санатории у МВД прекрасные, прекрасные. Воздух, прогулки пешие, правильное питание, больше времени с семьей, и все у вас будет хорошо. Вот к примеру, чем вы сегодня завтракали, юноша?

Дмитрий Макаров молча начал застегивать пуговицы на рубашке. Завтракал он сегодня кофе, впрочем, как и вчера и каждый божий день. Мерзкой жижей из отделовской кофе машины, которую не мыли, наверняка с момента ее приобретения. Обедал он, в сущности, тем же.

– Нет у меня семьи, доктор. А гуляю я, дай бог каждому.

Семья. Мать давно умерла, а отец. Ну, не сложилось. Он, от чего-то винил сына в смерти любимой жены. Сколько лет уже не виделись. Черт его знает, Макаров давно сбился со счета. А своя семья. Ну какая может быть ячейка общества с его собачьей работой. Так, кажется сказала его бывшая жена, бросив ему в лицо разорванное свидетельство о браке. Он ушел, оставил квартиру, которую получил от МВД, все что нажил. Все оставил. Ждет его только комната в общаге, да единственная выжившая рыбка в аквариуме. Дмитрий скривился в горькой усмешке.

– Вы на больничном. Это не шутки, – наносную интеллигентность снесло с доктора, как гнилой лист с умирающего дерева. – Не остановишься, капитан, будешь не водичку минеральную хлебать на курорте, а примеришь деревянный пинжачок, при чем это лишь дело времени. Очень короткого его промежутка. Документы подпишите в регистратуре. И вот…

Перед Макаровым легла длинная бумажная лента ЭКГ. Хаотичные кривые линии начертанные на ней, извивались, словно ехидные злобные, зубастые улыбки. Опер ухватил со стола чертову кардиограмму, как ядовитую змею и, пошатываясь вышел из кабинета врача.

Замер на месте, пытаясь совладать с удушающей панической атакой.

– Простите, – легкий толчок, спас его от очередного, скручивающего внутренности в узел, приступа.

– Ничего, – даже не глянув на девушку, спасшую его, Макаров дернул ворот рубашки на шее и пошел в сторону регистратуры.

Али улыбнулась озадаченно, проводив взглядом крепкую, но какую-то неухоженную мужскую фигуру. Его страх не был сладким сегодня. И это ее удивило. Врач обманул Дмитрия. Спастись ему не удастся, хоть обгуляйся.