Все персонажи и события являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Судьба подчас чересчур уж сильно замахивается,

когда хочет легонько стукнуть нас.

Казалось, она вот-вот нас раздавит,

а на самом-то деле

она всего лишь комара у нас на лбу прихлопнула.

Готхольд Эфраим Лессинг

Пролог

На сцене ресторана поет бразильская певица, прилетевшая в Москву специально, чтобы выступить на моем дне рождения. Публика заворожено слушает песню в стиле босса-нова, а мне не до музыки. Глаза слезятся, горло будто обмотали колючей проволокой, нос закладывает. Немудрено, в зале ресторана прохладно, а на мне вечернее платье с открытой спиной. Я ежусь, ищу глазами личного помощника. Он улавливает мое беспокойство и тут же подходит.

– Вам что-то нужно?

– Скажите, чтобы принесли мою меховую накидку, кажется, я оставила ее на террасе, когда выходила с Авдеевым.

Приносят накидку, но я уже понимаю, что нужно срочно принять меры, иначе утром я не поднимусь с постели, а на первую половину дня назначены три важные встречи.

– Виктор Николаевич, я еду домой, – уведомляю я нового ГБ.

– Так скоро? Вы и двух часов не выдержали, а они, между прочим, – Доронин показывает на глав департаментов холдинга, сидящих за одним столом, – и половины увеселительной программы не показали. Вам скучно?

Мне скучно, но я, конечно же, этого не скажу. Объясняю, что не рассчитала с нарядом и мне срочно нужно проделать несколько процедур, чтобы блокировать подступающую болезнь.

– Вы вернетесь на торжество? – уточняет ГБ.

– Нет, но вы им не говорите, – оглядываю подвыпивших коллег, – пусть празднуют.

Хотела выскользнуть незаметно, но в зал вносят очередную партию цветов и подарков. Прошу отнести в апартаменты и спешу к выходу.

– Александра Леонидовна, вы куда? – перехватывает меня Гроздьев, начальник департамента рекламы.

– Мне нездоровится.

– Как жаль, мы так старались угодить, похоже, вам не понравилось…

– Все было замечательно, но мне действительно нездоровится. Извинитесь за меня перед гостями.

Гроздьев смотрит на часы и уведомляет:

– Кстати, сейчас будет фейерверк.

Слышатся первые залпы, я оглядываюсь и вижу, как цветные огни расцвечивают небосвод. Все приникают к окнам. Воспользовавшись моментом, я спешу к выходу. Секьюрити берут меня в кольцо и выводят из зала ресторана. Идем к лифтам. Нам навстречу спешит, широко улыбаясь, симпатичный парень в форме курьера, в руках цветы и подарочная упаковка.

– У меня доставка для Алекс Петровской.

Даю знак Доронину принять посылку, а сама ищу в сумочке упаковку одноразовых платков. Еще чуть-чуть – и у меня потечет из носа.

Хлопок, моя сумка падает на пол, вскрик, брызги крови. Я даже не поняла, что произошло. Таращусь на курьера, которого до этого момента от меня загораживал Доронин: он бледен, лицо блестит от пота, наставляет на меня пистолет с глушителем. Две долгие секунды мы сверлим друг друга глазами. Меня сбивают с ног, я вскрикиваю от боли. Выстрелы. Крики телохранителей. Визг гостей. Меня поднимают и тащат назад в ресторан.

Через два часа я все еще сижу в кабинете директора. Здесь душно и накурено. Мое платье забрызгано кровью. Медики напичкали меня успокоительным и надели плечевой бандаж. В руке пульсирует боль. Только что мне сообщили: Доронин не дотянул до больницы и скончался в скорой. Двух раненных телохранителей оперируют. От этой новости я в прострации. Перед глазами симпатичное лицо парня, желающего мне смерти. Что его заставило взять такой заказ? На что надеялся? Это ведь самоубийство!

Служба безопасности холдинга и сотрудники ФСБ прочесывают здание, опрашивают персонал и гостей. Мне докладывают, что у киллера нашли документы на имя Жданова Алексея. Его машина стоит на парковке башни. Обыск ничего не дал. Нашли только кейс для хранения пистолета и распечатанную упаковку патронов. Силовики уведомили, что он был уволен из Росгвардии, и больше никакой информации.

По раскрытой двери кабинета постучали. Поднимаю голову и вижу на пороге Ефима Петровича.

– Алекс, как вы?

Вопрос потонул в тишине. Показываю на стул. Ефим Петрович снимает парку и отбрасывает ее на диван.

– Нам нужно обсудить кандидатуры главы безопасности.

– Я требую, чтобы вернулся Закиров, – стучу ребром ладони по столу и чеканю каждое слово. – Больше я никому не доверяю.

Он отводит взгляд и тяжело вздыхает.

– Сегодня день плохих новостей.

– В чем дело? – от предчувствия беды я покрываюсь липким потом.

– Алекс, Закирова больше нет…

Глава первая. Вторая личина

Восемь месяцев назад

Страх сделал меня своей пленницей: обездвижил, лишил воли и свободы выбора. Даже когда в мои апартаменты ворвались головорезы, я так не боялась, как сейчас. Закиров пинает колеса, орет, а заканчивается все сотрясанием кулаков перед моим лицом. Я жмурюсь, сжимаюсь до половины своей массы и втягиваю голову. Он сдерживается, иначе валяться мне на асфальте и корчиться от боли. Для него это боевая операция, а в бою он не разделяет мужчин и женщин: если дала согласие на участие – будь добра веди себя соответственно. Поэтому мой побег он расценивает как предательство или желание играть соло. Во всяком случае, так он объясняет мне свою позицию.

Теперь я понимаю, что убегать еще хуже, чем говорить, но ведь разговоры ни к чему не приводят. Он кидает вызов, идет наперекор и гнет собственную линию. А как только я говорю, что хочу его заменить, сводит мои профессиональные претензии к личным разборкам.

Его крики привлекают всеобщее внимание. Жильцы выглядывают из окон. Прохожие замедляют ход. Краем глаза вижу, как из подъезда выходит Владислав и стремительно сокращает между нами расстояние.

– Поехали! – командую я и сажусь на заднее пассажирское сиденье.

Руслан продолжает кричать, но, видя мою решительность, распахивает водительскую дверь, плюхается на сиденье и заводит мотор. Он сигналит мамашам и детям, что беззаботно разгуливают по тротуару. Подъезжает слишком близко, намеренно пугая и вызывая негативную реакцию. Ему хочется нарваться на скандал и выпустить пар, раз уж со мной не получилось. Женщины кричат, он открывает окно и обзывает их неуклюжими коровами. Он намеренно не пристегнулся ремнем безопасности, и из-за этого в салоне с равными интервалами раздается раздражающий сигнал-напоминание. Зажимаю уши. Не могу это слышать. Я на грани. Подобного состояния у меня не было с момента выписки из психиатрической клиники.

Как только мы выезжаем из города, я закрываю глаза и сажусь в позу лотоса. Представляю, что нахожусь под непрерывно льющимся потоком золотого света, который греет и оберегает меня от всего негативного. Это моя броня. Она не прошибаема. Даже Руслан не может ее пробить. Заканчиваю медитацию техникой «Внутренняя улыбка», и, хоть я не улыбаюсь – слишком мало времени, обычно на это мне нужен час – но страх и тревога меня покидают.

Мы выезжаем из Рязанской области. Прошу Мистера Раздражение остановиться возле заправки с минимаркетом.

– Зачем? – недовольно бурчит он.

– Мне нужно купить воды в дорогу.

Нехотя он сворачивает с трассы и паркуется у магазина. Протягивает мне наличные.

– Тебе что-нибудь купить?

– Нет! – резко бросает он и отворачивается.

Обхожу машину и встаю перед водительской дверью. Руслан опускает стекло.

– Что? – пятерней он зачесывает назад волосы.

– Руслан, выйди, пожалуйста, из машины.

– Зачем? Говори, что хотела и проваливай.

– Я попросила уехать, потому что Владислав вышел из подъезда. Мне не хотелось публичных разборок. Но мы не договорили. Я хочу все объяснить.

Он недовольно кривится, но выходит.

– Ну? Говори!

– Ты напугал меня. Судя по симптомам, у тебя раздвоение личности. Прости, но мне своих проблем хватает, с твоими я точно разбираться не буду.

Руслан все еще зол. Ноги подергиваются, взгляд направлен куда-то поверх моей головы.

– Я здоров. У меня нет диссоциативного расстройства идентичности. Я ляпнул не подумав – вот и все. Было сильное перенапряжение, я хотел его сбросить, потом ты подбавила мне проблем. Дважды!

Я попала в точку! Он знает, как называется его заболевание, иначе просто повторил бы «раздвоение личности», как сказал бы любой нормальный человек! Мне нельзя его раздражать. Надо дождаться замены, и дело решится малой кровью. К тому же я не исключаю того факта, что мне придется к нему обращаться за советом. Каким бы психом он ни был, в вопросах безопасности и сбора информации – дока.

– Я совершила глупость, поняла это, как только попала в квартиру к Владиславу. Больше такого я не сделаю.

– Не сделаешь это, придумаешь что-то другое.

– Нет, – я глажу его по груди, – не придумаю, клянусь. Пожалуйста, прости… – выдерживаю его пристальный взгляд.

Мне не за что просить прощения, но я должна. Иначе он не успокоится.

– Все навалилось в одну кучу. Нападение, побег, слежка, засада, стройка, мертвец. У меня был сложный день. Ты должен это понять.

– Что у тебя с этим Владиславом?

Ревность? Вот этого я точно не ожидала.

– Ничего.

– Ты врешь, что-то было.

– Нет, клянусь, – мотаю головой.

– Ты понимаешь, что заставила меня думать, что я тебя потерял?

Остается догадываться, о чем конкретно он говорит: о моем побеге или о том, что между нами так и не сложились отношения. Чтобы избежать дальнейших обвинений, я приникаю к нему всем телом, обнимаю и говорю вполголоса:

– Прости, я все усложняю. Тебе вчера нужна была моя поддержка, а я устроила истерику. Уверяю тебя, такого больше не повторится.

С минуту он тяжело дышит.

– Обещаешь?

Я поднимаю голову. Под утро я задала ему этот же вопрос.

– Обещаю, – уверенно отвечаю я и обнимаю его еще крепче.

Из его груди вырывается тяжелый вздох, будто с плеч свалился многотонный груз. Руслан обхватывает мое лицо ладонями и нежно припадает к губам. Его руки нервно подрагивают. Поцелуй длится недолго – это акт примирения, но не прощения. Он стискивает меня в объятиях.

– Как ты могла так поступить?

Меня вдруг одолевает волна отчаяния. Наружу рвутся слезы, и я начинаю рыдать. По-настоящему. Это слезы очищения, расслабления, разрядки после вынужденных скитаний.

– Пожалуйста, не делай мне больно…

– Мы уже говорили об этом. Думаешь, что твои враги будут тебя холить и лелеять? Думаешь, что они будут подбирать слова и делать только то, что тебе понравится? Нет. Они будут жестоки, беспощадны и мстительны.

– Так это тренировка? Все это время ты меня муштровал?

– Доходит, как до жирафа, – он снова прижимает меня к груди.

– А твои раздевания? Это из какой оперы?

– Хочу искоренить твою боязнь секса.

Вот в это я бы никогда не поверила! Я слегка улыбаюсь, давая ему понять ход моих мыслей.

– Так ты не для себя стараешься? Это мужская солидарность?

– Вообще-то я эксгибиционист, люблю обнажаться на публике и чувствовать на себе женские взгляды. Особенно меня заводят психически травмированные молодые женщины, которые при виде мужского полового органа опорожняют желудок или падают в обморок.

Так он намекает, что был не в восторге от моей реакции на его обнаженное тело. Знал бы, как далеко я с ним продвинулась по части интимной жизни, так бы не реагировал.

◊◊◊

Внедорожник мчится по трассе. Погодка отличная, солнце плавит асфальт. Обожаю лето и жару. Это мое, мне хоть плюс пятьдесят – я все выдержу. Алекс сидит рядом, ноги вытянула на торпедо и поглощает крекеры с сыром. Только что мы поболтали на нейтральные темы: о политике, погоде и новостях, что передают по радио. Я был расслаблен, временами даже насвистывал, но тут Алекс выдает:

– Какая она? Твоя жена?

– Что? – делаю вид, что не расслышал. Тупой ход, но мозг за доли секунды оценивает ситуацию.

– Мне интересно, какая у такого человека жена.

– Любимая.

– Конечно, любимая, кто же женится без любви? Я не про это…

– Красивая, – и тут же добавляю. – Для меня.

– Это понятно, – закатывает глаза Алекс, – у такого красавчика, как ты, не может быть жена-уродина.

Раньше она никогда не высказывалась так фривольно о моей внешности. На меня тут же накатывает волна воспоминаний: пластические операции, линзы, вставные зубы и многое другое… Сейчас – это не я. Возможно, на меня того, прежнего, она никогда бы и не обратила внимания.

– Она русская?

– Нет, лезгинка.

– Не поняла, – Алекс хихикнула, – я думала это танец.

– Нет, – рыкаю я раздраженно, – есть такая нация на Кавказе.

– А откуда она? С какого города?

– Она из Куруша – самого южного селения России.

– Так она деревенская девушка, – Алекс хмыкает.

– Да, скромная, покладистая, воспитанная в мусульманских традициях. Мужу не перечит. А еще смелая, мудрая, я могу на нее положиться в трудных и щекотливых вопросах. Не закатывает истерик. Всегда говорит правду.

Не хочу дразнить Алекс. Добром это не кончится. Цапнул один раз – и хватит! На самом деле я ожидал от себя обычной реакции: раздражения и злости. По легенде не в моих правилах говорить с кем-то о семье. Но на свое удивление, я думал только о том, что Алекс не дает покоя моя «жена». То есть она хочет быть со мной, но перед ней моральная дилемма. Похоже, в ее жизни действует запрет на женатиков, и это мне импонирует.

– Можно задать личный вопрос?

Вот это мне уже совсем не нравится. С чего она решила, что я буду откровенничать?

– Не уверен, что отвечу, но валяй.

– Тебе приходилось спать с некрасивыми женщинами? – она краснеет. – Мне всегда хотелось знать, что чувствуют мужчины, когда спят с девушкой, которая не соответствует его стандартам красоты.

Это она о себе, что ли? Так Алекс считает себя некрасивой!

– Это зависит от самого мужчины и от обстоятельств. В конце концов понятие красоты у каждого разное.

– А что чувствовал ты?

– Я? – пожимаю плечами. – Если девушка не фонтан, но в ней есть какие-то привлекательные части тела или лица, я концентрируюсь на них. Если страшна, как атомная война, но фигура не подкачала, использую определенные позы. А если и фигура подкачала, тогда секс переносится на ночное время.

– То есть ты никем не брезгуешь?

Красиво развела. Я усмехаюсь, смотрю на себя в зеркало и поправляю причесон. Алекс как-то странно на меня смотрит, будто говорит с психом, и решает закрыть тему.

Какое-то время в машине стоит тишина, нарушаемая только шумом ветра и гулом колес, а потом она спрашивает:

– А там, куда мы едем, есть телефон?

– Никакой связи с внешним миром.

– Но мне нужен телефон, – упрямо заявляет она, – хотя бы раз в неделю.

– Зачем?

– Чтобы быть на связи с директором хеджевого фонда.

– Зачем? – уже более нетерпеливо спрашиваю я, борясь с подступающим раздражением, и сильнее вцепляюсь в руль.

– Ну… я как бы… – Алекс опускает голову, будто в чем-то провинилась, и добавляет уже тише, – руковожу этим фондом.

– Что?! – я аж подпрыгиваю.

Вот он, Ящик Пандоры! Так и знал, что моя подопечная еще преподнесет мне сюрприз.

– Руководишь?! Как это?! То есть в последний год ты не только работала на инвестиционный фонд Вернера?!

– Еще у меня защита докторской диссертации через месяц.

– С ума сошла?! Что еще за диссер-р-ртация, – от возмущения я начинаю заикаться. – Алекс! Я же просил тебя еще в первую неделю рассказать обо всем, но ты…

Готов ее треснуть. Ей-богу, она меня достала! Замахиваюсь, но в последний момент бью кулаком по торпедо. Алекс съеживается и забивается в угол между спинкой сиденья и дверью.

– Пеняй на себя! – ору я. – Накрылась твоя диссертация! Никакого фонда! Все! Хана́!

Сворачиваю на стоянку для дальнобойщиков у лесополосы, бью по тормозам и выскакиваю из машины. Не хочу накидываться на нее, но бессонная ночка не придает мне ни сил, ни терпения.

Вместо того, чтобы дать мне остыть, Алекс выскакивает из машины вслед за мной и с виноватым видом пытается оправдаться:

– Руслан, я же не знала, что мы уедем из Москвы. Предположить даже такое не могла. Если ты считаешь, что ехать на защиту диссертации опасно, ну и фиг с ней, я не поеду. А по поводу фонда – я думала, ты знал.

– Откуда мне знать?! Я что, телепат?!

– От Павла, – пожимает она плечами, – я просила его организовать для меня безопасное соединение, чтобы никто не смог вычислить, откуда я веду трансляцию, и он сделал так, что IP-адрес перемещался от города к городу.

Я дар речи потерял. Пашка? Пень лесной! Я устрою ему показательную кастрацию!

– Алекс, после брифинга мы договорились, что ты говоришь мне, а я решаю проблемы! Группой управляю я! Почему ты все время действуешь у меня за спиной и постоянно что-то скрываешь?!

Я верещу, как свинья на бойне. Понимаю, что нужно сдерживаться, эмоции в решении вопросов не помогут, но когда дело касается Алекс, то я бессилен. Наконец я это признал!

– Потому что информации много. Я тебя об этом предупредила. Ты знаешь мое состояние…

– Не списывай все на травмированную психику! Скажи прямо! Ты мне не доверяешь?

– Я доверю тебе в вопросах безопасности.

– Тогда почему опять скрыла факты о своей жизни?!

В ярости пинаю колесо, не могу успокоиться. Сотрясаю руками воздух, как ветряная мельница перед Дон Кихотом. Эта коза бестолковая достала меня выше крыши.

– Я ищу утечку, ищу норы, через которые могут пролезть твои недруги, а ты умалчиваешь о постоянных контактах.

– С профессором на кафедре я не общалась после того, как ушла в отпуск. А с Самуилом, директором фонда, я организовала безопасную связь.

Она закусывает губу, переминается с ноги на ногу. Я понимаю, что уже ничего не изменить, бесполезно зацикливаться на разборках. Алекс неисправима. Когда кажется, что она окончательно раскрылась и начала мне доверять, вылезает нечто, из-за чего я в спешном порядке вношу поправки в план.

– Алекс, так больше не может продолжаться, – я роняю руки, будто больше их не чувствую. – Ты словно меня не слышишь.

– Ты делаешь тоже самое… – робко возражает она и поднимает на меня глаза. – Так что мы квиты.

Туше́! Она снова в дамках! Она имеет в виду мои домогательства.

Алекс садится в машину, а я с обреченным видом смотрю на нее и думаю, как организовать ей связь с гребанным директором фонда. Остыв, я плетусь к машине и сажусь за руль.

– Расскажи мне про фонд и этого Самуила.

Завожу мотор. Выруливаю со стоянки и встраиваюсь в поток машин.

По словам Алекс, фонд она открыла, чтобы отмыть деньги от нелегальной торговли Макса. Планировалось провести несколько сделок и ликвидировать компанию. Но ей встретился в Лондоне, как она выразилась, «занятный дядечка», и она поняла, что может использовать его как подставного директора. Он жил в Штатах, но после банкротства инвестиционной компании уехал к брату и шатался по лондонским барам.

– Самуил – лицо фонда и его номинальный директор, обладатель приятной внешности и бархатного голоса – быстро снискал популярность и уважение среди русских олигархов. Окучивает клиентов, ходит с ними по ресторанам, ночным клубам и загорает на их яхтах. Я – мозг фонда. Без меня он никто, сдуется, начнет делать ошибки и все потеряет. Самуил это знает и не дергается.