Пролог

Камила

Вы когда-нибудь видели горную реку? Мне всегда казалось, что ее течение- одно из самых завораживающих зрелищ в мире… Горная река похожа на женщину Кавказа… Скованная громадами гор, словно мощными спинами наших мужчин, она все равно ревет и мечется, мечтая вырваться из вечной западни, но почти всегда усилия ее тщетны… Она страстная и ледяная одновременно, она шумная в гневе и безмолвная в неизбежности принятия своей судьбы, она кристально чистая и в то же время, стойко переносящая любую грязь, которую встретит на своем пути, она бьется об острые каменные пороги, словно это рок наносит ей удар за ударом, но все равно продолжает бежать вдаль. Её энергию и напор сдерживают крутые берега- обычаи и нравы, неизменные веками, а она вопреки всему несется бурным потоком вниз, несется к свободе… к морю… Не все ее воды добегают до конечной цели. Их иссушает жаркое солнце, они разливаются на мелкие ручейки, питая земли и становясь источником питья для сел и городов, но кто-то ведь все равно добегает…

Я всегда мечтала быть рекой… мечтала быть именно той водой, которая доберется до моря и получит долгожданную свободу… И иногда, еще в детстве, мне казалось, что я могу прыгнуть в нее- и мечта исполнится… Но годы шли… Я все смотрела на это бурное течение и не решалась сделать шаг вперед… Я так и осталась трусихой на берегу. И теперь, спустя столько лет, такая же трусиха… Хотя мысли о том, чтобы стать частью этого бешеного потока, опять меня одолевают с маниакальной навязчивостью, потому что снова в моей жизни появился Он и все разворошил…

Моя рука нервно сжала перила террасы, выходящей на обрыв. Я закрыла глаза, вслушалась в рев воды внизу… Мощный, свободный, отчаянный… Такой, какой бы хотела быть и я.. Но я здесь… Я могу лишь стоять и безропотно сжимать перила террасы этого проклятого и прекрасного одновременно дома… Дома, построенного по моему проекту, для меня… Очередная моя игрушка в глазах других… И только я знаю, что этот дом- мавзолей нашей с Ним любви… А вернее, склеп. Любви, вырванной у меня, отобранной судьбой, украденной одним свежим сентябрьским вечером…

Я слышу звук зурны и барабанов. Там, внизу, на нашем дворе, на стороне, выходящей на село, уже во всю празднуют свадьбу… Но я пока не решаюсь туда спуститься. Здесь, у обрыва, с видом на реку, мне спокойнее.

–Камила,– голос за моей спиной,– пора, идем.

Оборачиваюсь к нему. Подхожу. Беру за руку. Он осматривает меня с головы до ног, удовлетворенно хмыкнув. Белое платье, слишком откровенное для местной среды, прилегает к моей фигуре, волосы собраны в аккуратную прическу, лаконичные украшения…

– Просто красавица, как всегда, впрочем,– шепчет, беря меня под руку…

И мы спускаемся вниз, я параллельно слышу, как мои каблуки отбивают такт по каменным ступенькам, а в висках чувствую биение сердца…

Сглатываю, понимая, что мы подходим к месту, где уже во всю идет торжество. Собираюсь с силами, пытаюсь усмирить давление. Поднимаю глаза, видя по центру на противоположном конце жениха и…

Глава 1

Невесту…

Его невесту…

Мой муж Арсен замечает мой взгляд, а может мне только это кажется, и сильнее, почти до боли сжимает мою руку. Мы невозмутимо проходим к центру, туда, где сидят молодожены. Нам приготовлено почетное место справа. Еще бы, праздник проходит в нашем доме… Пока идем через весь зал, чувствую на себе неодобрительные взгляды женщин. Они всегда на меня так смотрят… Перешептываются… Да я бы сама перешептывалась…

***

–Посмотрите на нее, дааа… Платье белое надела, да еще открытое какое, а? Бесстыжая жена у Арсена… Всегда такой была, с детства… И кто на свадьбы надевает белые платья? Невесту хочет перещеголять? Ва-ба-бай, и что только не сделает эта женщина, чтобы нас задеть… Показать, что особенная цаца. Драная… Помним, помним мы ее десять лет назад. Такая же спесивая была, зато за душой ни гроша… Мать полы мыла по ночам в школе, чтобы хоть как-то прокормить эту белоручку…

–Да какую белоручку, Зохра? Криворучку, жи есть. Она же никогда ничего сделать не могла нормально- ни двор подмести, ни за водой сходить, ни корову подоить… Да платье подвернуть не могла она, тьфу! Забыла что ли, вечно тройки получала на труде у Кристины Надировны…

–Точно, точно, Сабина. Правду говоришь. Только видишь, не нужно ей оказалось это все. И платья теперь есть кому подворачивать ей, и еду готовить, и двор подметать… Не двор, гектары… Там знаешь, сколько у них домов… И как он ее в жены взял? За что? Ни кожи, ни рожи…

–Не родись красивой,– умозаключили толстозадые плодовитые кумушки, сидя за одним из столов,– Алмаз ведь тоже за ней как бегал, помните? Дрался все время за нее, эту русачку вонючую… Думали, засватает сразу после школы…

–Да кто бы ему разрешил, да?– вмешалась двоюродная сестра Алмаза,– она вообще по жизни кто, эта Камила-полукровка… Мать русская, нелюдимая… Отец помер давным-давно… Тоже странный был человек, царство ему небесное. Привез эту женщину откуда-то из России… А она ну никакая! Мало своих было что ли! Ишаки эти мужики, конечно. Все берут, что плохо лежит… Та еще семейка, короче! Ни роду, ни племени… Кто на таких женится…

–Ну как кто, посмотри,– усмехнулась, встряв в беседу до последнего молчавшая Рузанна,– олигархи из «Форбс».

–Тюю, то же мне Форбс-Шморбс. Таких олигархов даром не нужно самим. Мутный он, этот ее Арсен. Даром так его за спиной и называют – «Мутный». Кликуха такая у него. Да и старый он… Я бы за такого не пошла…

–Да он тебя и не звал, Леанна, че ты вякаешь, тоже мне, нашлась, центровая… Ты раньше говорила, что и за Алишку бы не пошла, но пошла же… Куда бы делась… И ничего этот Капиев не старый. Вон, какой – статный, стройный. Сразу видно, что деньги и власть с мужчиной делают. Сорок пять лет- это для мужчины самый сок… Это тебе не двадцатилетний соплежуй, который знает только, как под юбкой у мамаши прятаться…

Камила по ходу движения одарила их пренебрежительно надменным, чуть заметным кивком. Как-никак ее одноклассницы. Прошла дальше, следуя за мужем…

В воздухе повисла тяжелая, давящая на легкие гремучая смесь из зависти, презрения, пота и ароматов еды на ломящихся от изобилия столов… Камила хотела вырвать руку из захвата мужа и убежать отсюда прочь, но Его взгляд не давал. Он прожигал ее. И ей казалось, что вот-вот на ее белоснежном платье в пол, которое вчера привез по прилету и заставил ее насильно сегодня на себя надеть Арсен, появятся два горелых пятна от этого Его взгляда.

Глава 2

Алмаз

Мадина очень красивая девушка. Добрая, искренняя, чистая… Я счастливчик… Шепчу себе, стоя у зеркала, застегивая эти проклятые запонки, душу я их монал. Не мое это все… Не для костюмов и этих белых рубашечек с воротниками я создан… Захотелось с силой подубасить грушу, выпустить пар… Как-то надо было выдержать эту пытку в виде радостного торжества. Выдержать эти приторные поздравления, веселые лица, выдержать Его и Ее присутствие… Последнее было сделать сложнее всего… Стоило мне увидеть ее после стольких лет там, в этом гребанном самолете, все снова завертелось, зарябило перед глазами со скоростью света. Я изменился, мир изменился, только эта моя поганая одержимость ею осталась прежней… И как так, Алмаз?-спрашивал себя, смотря в собственные глаза в отражении зеркала и не узнавая его… Почему опять головой не думаешь… Ругал себя, настраивал на мысли о будущей жене, а сам на нее и не глядел, сидя за праздничным столом. Вздрагивал при каждом появлении нового гостя… Все надеялся, что это она появится…

Когда я в очередной раз поднял глаза и увидел Камилу в этом платье, сердце ушло одновременно в пятки и в горло. Вот оно, чувствую его биение по всему телу, словно это меня засунули в молотилку и дубасят. А казалось, его уже и нет там, в груди… Высохло все, зачерствело…

Она была сказочной… Она была мечтой… Моей долбанной мечтой… Затмевала всех, словно это она невеста… Словно это она жена… Но она не моя невеста, она не моя жена… Она моя влажная фантазия… Мое наваждение, под знаком которого прошла вся моя юность, пока эта бессердечная расчетливая сука не схватила своими красивыми ручками мою любовь и не разбила ее об острые скалы… В моих ушах до сих пор стоят ее слова…

-Да кто ты такой, босяк, для меня?! Ты меня видел? А себя? Не для тебя я… Все, поигрались и хватит. Возьми себе в жены какую-нибудь идиотку, которые по тебе сохнут, а мое место не здесь, в вашей вшивой селухе, среди баранов и коров, а в столице, при том не республики, а страны нашей, в Москве! Так и запомни. Я на обложках буду. В шелках и мехах. В бриллиантах настоящих. А не с твоим булыжником… Вон пошел от меня…

Тот день, когда я прибежал к ней, сломя голову, после дембеля, я запомню навсегда. Ног не чувствовал, как бежал. Ехал четыре часа стоя в автобусе из столицы в горы, только потому, что каждая секунда разлуки с ней была невыносима, легкие сжимало от поганой тоски по ней. Я пришел к Камиле раньше, чем в отчий дом, к матери и отцу. Потому что она была для меня важнее всех на свете. Важнее себя… Я бы за нее душу отдал. Сказали бы- прыгни вниз, на скалы, прыгнул бы… А на следующий день мои родители должны были идти ее сватать… Мы заранее уже все обговорили, еще когда приезжали в последний раз ко мне на свидание в воинскую часть в Краснодаре, где я служил… Но никаких сватов мы так и не отправили. Она оказалась уже засватанной. Завтра она уезжала. В Москву. Как в детской песне, за ней «прилетел вдруг волшебник на голубом вертолете»… Она должна была стать женой другого.

Помню, как зашел домой, оплеванный ее равнодушным, грубым, даже каким-то надрывным презрением, все еще сжимаю в руке сраный веник каких-то цветов, которые сорвал, когда бежал к ней по лугу. Молча, не здороваясь, снял обувь, зашел к себе в комнату. Родители сидели за столом. Тоже молча. Они все знали… Не трогали меня в тот день, спасибо им и на этом…

Наверное, они слышали, что как только закрылась за мной дверь в комнату, по покрашенной известкой с добавлением синьки глиняной стене прокатились два глухих удара… Моим кулаком… Моим сердцем… Моими гребанными чувствами… И в тот день я поклялся себе, что забуду ее… Навсегда забуду… И эта клятва стала очередным моим обещанием самому себе в отношении нее, которое я нарушил…

Я пролежал в комнате, не вставая, не притрагиваясь к еде, не разговаривая ни с кем, ровно неделю. На удивление меня никто не трогал… Мать тихо плакала на кухне и молчала. Отец что-то ворчал себе под нос, но тоже молчал… А потом я просто проснулся и понял, что они не заслужили такого меня… овоща… ничего не желающего… ничего не чувствующего… кроме нее… Стыдно стало… Слабак конченый. Терпила. Баба ноги об меня вытерла, а я раскис, как тряпка… Взял себя в руки. Поднял одеревеневшие конечности и пошел во двор колоть дрова. Через двадцать минут ко мне вышел отец. Сел рядом. Помолчал еще немного, а потом тихо сказал.

–Сегодня вечером начнем. Надо тебе в форму приходить, сынок. Скоро поедешь на Россию…– сделал паузу, пожевал зубами тоненький колосок, добавил,– все пройдет, мальчик, и это тоже пройдет… Мы все когда-то любили… а потом наступал… долг… семья… любовь – это наивная прихоть безмятежной юности… Она как эта трава зеленая- сочная и красивая только сезон, а потом превращается в желтую труху. На таком фундаменте крепкий дом не построить. Дом должен стоять на камнях… Сердце твое всегда должно оставаться каменным… А твое вообще-алмазным… Ты же у меня Алмаз… Самый крепкий из всего камней…

Глава 3

Десять лет назад

Камила

– Русалка, а русалка, угостишь мороженым?– надвигается на меня Анзор, злобно-приторно сверкая своими узкими противными глазенками, гаденько ухмыляясь. Ненавижу его. С самого детства ненавижу, когда не могла пройти к ручью за водой без того, чтобы он не начал обкидывать меня мелкими камнями. Они больно били по моим ногам, особенно невыносимо было, когда они попадали не по мясу, а по кости. Синяки от ударов на лодыжках не сходили месяцами. Приходилось все время носить высокие гольфы в школу, чтобы хоть как-то их скрыть… А денег на несколько пар у нас не было… Я стирала их каждый день… А они, как назло, то и дело не высыхали к сроку… Натягивала влажный хлопок на ногу, шла по свежему утру в школу, ощущая, как ноги коченеют…

–Дай пройти,– голос дрожит, но я отчаянно храбрюсь, пытаясь придать своей интонации как можно больше смелости.

–А то что?– надвигается неумолимо, а я пячусь назад, пока не упираюсь в спину его дружку. Такому же мерзавцу,-папке пожалуешься?

Оба взрываются ужасным, тошнотворным, истеричным смехом.

Это они так пошутили. Смеются до колик в животах. Мой отец ведь умер как десять лет назад. Некому мне жаловаться. Я одна, не считая бедной уставшей матери, которой самой в пору было бы искать защитника… Ей самой достается от мелкой шпаны, когда уставшая плетется в одиннадцатом часу ночи по неосвещенным кривым улицам к нашему дому из школы после ночной смены технички.

–Ленивая ты. Могла бы своей матери захаживать на подмогу, Камила,– теперь я зажата между ними двумя. Так близко они, что чувствую удушающую чесночную вонь из их гадких ртов,– что она одна у тебя кочевряжится, а? Пришла бы вечером, помогла ей полы драить, раком бы встала с тряпкой, а мы бы посмотрели на твою задницу в окно,– Анзор с силой сжимает мою ягодицу, а я от ужаса открываю рот, как рыба, даже закричать не могу, как мне страшно… Из последних сил начинаю отбиваться, колочу по груди, да куда придется, потому что плохо соображаю от тотального страха, сковавшего все тело.

Он и раньше наглел, все время меня задирал, в школе на уроках, во дворе… Но вот чтобы так… Нагло… Такого раньше не было… Что же изменилось…

С силой, наотмашь бьет меня по лицу, больно ударяя своей костяшкой о мою скулу.

–Урод, -шепчу, предательски сдаваясь потоку слез, застилающих теперь мои глаза, но успеваю до этого увидеть его морду, на которой теперь отчетливо читается что-то темное пугающее, порочное… Тогда еще я не знала этого взгляда…

–Я тебе что говорил, а? Чтобы со мной села за парту… Не выпендривалась. А ты по-хорошему не хочешь? Научить тебя, как по-плохому бывает? Проверим сейчас, ты с русаками там летом чем занималась в Краснодаре? Целка еще?

Я начала истошно отбиваться, но он уже грубо вжимал меня в себя. Неужели никто не поможет мне?

А ведь никто не поможет… Некому мне помогать… В суровом краю, где роль женщины низведена до утробы и рабсилы, без опоры пропадешь… А у меня не было опоры. Некому было меня защитить… Поэтому они себя так со мной и вели…

–Быстро отошли от нее!-слышу поодаль грозный голос. Все еще дико страшно, но все равно, паника немного отступает.

Я знаю этот голос. И хотя я слышу его редко, не спутаю его ни с чем. Он такой же каменный, как имя его обладателя… Это Алмаз… Другой мой одноклассник. Молчаливый негласный лидер, которого боятся все… Потому что самый сильный… Потому что из авторитетной семьи. Авторитетной- в смысле уважаемой. Они так же не богаты, как и все остальные. Нет у нас тут богачей. Наше богатство- камни да мускулы, как говорили старейшины. Семья Атабековых была древнейшим родом нашего села, уходящим корнями к его основателям. Отец Алмаза- бывший спортсмен, какой-то там чемпион республики, а ныне учитель физкультуры и в свободное время тренер для мальчишек, мечтающих начать бойцовскую карьеру, пользовался почетом и среди молодняка, и среди стариков. А все потому, что был спокойным и рассудительным, левых движений не совершал, слабостей не проявлял… Да и смотрели на него тут все как на спасителя. Для безнадеги жизни в нашей селухе он был как луч света в темном царстве, который дает возможность молодежи выпускать тестостероновые пары на спарринге, а не хулиганством заниматься…

Анзор вздрогнул, узнав голос моего защитника, как и я…

Дружок его, как по волшебству, испаряется. Но Анзор медлит. Тот еще говнюк. Прям чувствую, как в нем борются два начала. Одно трусит, пятится назад, а другое слишком сильно вцепилось в свою добычу.

–Анзор, ты оглох?-повторяет голос сзади еще более грозно.

Тот все-таки отступает, оценив соотношение сил, напоследок сильно дернув меня за косу.

–Еще поговорим, -шепчет мне сквозь зубы, и я медленно оседаю на землю, словно оглушенная происходящим.

Чувствую Его шаги. Встает рядом, нависает. А я все еще предательски плачу. Вспоминаю чесночную вонь изо рта Анзора- и вырвать хочется… Не хочу опять этого всего, не хочу этих издевательств, гнобления. Этих камней по щиколоткам, а теперь еще вот этого-чего-то наглого, грязного, пошлого… Как мне вытерпеть еще один год, последний год в школе рядом с этим Анзором…

Молча протягивает мне руку. А я машинально ее беру. Она большая, мозолистая. Словно лапа медведя… Хотя откуда я знаю, какая лапа у медведя…

Дергает вверх, достаточно резко. Я встаю. Вытираю слезы. И вдруг чувствую, как он проводит большим пальцем по скуле. Только сейчас понимаю- там болит.

–Это он сделал?-хрипло шепчет.

Я молча киваю, поднимая на него глаза. И вздрагиваю. Мы оба вздрагиваем. Не знаю, что это было, но словно молния между нами ударила. Я прям увидела эту вспышку. Поклясться могла, что увидела.

И его… Так близко никогда я его не видела. Он такой красивый, оказывается. Какой же он красивый. А я раньше даже поднять глаза на него боялась. Он всегда мне казался таким пугающим… Таким небожителем… Куда мне смотреть на лидеров… Я была загнанной овцой, предметом постоянных шуток и приколов одноклассников. Сносила эти издевательства год от года, мысленно считая секунды до лета, потому что летом, если получалось, мама отправляла меня к своей сестре в станицу под Краснодаром, на ее родину. И там я могла выдохнуть хотя бы немного. Там тоже меня могли и обозвать чуркой, и начать задирать, но это было не так больно и не так страшно, как здесь, на земле, где я родилась… Добрее они все были там что ли… Да и без меня там было кого трогать… Свои героини, так сказать.

–Он больше никогда тебя не тронет, Лала…-прошептал он почти одними губами… А я вздрогнула, впиваясь в него глазами… Словно мне вдруг стало можно… Словно я коза, которую запустили в огород и разрешили поесть все, что там росло. И я ела… Поглощала… Впитывала этот образ. Его широкие плечи, сильные жилистые руки, волевой подбородок, острые скулы, большие светлые глаза, красивые полные губы, ровный нос, похожий на профили древнегреческих богов. Он был словно высечен из камня. Словно огранен самой природой какой-то идеальной, до невозможности красивой, но аскетично-лаконичной огранкой. Алмаз…

И это его «Лала»… Никто никогда не называл меня Лала, кроме отца… Так давно это было, что я бы и не помнила, если бы не книга сказок, которую он подписал мне на день рождения… Я читать- то тогда не умела… Но он ведь знал, что наступит день, когда смогу… И наступил, конечно… Просто тогда я уже в сказки не верила…

–Не бойся его… Никого больше не бойся… Со мой тебе надо бояться только меня, Лала…

Глава 4

О том, что что-то изменилось, я поняла еще до неприятного инцидента с Анзором, тогда, когда приехала в конце августа со станицы. Загоревшая на местном озере, откормленная теткиными харчами. У нее было сытнее, чем у нас с мамой- почти каждое утро свежее молоко, жирная сметана, мясо… Мы мясо могли позволить себе только по праздникам, а ту скудную порцию молока, которое давали две наши старенькие коровы, мы продавали в сельском магазине, чтобы хоть немного прибавить к маминому скромному доходу. У мужа тетки был свой автосервис, да и сама она торговала на рынке турецкими вещами. Так что какие-никакие деньги да водились. А краснодарская земля была плодородна- что ни посади, все вырастало, где семечка ни упади, будет тебе через месяц росток. Это не то, что у нас- легче зубы дракона прорастить, чем пшеницу в этой каменистой, сухой земле…

В тот день я шла за хлебом в сельский магазин. На мне был невообразимо красивый, как мне казалось, белый сарафан из шитья. Тетя подарила перед отъездом. Вещица из тех, что она продавала на рынке. Оказалась бракованной- нижний ряд кружев был другим, то ли по ошибке, то ли потому, что на кустарной фабрике закончились такие, как были пришиты выше. Покупатели вредничали, не брали… Тетка даже решила грешным делом этот нижний ряд не из той серии отпороть.

–«Может переделаем и купят»,– сказала мне и попросила примерить, чтобы прям на мне его и перешить. Я его надела- а оно мне как влитое. Вот она