Станция «Щелковская». Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны. Освободила. Время: середина нулевых.

23.15. Зинаида стояла на пустом перроне в полном одиночестве, сжимая в кармане смятые купюры и таблетку для бессмертных. Фиолетовую. Бессмертия глоток – воздуха космоса. Что, с новым-новым 2006-м тебя, Зинаидочка. Андрея на перроне нет. Хорошо, нудный. Шарпанные стены выхода из метро в коричневых кровоподтеках. Улица, полыхали вспышками фонари. Подошли три китайца, спрашивают по-китайски. Улыбаются и щурятся. Куда им-то еще щуриться? Хотят на Алтай? Нет, спрашивают, где Алтайская улица.

– Я не знаю.

Настаивают, протягивают раскладушку. Вопрос про Алтайскую повторяется, теперь, пожалуй, на узбекском, а снежинки все весело падают. На щеки, брови. Наконец, с волчьим воем тормозит по льду «Волга» с Тимуром за рулем.

– Отошли от нее. Зина, садись в машину.

Тепло. Из колонок мафона несется с завихрением: «…обнаженные мышцы, связки, обожженные, зацелованные лунными ласками, будущие, нынешние, бывшие жены…»¹. Мотор тарахнул, скинула смс встречавшему Андрею на перроне: «я уехала» и адрес клуба. Пересекли с Тимуром МКАД, закурили, задымили салон клубами серы.

– В отрыв Снегурочка, в новый шестой, – прокричал Тимур, провожая стылым взглядом стылые деревья за обочиной. Из редких шалманов к краям шоссе выскакивали бородатые мужчины с бутылками, взрывая петарды. «Аллаху акбар!».

– Чему радуются твои браты́? И что это значит, «акбар»?

– Тебе не понять, а братья мои в Осетии. Приехали?

Из колонок напоследок завывал голос правдоруба: «…зайди во дворы, мистер Путин, посмотри на стены. Сплошь фашистские знаки, подписи «скины»…»². В клубе музыкальное значение поменялось, электроника – она без слов, с сейсмическим смыслом и силой. Пока Тимур растворился в знакомых и бокале пива за стойкой, Зи ушла в легкий, широкий пляс. Тело колыхалось, как запоздалый мартовский снежок. Лестница вверх уводила в два чилаута. Оттуда пахло юностью. Верой в свободу и ее победу. Девченки-русалочки манили: «Иди к нам, подруга».

Запах юности усилился, впустила в себя. Разговоры о любви и мальчиках. Кто-кто едет? Нет, спасибо, спрячьте меня в чулане, когда он переступит клуба порог. Тимур? Не, он просто друг. Мы куражимся, общаемся о мировых химических процессах. Вот вы знали, что метро построили не советский пролетарий и колхозница, что Юрий Гагарин летал не в космос? Да, я тоже смеюсь, но вещает Тимур величаво.

– Кто же метро построил, Зи?

– А я девочки, спряталась под бородой Достоевского. В ней пушисто.

– Андрей, а что Андрей? Вы видели, как он отлетел в астрал и все общался с Буддой?

– Да, говорил, что его затянул желтый мир. А я ответила, что нам пора в аптеку фонарь минуя. Как же миновать то, что неминуемо? И у Прекрасной Дамы вянет роза, забирает ее проза.

– Посмотрите на Тимура, с ним уже приключилась метаморфоза.

– Послушайте, ваш Андрей пишет: «Спасибо Зи, что дождалась. Встретил на Щелке шестой год в маршрутке».

– Редкость! Впечатление на всю жизнь.

Высыпали гурьбой на улицу. У подъездов жилых домов жмутся-разжимаются пацаны в мастерках с нашивками-«адиками» с пузырями-«сиськами» в руках. А у нас, у покосившихся стен ДК, музыка разливает из вазы юность.

II

– А помните, как в детстве звонко пролетал комар? Это возбуждало легкую тревогу и приключение – получится ли прихлопнуть гада? Недавно я лежал и смотрел на комара. Летал, парил вокруг да около, а я все силился его услышать.

Конец ознакомительного фрагмента.