© Илья Бушмин, 2016

ISBN 978-5-4474-7244-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Этим вечером они начали рейд на родной кольцевой. В такие дни никогда не знаешь заранее, куда занесет тебя нелегкая. В этот раз нелегкая занесла их на «Юго-Западную». Гущин навострился, как взявшая след гончая, когда на платформе у толпы поджидающих поезда пассажиров нарисовались двое подозрительных парней. Все, как его учили: у одного сумка в руке, второй с курткой на левом запястье.

– Кажется… – начал Гущин, но договорить он не успел, потому что в наушнике рации прохрипел голос Богданова:

– Наш клиент.

Гущин нашел глазами Богданова. Тот незаметно для набившихся на платформе обывателей кивнул на колонну. Около нее стоял ничем не примечательный тип. Неприметный с виду, лет 30, слегка горбоносый. Единственной приметой мог служить выдающийся кадык, дергавшийся над воротником его куртки и словно живущий собственной жизнью.

Подошел, грохоча, поезд. Когда толпа шорохом сотен сороконожек зашуршала подошвами к распахнувшимся дверям вагонов метро, Кадык отделился от колонны и направился к одному из них. Гущин поймал пару его взглядов, которыми тот окидывал пассажиров с сумками.

– Наш, – сам с собой согласился Богданов.

Они с двух сторон двинулись к Кадыку. Но в самый последний момент тот потерял интерес к поезду. Шагнул назад, обернулся, словно ища кого-то. Помял газету, проводил глазами скрывшийся в тоннеле поезд – и зашагал к противоположному краю платформы.

– Озирается, сука, – шепнул Богданов Гущину, поравнявшись с ним. – Почуял что-то. Чуйка, видать, хорошо развита. Не новичок.

Гущин был новичком, поэтому промолчал. Без подсказок наставника он никогда не обратил бы внимания на этого ничем не выдающегося типа.

Подошел поезд. Гущин и Богданов по сигналу последнего разделились и зашли с двух сторон, беря Кадыка в клещи. Тот явно колебался, гадая, попытать ему счастья в этом поезде, или все же не рисковать. Теперь Гущин видел сомнения на его лице. Кадык действительно что-то почувствовал, и это ему категорически не нравилось.

В последний момент он все же шагнул в поезд. Гущин успел шмыгнуть за ним, и закрывающийся двери скользнули по его куртке. Богданов зашел в соседние двери их же вагона, взялся рукой за поручень и еле заметно кивнул Гущину – «порядок, работаем».

Работать начал и Кадык. Выждал, пока «робот» унылым казенным женским голосом объявил следующую станцию, вслед за чем поезд тронулся и, разгоняясь, вошел в тоннель. А затем начал движение. Кадык прошел к сидячим местам, около которых, держась за петли, замерли несколько пассажиров. Гущин видел, как Кадык пристроился около девушки. Девушка стояла боком и читала книжку карманного формата. Ее полуоткрытая сумка висела на плече. Очевидно, Кадык решил попытать счастья именно там.

Не теряясь, вор начал работать. Вот он кашлянул, заставив стоявшего к нему лицом мужика в очках отвернуться. Вот его ладонь медленно заскользила к сумке девушки, прячась между полой куртки Кадыка и ее, девушки, спиной. Вот Богданов, который медленно продвигался вперед, застыл, готовый действовать – сразу же после того, как кошелек из сумки перекочует к «щипачу»…

…Девушка поправила сумку. Гущин заметил, как она нахмурилась, почувствовав, что что-то не так. Посильнее прижав висевшую на плече сумку рукой к корпусу, девушка перевернула страницу книжки и вернулась к чтению.

За месяц работы в подземке Гущин поразился, как много места в жизни человека занимает интуиция. И, что характерно, человек даже не подозревает об этом. Вот и эта девушка никогда не узнает, что где-то на обочине ее внимания интуиция, как хорошая оперативная система компьютера, защитила ее от кражи.

А оперов – от улова.

– Коза, – буркнул в сердцах Богданов и, перехватив строгий взгляд сидевший рядом старушки, отвернулся.

Терять время после осечки Кадык не стал. Он отвернулся и шагнул к правой стороне вагона. Пристроился позади женщины средних лет, которая говорила по сотовому. Сумка, как и водится, приоткрыта. Кадык приблизился чуть плотнее, почти касаясь сумку бедром.

– Да? А она чего? – бормотала женщина. Обернулась, смерила Кадыка подозрительным взглядом. Подтянула сумку к себе и отвернулась. – Надо же. Вот гадина какая. А ты ей чего?

Снова осечка.

Заунывный голос промычал, объявляя станцию. Двери распахнулись. Несколько человек вошли в вагон, обступив Кадыка. Он протиснулся между ними и торопливо, словно вспомнив, что ему выходить прямо сейчас, покинул вагон.

Гущин и Богданов выбрались из поезда в последний момент. Толкнув младшего напарника локтем в бок, Богданов шепотом скомандовал:

– Марафетим.

Сам он первым стянул с себя толстовку и повязал ее на поясе, а на голову нахлобучил бейсболку. Гущин нацепил на нос солнцезащитные очки и накинул на плечи ветровку. Теперь можно поработать по Кадыку еще несколько станций.

Когда выслеживаешь карманника, маскировка – едва ли не половина успеха. Нужно менять не только внешность, но и образ. Только что ты был задумчивым мужичком средних лет, устало изучающим газету – а теперь преображаешься в молодящегося типа, слушающего музыку в наушниках и жующего жвачку. Именно образ отпечатывается в глазах и памяти других. Карманников, всегда проверяющихся на предмет полицейского хвоста, это касается в первую очередь.

Снова противоположный край платформы, за которой в тоннеле уже грохотал приближающийся поезд. Один из людей на платформе привлек внимание Кадыка. И было отчего – кошелек торчал у него прямо из заднего кармана просторных мятых джинсов. Кадык направился за будущей жертвой прямо в двери вагона.

– Простите, – натыкаясь на кого-то, буркнул Гущин и протиснулся в двери за Кадыком. Спины других вошедших загораживали объект слежки, и Гущин осторожно тянул шею то влево, то вправо, стараясь разглядеть вора.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Проспект Вернадского»…

Закрывающиеся двери громко щелкнули, когда кто-то с трудом протиснулся в них. Гущин машинально обернулся – и увидел Кадыка. Тот стоял в метре от Гущина, на платформе, и смотрел прямо на него. В то же мгновение поезд тронулся.

– Твою же мать, – не выдержав, чертыхнулся Гущин.

Богданов тоже оказался в плену уносящегося в тоннель поезда метро. Последнее, что он разглядел между мелькавших на платформе колонн – силуэт Кадыка, который быстрым шагом двигался к выходу на поверхность.

– Срисовал он нас, – уверенно заявил Богданов. – Не просто почувствовал, а срисовал. Только где именно, не знаю. Не жались ведь к нему вроде. Где умудрился срисовать, ума не приложу.

Вечером они сидели в любимом баре и пили пиво, провожая очередной пролетевший рабочий день. С ними был и Курилин, 40-летний опер из их же отделения, которого месяц назад перевели в общий отдел. Собственно, на его место и назначили новичка Гущина.

– Раз на раз не приходится, ты же знаешь, – пожал плечами Курилин, утешая приятеля. – Бывают и пустые дни, как же без них. А ты, Антоха, молодец, – повернулся он к Гущину. – Вон, Витек говорит, что все схватываешь на лету.

– Правильно, – промычал Богданов, вливая в себя залпом одну третью часть пива.

– А это дорогого стоит, парень. Тут ведь у нас как. Не тупая физическая сила в нашем ремесле нужна. Когда-то – вон, Витек не даст соврать – щипачи были элитой криминального мира. Тут нужны и ловкие пальцы, и зверская интуиция, и находчивость. А артистизм. Ага-ага! Хороший карманник – это чувак от бога. Хороший карманник – всегда отличный актер. Правильно я говорю, Витек?

– В натуре, – промычал Богданов и влил в себя залпом вторую треть.

– Вот. А значит, что? Значит, и мы не должны им уступать. Когда наш отдел, антищипачей, только создали, у нас конкурс был – ого-го! Одного из восьмерых только брали, остальных отсеивали. А уж карманники в метро – это вообще отдельная тема. Правильно я говорю?

Богданов проглотил оставшуюся треть кружки.

– Эй, Антоха, сгоняй еще за пивом, а?

Гущин был только рад. Не потому, что любил быть на побегушках у «дедов». А потому, что за стойкой сейчас возилась, что-то ища на полке, официантка по имени Оля. Ее имя Гущин знал благодаря бейджику. Стройная, в обтягивающей черной футболке, подчеркивающей грудь девушки, Оля уже пару недель не давала Гущину покоя.

– Привет, – он постарался улыбнуться девушке как можно более очаровательно и беззаботно. – Можно нам еще по кружке?

Оля нахмурилась:

– Две или три?

– Вот тому старому хрычу лучше уже не наливать, но поди, убеди его в этом! – Оля на шутку не отреагировала. Гущин мысленно чертыхнулся. – Три. Ну и еще орешков каких-нибудь, хорошо?

– Каких-нибудь – это каких?

– На ваш вкус, Оля, – Гущин снова просиял. – Я вам доверяю.

Оля кивнула, улыбнувшись в ответ. Начало положено, обрадовался Гущин.

Когда он вернулся за столик, уже прилично подвыпившие Богданов и Курилин ударились в пьяные рассуждения.

– Люди всегда боятся других людей, – язык Богданова чуть заплетался. – Это у нас в подкорке, с первобытных времен. А уж в местах большого скопления людей тем более. А метро – это втройне стресс. И потому, что душегубка, куда все забиваются, как кильки в банке. И потому, что такое это место, откуда так просто не выйдешь. Ну и плюс шум… Сто децибел, нехило, а? А в итоге мы имеем что? В итоге мы имеем инструмент разрушения психики людей.

– Хм, – отозвался Гущин.

Богданов рассердился.

– Ты мне тут не хмыкай. Я под землей 15 лет оттарабанил вместе с, вон, Серегой. И всякое повидал. Ты вот знаешь, пацан, что почти две трети москвичей – две трети, твою мать! – в метро себя чувствуют не в своей тарелке? А процентов 20—25 человек вообще никогда сюда не заходят. Почему? Потому что психика разрушается. Не выдерживают люди. Страх иррациональный, мать его. Здесь переплетаются почти все человеческие фобии. Страх замкнутного пространства, страх заразиться, страх попасть под колеса, страх стать жертвой… Метро – это воплощение почти всех наших страхов, парень. Я на своем веку много смертей в метро повидал. Ты вот знал, парень, от чего умирают сами работники метрополитена?

– От того, от чего и все, наверное, – пожал плечами Гущин.

– Базара нет, в основном так. Но есть у них и профессиональная болезнь. Знаешь, какая? Ишемическая, мать твою, болезнь сердца. Человек не относится к тем, кто боится метро. Он тут работает. И все нормально. Но каждый день, незаметно, исподтишка, метро разрушает его сердце – каждый раз, когда человечек спускается под землю. Тик-так, чувачок, тик-так. Тик-так…

Гущин выслушивал нечто подобное целый месяц. С тех пор, как перешагнул порог их ОВД на метрополитене.

Вообще, Гущин не собирался служить в метро. Так карта легла. В полиции Москвы из-за участившихся карманных краж создали особые курсы, которые должны были пройти большинство работавших на «земле» оперов-территориалов. Гущин, тянувший лямку в должности младшего оперуполномоченного, исключением не стал и был направлен на недельное повышение квалификации в школу полиции. Здесь перед ними предстал сухенький усатый мужичок, объявивший, что 30 лет своей жизни он боролся с карманниками – и теперь расскажет и покажет им, как это делать.

– В нашем деле есть свои сложности, – рассказывал преподаватель. – Преступление-то неочевидное. В 99% случаев потерпевший не подозревает, что уже стал потерпевшим. Чтобы все прошло, как по маслу, мы должны не просто зафиксировать факт преступления. Мы должны поймать карманника за руку, а потом еще и обработать терпилу, чтобы он проверил карманы и согласился написать заявление.

На курсах Гущин узнал, что с каждым годом карманных краж становится в Москве все больше. Город прирастает округами, разрастается, увеличивается количество приезжих. Сухая статистика: на одну зарегистрированную карманную кражу приходится до 70 незарегистрированных. Это значит, что ежегодно в столице жертвами карманников становятся более 700 тысяч человек. Каждый год в Москве расстается с кошельками количество людей, сопоставимое с крупным российским городом.

– Посмотрите на людей в метро глазами карманника, и вы многое увидите, – вещал педагог в погонах. – Москвичи ведь ведут себя так, как будто они спят и видят, чтобы их обокрали. Особенно женщины. Классический вариант: мадам, которая повесила сумку на плечо и думает, что теперь ее вещи в безопасности. Она в этом так уверена, что часто даже молнию не додумывается закрыть! Она считает, что следит за вещами. Ничего глупее быть не может. Каждая такая женщина – ходячая жертва карманника. Вопрос не в том, щипнут ли ее – вопрос в том, когда это будет.

На курсах Гущин выяснил, какие основные типы карманников существуют. Раньше он и не подозревал, что их так много. Простейший карманник – так называемый посадочный вор. Такой работает на остановках: срисовывает, когда люди в ожидании метро или автобуса проверяют кошельки или возятся с телефонами, запоминает, в какие карманы отправляется имущество – и ждет посадки в транспорт. Во время толчеи происходит сам «щипок». Другой распространенный тип – бакланщики, работающие в парах. Один отвлекает внимание жертвы. Второй совершает кражу, прикрывая рывок сумкой или пакетом. А еще есть салонные воры, пинцетники, писаки, трясуны и другие.

Каждый день с 9 утра до 1—2 часов дня слушатели изучали теорию. А потом переодевались в штатское и выдвигались «закреплять результаты» «в поле».