«Фотография тогда становится интересной, когда западает в наше сознание».

Арнольд Ньюман¹ (Arnold Newman)

© Ильгар Сафат, 2017

ISBN 978-5-4485-3822-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Фотостудия Гариба

Действие происходит в современном Азербайджане.

Фотограф – Гариб – снимает обнаженную Джаннэт. Это сексапильная негритянка с длинными ногами и маленькой грудью. Гариб фотографирует ее в декорациях первобытной пещеры. На стенах пещеры начертаны фрески в стиле наскальных рисунков Гобустана²: в них доминирует образ Матери Мира – Умай.³

В комнате царит полумрак. Шторы на окнах задернуты. Внутри грота Джаннэт высвечена косым лучом прибора.

Гариб провоцирует Джаннэт откровенными репликами, чувственными прикосновениями. Манера его работы весьма эротична. Девушку это возбуждает, она все больше раскрепощается. Принимает волнующие позы, изображает первобытную воительницу.

– Будь животным! Ты – животное!

Джаннэт делает страшную гримасу. Раздвигает ноги.

В руках у негритянки – лук и тонкая стрела. На шее – бусы из звериных клыков. На теле – татуировки.

Внутри картонного грота лежат бутафорские человеческие кости и черепа. Модель исполняет роль женщины-каннибала.

Внезапно от работы Гариба отвлекает звонок в дверь.

Гариб перестает щелкать затвором фотоаппарата. Смотрит на часы.

– На сегодня – все. Можешь одеваться.

Гариб подходит к окну, рывком раздвигает шторы. Тень Джаннэт на стене пещеры растворяется в потоке света.

Гариб идет к входной двери. Джаннэт выпрыгивает из пещеры, присаживается на корточки. Натягивает тетиву лука, целится Гарибу в спину.

– Эй! Ты забыл? К женщинам опасно поворачиваться спиной!

Гариб на секунду останавливается перед дверью. Смотрит на Джаннэт. Берет в руки фотоаппарат, висящий у него на шее, делает несколько снимков.

– Вот! Вот такая ты мне нужна!

Джаннэт натягивает тетиву лука, готовится пустить в Гариба стрелу. Но в эту минуту раздается повторный звонок в дверь. Гариб, сделав последний снимок, выбегает из комнаты.

Джаннэт кладет лук и стрелу на пол, поднимается на ноги. Корчит недовольную гримасу.

В мастерской, наряду с работами Гариба, можно увидеть и фотографии знаменитых мастеров. Среди них – лучницы Гехарда Рибике, Ян Саудек, George Holz и Irving Penn.

В стеклянном кубе, как музейный экспонат, стоит первый фотоаппарат Гариба, старенький «Роллифлекс». Рядом, на шкафчике, Джаннэт замечает небольшую фотографию. Берет ее в руки. Это явно любительский снимок: на нем изображена Сабина.

Джаннэт снимает с шеи звериные клыки, царапает ими фотографию.

Гариб возвращается в мастерскую, держа в руках глянцевый журнал и заказное письмо. Бросает журнал на столик. Распечатывает конверт заказного письма. Начинает читать письмо.

– Ты еще здесь?

– Ты – сама любезность!

Негритянка кладет звериные бусы на шкафчик, рядом с фотографией. Не спеша идет одеваться.

Бросает еще один злой взгляд на фотографию Сабины.

Гариб читая письмо.

– Это французский журнал. На обложке моя фотография.

Девушка надевает трусики, джинсы, натягивает облегающую майку. Подходит к Гарибу, бросает взгляд на журнал.

На обложке напечатана фотография Гариба: Африка под огромным солнцем и, на фоне солнца – женский силуэт.

– Поздравляю, хороший снимок. А от кого письмо?

– Из Лондона. Мне предлагают поработать в Африке.

Негритянка взвизгивает, подпрыгивает, как ребенок. Вешается Гарибу на шею.

– Возьми меня с собой, это такой шанс!

– Работать придется не в Гайд Парке, а в Африке.

– Да, но снимки выйдут в Лондоне?! Сними меня! Ведь я – черная. Ну, прошу тебя!

– Об этом еще рано говорить. Возможно, я и сам никуда не поеду. Ну, ты оделась?

Модель ласкает Гариба. Целует его в шею. Оставляет след от губной помады у Гариба на воротнике.

– Зайдешь ко мне вечером? Я так соскучилась.

Из кармана брюк девушка достает небольшой бумажный сверток. Показывает пакетик Гарибу.

– У меня и травка есть, просто «бомба»!

– Забудь об этом! Все кончено! И брось ты эту дрянь, не будь идиоткой! Хватит заигрывать с чертями!

Гариб выхватывает сверток у Джаннэт из рук. Кладет его себе в карман.

– Так это правда? Говорят – ты женишься? Наш Казанова решил обзавестись семьей?! Не верю!

– Может быть! Почему – нет? У меня мало времени! Поторопись!

– Что значит, «может быть», выходит ты – не уверен?.. Ты очень изменился, мой милый!

– Все, пока. Я тебе позвоню.

Фотограф целует Джаннэт в щеку и выпроваживает ее из мастерской. Наконец-то, остается один.

Гариб подходит к шкафчику, достает из него бутылку коньяку. Взгляд его падает на фотографию Сабины. Гариб замечает, что поверхность фотографии исцарапана. Фотограф наливает коньяк в рюмку и выпивает.

На фотографии Сабина сидит перед гончарным кругом, в руках у нее – кусок деформированной глины.

2. Мастерская Сабины

Сабина – перед гончарным кругом. Заканчивает работу над декоративным блюдом. На блюде изображена фигурка первобытного человечка, распростершего руки в разные стороны. Между ног у человечка – висит магический корень, как на наскальных рисунках в Гобустане.

Из соседней комнаты к Сабине выходит ее мать. В руках она держит коробку из-под платья.

– Я зашла в магазин за заказом, взяла твое свадебное платье! Смотри, какая роскошь!

Мать Сабины достает платье из коробки. Показывает его дочери. Подходит к зеркальному шкафу. Мать прикладывает платье к себе, и рассматривает себя в зеркале.

– Тебе идет. Не хватает только мужчины во фраке!

– Болтушка! Ты в нем будешь – красавица! Примеришь?

– Примерю, когда вернусь! Мы с Гарибом едем в Гобустан!

Мать Сабины кладет платье на диван. Подходит к дочери.

Во взгляде ее и в голосе проявляется обеспокоенность.

– В Гобустан? Так поздно? Вы доедите только под вечер!

– Гарибу и нужен вечер! На закате камни оживают!

– «Гарибу нужен вечер!» А ты тут причем? Гобустан – это край земли, час езды только в один конец! Не заставляй меня лишний раз переживать за тебя! Не езжай с ним! Прошу тебя.

– Мы с ним изучаем Гобустан. У нас – «гобустанский период». Только Гариба интересует Умай, а меня – вот, сама видишь!

Сабина показывает матери на «гобустанского человечка». Добавляет к отростку между его ног три тонких усика.

Мать укоризненно покачивает головой. Цокает языком.

– Бесстыдница! И не стыдно тебе выставлять такие рисунки? Что люди скажут?

Сабина улыбается. Обнимает мать. Целует ее.

– Людям не мешало бы знать свою культуру. Этим рисункам 20000 лет. Пора к ним привыкнуть.

– Знаю, это Гариб тебе голову Гобустаном замутил! Сам он помешанный, и тебя с ума сводит! Что это за работа для мужчины – фотографирует всяких. Как ты это терпишь?! Такой же чокнутый, как и твой отец! Тот тоже всю жизнь что-то малевал, а после смерти завещал нам свои ноги!

Мать Сабины едва сдерживает слезы. Вздыхает. Вытирает увлажнившиеся глаза платком.

– Ну, перестань! Просто у отца было хорошее чувство юмора! И не одни только ноги, к слову, он тебе оставил! А Гариб – мой жених! Мы скоро поженимся!

Мать Сабины начинает платком вытирать пыль со скульптур дочери. Задерживается перед керамической маской, в которой угадываются черты лица Гариба. Нервно стирает с нее пыль.

– Вот поженитесь, тогда и будете ездить, куда захотите! А свадьбу твой Гариб столько раз уже переносил, что я вообще боюсь о ней думать! То у него одно, то другое! Не очень-то он торопится! Зря ты отказала Ульриху, дочь, этот немец так тебя любит! Сегодня опять звонил, умолял, чтобы я на тебя повлияла! Плакал в трубку, когда узнал о твоей свадьбе!

– Интересно, на каком языке ты с ним разговаривала? Неужели Ульрих выучил азербайджанский?

Мать Сабины перестает протирать скульптуры. Тем же платком утирает слезы, шумно сморкается в него. Бессознательным движением подсыпает корм канарейке в клетке.

– Материнскому сердцу не нужны переводчики! Ульрих хороший. Надежный. Богатый.

– Прекрасно! Ты можешь сама за него и выйти! Платье у тебя есть! И не вздумай при Гарибе заводить разговор об Ульрихе! Гариб очень мнительный!

– А сама-то ты в нем уверена? Вокруг Гариба всегда столько женщин крутится?! А мужчины – все одинаковые! Они как твоя глина! Пока глина в руках, ей можно придать любую форму. Но стоит только выпустить из рук, глина высыхает и становиться бесформенным куском грязи. Сама говоришь – какая-то Умай его интересует, а не ты!

Сабина встает из-за гончарного станка. Вытирает руки тряпкой. После слов матери настроение ее меняется.

– Уфф! Бедный мой папочка, ну и натерпелся он, наверное, от тебя! Я бы на его месте и ног тебе не отписала! Умай – это у тюркских народов – богиня плодородия, священное женское божество. А еще ее относят к иранской птице Хумай, которая, бросая на человека тень, делает его счастливым. Все это очень интересно, мама!

Мать видит, что ее дочь переполняет чувство ревности и раздражения, и молча отходит в сторону. Берет с дивана платье Сабины, возвращается с ним к зеркальному шкафу. Вешает свадебное платье в шкаф.

– Молю Аллаха, чтобы эта птичка и вас с Гарибом сделала счастливыми! Не знаю, доживу я до того дня, когда смогу понянчить своих внучат?!

Под окном слышится сигнал машины. Сабина подбегает к окну, из окна машет Гарибу рукой. Бежит в ванную комнату – мыть руки.

– Все, я побежала! Поставь, пожалуйста, блюдо в печь! Ты знаешь, какая температура, когда вытаскивать?!

– Беги, беги. Это не сложнее, чем лепешки печь!

Сабина возвращается к матери, целует ее.

– Не волнуйся, мы не надолго! Поработаем, пока не сядет солнце, и сразу домой! И платье примерим, обещаю тебе!

Сабина бежит к двери. Мать Сабины смотрит в окно. Видит, как дочь вскакивает из подъезда на улицу. Подбегает к Гарибу, что-то ему говорит. Гариб целует Сабину, помогает сесть в машину. Машина трогается с места.

Мать Сабины отходит от окна. Берет блюдо дочери, несет его к печи. Раскрывает печь и кладет блюдо внутрь печи. Садится на стул. Вздыхает. Еще раз платком вытирает глаза.

– Ах, Гариб! Чтоб ты сгорел!

«Гобустанского человечка» в печи пожирает огонь: словно бы призывая кого-то на помощь – он раскинул руки в разные стороны.