Олег был славным парнем, одним из лучших актеров нашей команды КВН, чемпиона Ленинграда среди производственных коллективов. Политикой особо не интересовался, при этом придерживался демократических взглядов. Короче, предложение его заинтересовало и он согласился. Но при условии, что я стану его доверенным лицом. Вдвоем с Олегом мы обошли все дома его округа, одним из которых был знаменитый дом Мурузи. Тогда я впервые побывал в «полутора комнатах» Иосифа Бродского.
Короче, Олег блистательно выиграл выборы и стал депутатом райсовета, а неделю-другую спустя и заместителем председателя сего органа власти. Председателем стал некий Озеров, тоже поддержанный «Демвыборами-90». Озеров оказался весьма предприимчивым человеком, он тут же организовал бизнес с использованием своей должности, а Олег был у него на подхвате. Они одними из первых в городе открыли торговлю юридическими адресами. Эта деятельность и им приносила прибыль, и способствовала развитию малого бизнеса, который, как я уже рассказывал, в то время бурно развивался.
Со временем эта компания диверсифицировала свою деятельность, в частности занялась торговлей «каблуками» (кличка грузового пикапа). Как и большинство предприятий в то время, основную часть сделок они проводили, рассчитываясь «черным налом». Олег лично возил огромные суммы денег в Ижевск, где и сгинул без вести с очередными миллионами в сумке году в 1994-95-м. На охране его босс экономил.
С одной стороны, это еще одно свидетельство того, как власть портит хорошего человека, с другой – безумно жалко Олега, едва дожившего до 30 лет!
Признаюсь, пока Олег был жив, я тоже успел «урвать свой кусок» с его избрания. Когда году в 1991-92-м встала задача компьютеризации райсовета, Олег передал нашей компании заказ на поставку компьютеров, которые мы удачно закупили в фирме «МММ» (Мавроди в то время еще не занимался пирамидами, а честно ввозил в страну компьютеры). Среди этих компьютеров был самый по тем временам highend – пара 386-х, а мне в качестве комиссионных досталась XT с улучшенными характеристиками, которую я поставил у себя дома. Так начался мой многолетний «домашний арест».
Не могу удержаться, чтобы не рассказать еще один эпизод из тогдашней политической жизни. После победы на выборах в горсовет демократы совершенно не могли договориться между собой. Деятельность этого органа была парализована, утонув в нескончаемых дискуссиях. Им удалось прийти к согласию по одному поводу: нужен организующий элемент. И в качестве этого элемента они единодушно выбрали Анатолия Собчака, к тому времени завоевавшего широчайшую популярность в качестве депутата Верховного совета СССР. В одном из нескольких округов, в которых, уж не помню по какой причине, выборы были признаны несостоявшимися и должна была состояться повторная процедура, выдвинули кандидатуру Собчака. Надо было начинать агитацию. Естественно, лидеры (к тому моменту депутаты горсовета) тут же призвали «старую гвардию», меня в том числе. Но кампания Олега меня к тому моменту сильно вымотала, я устал от этой деятельности, посему наотрез отказался принимать в ней дальнейшее участие. Как оказалось, я был отнюдь не одинок – не согласился почти никто. И тогда демократические депутаты Ленсовета – Петр Филиппов, Наталья Фирсова и др., – сами превратились в агитаторов и пошли по домам округа.
Собчак благополучно прошел в горсовет, тут же был избран его председателем, но не прошло и месяца, как он рассорился со всеми своими доверенными лицами, последовательно полив грязью каждого из них. Избыточной благодарностью Собчак не страдал.
Не могу сказать, что это еще один пример того, как власть портит человека. Я никогда не был в восторге от человеческих качеств Анатолия Александровича. Будучи несравненным оратором и несомненно умным человеком, он, тем не менее, всегда вызывал у меня впечатление тщеславного фанфарона.
На выборах в Верховный совет СССР «Демократические выборы» в моем Василеостровском округе поддерживали доктора геолого-минералогических наук Марину Салье, в агитации за которую я принимал участие весьма охотно. Но нам не удалось провести ее сквозь уже упоминавшийся фильтр окружного собрания. А Собчак его прошел. И тогда «Демвыборы» приняли решение переключиться на его поддержку по принципу «лучшее из худшего». Лев Гольдштейн не поддержал этого решения, но его голос не был услышан. Я тоже не был от этого в восторге, но все же переключился на «работу по Собчаку», уже тогда исповедуя принцип: «в политике надо выбирать меньшее из зол».
Впоследствии было много моментов, когда я жалел о той своей работе. Правда, были и случаи, когда я ею гордился: иногда Анатолий Александрович вел себя более чем достойно. И уж точно расстроился, когда оказался среди нескольких тысяч, чьих голосов не хватило Собчаку на выборах губернатора в 1996-м году (не захотел пораньше приехать с дачи). Он определенно был «меньшим злом», чем Яковлев.
Но пора закончить отступление и вернуться к истории компании «КОМПАС». А мои бдения возле станций метро сыграли в ней впоследствии немалую роль.
Дело в том, что, как это всегда бывает, мы там не только драли глотку, но и заводили интересные знакомства, вели интеллектуальные беседы. Так я познакомился с Александром Беляевым, тогда аспирантом ЛГУ, а впоследствии сенатором РФ, и много еще с кем. Помнится, поздним зимним вечером я пригласил симпатичную единомышленницу, татарку по имени Роза, согреться чаем. Вопреки своему обыкновению жена еще не спала и встретила нас суровым вопросом: «А это еще кто?» «Соратница» – ответил я. С той поры на много лет слова «соратница» и «любовница» стали в нашей семье синонимами. Совершенно, к сожалению, несправедливо!
Но самым полезным оказалось знакомство с очень приятным парнем по имени Женя Брутман. В процессе общения выяснилось, что он работает программистом в какой-то строительной конторе, но уже тогда он больше занимался версткой книг и журналов: его душа к этому делу лежала. Впоследствии исключительно благодаря Жене была подготовлена к изданию моя книга, о которой я еще расскажу. Женина жена (каламбурчик, однако) Вера, став в 1995-м году главным бухгалтером Института специальной педагогики, уже больше 20 лет является верным клиентом КОМПАСа. Но главное даже не в этом.
Когда в 1992-м году встала задача разработки новой комплексной системы для малых предприятий, о которой я рассказывал в предыдущей главе, потребовался еще один хороший программист. И я, вспомнив про Женю Брутмана, в нарушение собственного правила брать на работу исключительно сотрудников ВПКшных институтов, предложил ему сотрудничество. Брутман отказался, сказав, что программер он неважный, и взамен свел меня со своим руководителем Никитой Берсеневым. Вот этот эпизод и оказался решающим в истории нашей компании.
Без ложной скромности могу сказать, что буквально с момента выпуска из института меня все вокруг считали очень хорошим профессионалом. И я сам был о себе такого же мнения. В жизни я встретил только одного программиста, который был выше меня на голову. Его звали Никита Берсенев! Боюсь, что бедный Женя Брутман заполучил комплекс программистской неполноценности именно потому, что работал под Никитиным началом. Возможно, если бы не это, он не переквалифицировался бы в верстальщики.
Работать в паре с Никитой было сплошным удовольствием. А начальную версию продукта, на котором поднялся КОМПАС, мы с ним меньше чем за год создали вдвоем и только вдвоем. Да и в процессе дальнейшего его развитии минимум 90 % работы выполняли мы. Мы были и постановщиками, и кодерами, и тестировщиками. Выпущенную нами версию можно было тут же запускать в рабочую эксплуатацию – она содержала минимум ошибок. При этом не использовалось никаких средств командной разработки – мы лишь скрупулезно придерживались установленных нами же правил совместной работы. Эти правила предельно минимизировали число накладок.
Работали мы каждый у себя дома. Интернета еще не было, но существовали утилиты пересылки данных по телефонным линиям (мы с Никитой остановились на программе под названием Nexus). И вот каждый день (а работали мы практически без отпусков и выходных) поздно вечером в наших квартирах раздавалось шипение модемов, и мы начинали «сливать» (или, если хотите, совмещать) наработанное за сутки…
Каждый из нас отвечал за конкретные модули системы. Но в доработке инструментальных функций мы принимали участие оба. А при необходимости исправляли ошибки и вносили коррективы и в модули партнера. Мы прекрасно понимали тексты друг друга, не нуждаясь в комментариях.
Так продолжалось чуть меньше 10 лет, с той разницей, что с годами Nexus сменился Интернетом и совмещение физически проходило на сервере в офисе компании. Возможно, это были счастливейшие годы моей жизни. Но, к сожалению, у меня есть дурное свойство: со временем я устаю от любого вида деятельности, начинаю испытывать к нему отвращение и бросаю его. Так было с разработкой САПР, с КВН, с политикой… В начале 2000-х настала пора и для программирования в целом. В отличие от меня, куда более уравновешенный Никита легко переключился на клиент-серверный проект, реализованный на языке С++ и стал в нем ведущим специалистом. Вот уже четверть века он является столпом производственного отдела нашей компании!
В заключение главы хочу снова вернуться к политике, но на этот раз к политике персональной, к той стратегии, которую каждый выбирает лично для себя. Я уже говорил, что в начале 1990-х люди порой сидели на старой работе практически без зарплаты по несколько лет. Одной из причин явно был страх, что все может вернуться на круги своя. Во всяком случае именно эта причина руководила Никитой Берсеневым, когда он долго отказывался официально переходить на работу в компанию «Сенсор», предпочитая держать свою трудовую книжку в государственной организации. С нами он сотрудничал на контрактной основе.
Впрочем, что греха таить, моя трудовая тоже до конца 1994-го года лежала в ЛНИРТИ. Правда, причина была другой. Возврата к старому режиму я не боялся (я вообще привык жить «на авось»). Более того, случись такое, я все равно уже не смог бы вернуться к прежнему образу жизни. Мне просто было лень ехать через полгорода, чтобы оформить трудовые отношения. Лежит где-то там моя книжка, кто-то получает за меня нищенскую, по моим понятиям, зарплату старшего научного сотрудника, и всем хорошо! К тому же выезжать лишний раз из дома мешала уже начавшая развиваться агорафобия. Только, когда в ЛНИРТИ, переименованному к тому моменту РИРВ, случились какие-то неведомые мне пертурбации и мои бывшие начальники попросили меня уволиться, я, проклиная все на свете, выбрал день и съездил на площадь Растрелли, дабы окончательно порвать отношения со своим прошлым.
О проекте
О подписке