Политика большая и малая

 
Мне в моем метро никогда не тесно,
потому что с детства оно, как песня,
где вместо припева, вместо припева:
– Стойте справа! Проходите слева!
 

Б. Окуджава «Песенка о метро»

Эту главу я начинаю с очередного отступления на общие темы. Хочу поговорить о политике, которую всегда считал грязным делом, способным полностью разложить даже самого лучшего человека, стоит тому в нее влезть. В свое время мой покойный отец сказал мне, что власть (высшая стадия политической карьеры) делает из любого человека подонка. Мысль довольно банальная, существует множество куда более мудрых и мудреных высказываний на эту тему. Убедила меня не она. Я тогда (а было мне лет 15) спросил: «И что же, если ты сам получишь власть, тоже станешь подонком?» И получил в ответ: «Ну, конечно, и я тоже». Важны были даже не сами слова, но уверенная интонация, с которой они были произнесены. Эта интонация привела к тому, что я пронес сие убеждение через всю свою жизнь.

Впрочем, признаюсь, что был в моей жизни период – 1989 и 1990 годы, – когда я забыл эти свои убеждения и принял оживленное участие в политической жизни страны, пусть и на самом нижнем уровне.

Это было странное и страшно увлекательное время, которое принято называть «перестройка». На самом деле шел развал Советского Союза, который случился вовсе не одномоментно в декабре 1991-го в Беловежской Пуще. По моему мнению, СССР начал разваливаться где-то в конце 1985-го. Еще в начале этого года шли политические процессы, на которых подсудимые получали реальные сроки за хранение запрещенной литературы (например, мой приятель Борис Митяшин, ставший впоследствии последним советским политзаключенным, так как отказывался подписывать обещание не заниматься антисоветской деятельностью; после такой подписи заключенного тут же выпускали из лагеря), а в конце того же года уже стали проклевываться первые ростки реальной свободы слова.

Дальше все стало меняться просто лавинообразно. Я уже писал о новых экономических реалиях, но и в политической жизни изменения были не менее значительны. Потихоньку вся страна (во всяком случае НИИ и КБ) переставала работать, переходя к обсуждению прежде запрещенных романов, напечатанных в толстых журналах. С еще большей интенсивностью в курилках обсуждались статьи с критикой плановой экономики.

Апогей настал в 1989-м году, когда пришла пора выборов в Верховный Совет СССР.

Надо заметить, что я с младых ногтей был настроен весьма антисоветски, но в силу трусости и лени в диссидентском движении участия не принимал. Да я просто не верил, что можно что-нибудь изменить! Когда все тот же Борис Митяшин говорил, что СССР не доживет до 1990-го года, я тихо посмеивался в бороду. В выборы я, естественно, тоже не верил и на них не ходил. Не собирался я участвовать в этом фарсе и в 1989-м, считая, что изменения – изменениями, но обком партии своего не упустит и легко проведет своих кандидатов.

Перевернул мое сознание друг нашей семьи Лев Гольдштейн, наряду с Петром Филипповым, Анатолием Чубайсом и др., один из основателей знаменитого ленинградского клуба «Перестройка». Убедил он меня простыми словами, что надо хотя бы попробовать, а из «ничего» уж точно «ничего» и выйдет. Так я влился в движение «Демократические выборы».

Это не было как-то оформлено, меня не заносили в какие-то списки, не выдавали членского билета, речь не шла об оплате, даже самой ничтожной… Просто по вечерам после работы и в выходные я выходил к какой-нибудь станции метро (чаще всего к ближайшей «Василеостровской») и вместе с единомышленниками вел агитацию за демократических кандидатов в депутаты. Попросту говоря, надрывал глотку, пытаясь переорать появившихся там с некоторой задержкой сторонников линии КПСС и представителей националистического общества «Память».

Кстати, об этом антисемитском обществе. Не знаю, оно ли явилось основной причиной панических настроений среди еврейского населения Ленинграда или, как считает мой друг, известный журналист и доктор биологических наук, Андрей Пуговкин, межнациональная рознь планомерно нагнеталась по всей стране органами госбезопасности, но в конце 1980-х большинство питерских евреев жило в перманентном ожидании погромов, которые «вот-вот должны начаться».

И основания для этого были. Многие из них получали различные угрозы. Не стали исключением и мы с женой, пару раз обнаружив в своем почтовом ящике настойчивые предложения «убираться из страны». Собственно говоря, многие евреи так и сделали. Даже те, кто изначально не собирался покидать свой родной дом. Судя по всему это и явилось основной причиной массовой эмиграции из СССР в Израиль конца 1980-х – начала 1990-х, ставшей одним из обоснований первой палестинской интифады. Те из евреев, кто твердо решили держаться до последнего, организовывали отряды самообороны. Я не участвовал ни в этих отрядах, ни в эмиграционных процессах, потому что не мог поверить в пресловутые погромы и не мог заставить себя испугаться угроз.

По моему глубокому убеждению, которое не покидает меня до сих пор, не такую уж большую роль сыграло в этой ситуации общество «Память», да и КГБ не было так уж всесильно. Они (или кто-то из них) максимум явились «пусковыми двигателями», а дальше, сказав себе «а это идея!» ((с) Г.Остер), самостоятельно начали действовать «добрые соседи», которые и являлись авторами вышеописанных анонимок и прочих угроз. Причем в большинстве случаев побуждали их к такому творчеству самые банальные корыстные соображения. Может, я не прав, но таково мое стойкое ощущение.

Помимо «метровой» деятельности я принимал участие в предвыборных собраниях, в том числе и в созданном тогда дополнительном фильтре для отсеивания неугодных кандидатов, так называемом «окружном собрании», а также организовывал встречи с потенциальными депутатами в актовом зале своего родного ЛНИРТИ. Последнее оказалось на удивление легко: партком и администрация, если и чинили мне препятствия, то минимальные и очень осторожно.

Тут я должен сказать о двух самых сильных впечатлениях от этой политической деятельности. Первое из них заключается в том, что еще в 1988-м моим друзьям и мне казалось, что против советской власти настроена очень небольшая часть ленинградцев, в основном интеллигенция, а бОльшая часть жителей нашего города воспитана в советском духе и жестко поддерживает советские принципы. Какое там! Метро показало нам, насколько мы ошибались! Как только стало возможным публично говорить, что думаешь, не опасаясь каких-либо репрессий, почти все вокруг оказались ярыми антикоммунистами! Власть попросту «достала» граждан СССР, а это, по Станиславу Белковскому, и есть основная предпосылка любой революции. Достала не только интеллигентов, но и рабочих, и алкоголиков из подворотен… Похоже, что и многих представителей администрации, и даже сотрудников партийных органов. И такая ситуация, думается мне, была отнюдь не только в Ленинграде. Этим я и объясняю легкость, с которой мне удавалось заниматься агитационной деятельностью в стенах ЛНИРТИ.

Второе из сильных впечатлений – полная несостоятельность партийных боссов. Они совершенно разучились полемизировать! Помню (это было уже во время кампании по выборам в местные советы и Верховный совет РСФСР в 1990-м году), после того как я устроил в своем институте встречу с Алексеем Ковалевым, который и доныне заседает в Законодательном собрании Санкт-Петербурга, партком решил «нанести ответный удар» и организовал встречу с Валентиной Матвиенко, на тот момент – вторым секретарем Ленинградского обкома КПСС, т. е. главным идеологом области. Собственно говоря, наш партком был ни при чём – подобные встречи организовывались повсеместно по решению обкома. Матвиенко просто воспользовалась своим привилегированным положением и выбрала «точку» поближе к Смольному, чтобы далеко не мотаться: наш институт располагался на той же площади, что и ее рабочее место.

Пока Валентина Ивановна произносила заготовленную референтами речь, все выглядело просто прекрасно! Но ситуация изменилась диаметрально противоположным образом, когда пошли реплики и вопросы из зала. Как лебедь в русских сказках, Валентина Ивановна ударилась оземь и оборотилась Валькой-стакан, не способной и двух слов связать. Такие моменты убеждали, что даже чуть-чуть отпустив ситуацию и ослабив тенета тоталитаризма КПСС была обречена на поражение.

Так оно и вышло – демократы выиграли и первые и вторые выборы. И вся страна окончательно бросила работу, с головой погрузившись в прямые телетрансляции заседаний Верховного совета, зрелища столь же увлекательного, сколь и непривычного советскому глазу.

Впрочем, торжество демократов было недолгим. К власти пришли в большинстве своем совершенно неподготовленные к ней люди. Слава Богу, я в это время отказался от политической карьеры, хотя такая возможность была. Дело в том, что во время выборов в местные советы организация «Демвыборы-90» испытывала катастрофическую нехватку кадров. Если кандидатов в городской совет удалось набрать относительно легко, то на все «райсоветовские» округа желающих никак не набиралось. Мне тоже предложили разделить эту участь. Я отказался.

Основных причин было две. Во-первых, я наивно считал, что такая работа – слишком большая ответственность перед избирателями и я не справлюсь. Во-вторых, тогда уже начиналось то, что впоследствии стало КОМПАСом, и мне хотелось заниматься только этим, тем более, что в 1989-м я защитил кандидатскую диссертацию и тем самым закрыл свою предыдущую рабочую тему.

Но оказалось, что стать депутатом райсовета было не предложением, а более чем настоятельной просьбой. Мои соратники «давили на совесть», а когда поняли, что я тверд в своем решении, сказали: «Ну не хочешь сам, найди себе замену». И тогда я сделал то, о чем жалею всю свою жизнь: предложил роль кандидата молодому инженеру ЛНИРТИ Олегу Титову.