* * *

Мукеш не первый год подрабатывал в Гоа. Вернее, не подрабатывал, а работал на любых подвернувшихся работах, делал все, что могло принести десять – двадцать рупий в день. Не великие деньги для Гоа, здесь на них прожить день, конечно, можно. На чапати с горсткой риса и далом хватало. Но еще надо отложить на мансун, когда работы нет даже тут, а податься дальше на север, куда мигрировали все кормящиеся с туризма и туристов индусы, он не мог. Люди его касты могли работать только на грязных, тяжелых работах – быть официантами или даже мыть посуду в ресторане он не имел права в других частях Индии. А в Гоа можно все, они здесь все ненормальные, и религию взяли себе какую-то заморскую с ужасными ритуалами, ходят большой толпой со статуей какой-то мадонны и песни печальные поют. А белые женщины с мужчинами ходят почти голые, да и вообще тут странно все. Сейчас, конечно, времена меняются, кастовые догмы уходят в прошлое. Вон даже сикхи, обещавшие не бриться, пока жив на земле хоть один муслим, и те уже бреются втихаря. Но в его деревне время остановилось где-то на пороге девятнадцатого и двадцатого века. И брамины на совете не разрешили уезжать дальше соседнего штата.

Сейчас, когда начался сбор манго, работы на пару – тройку недель будет предостаточно. Вот сегодня, например, было три предложения, он выбрал то, где надо трудиться в саду, в котором живут иностранцы. Конечно, он видел их, и не раз. Но тут прямо перед ними лазить по дереву… а может, они пригласят его поработать, эти «белые обезьяны» хорошо платят, да еще кормят, говорят, бесплатно. Надо понравиться им.

Хозяйка, католичка Агнела, сказала приходить часам к четырем, по окончании сиесты. Так смешно на европейский манер эти гоанцы называют пекло среди дня, когда закрывается все, что возможно закрыть, а сами они дрыхнут в тени под вентиляторами. Сколько они могут спать? Пару часов среди дня, в десять вечера на улицах никого, только бешеные форенеры, обкурившиеся чарса, с выпученными глазами носятся на своих вонючих мотоциклах, мешая отдыхать трудовому народу. Да и утром встают не с первыми попугаями – в десять еще магазины закрыты, но супермаркеты не для нас, это для тех же форенеров и богатых индийцев.

Мукеш еще с утра отправился к колодцу, прихватив собственный кувшин и веревку. Чтобы не ждать, когда освободится общественный, прикованный к колодцу цепью, он купил его с первых заработков, потратив всю дневную зарплату. Ну и цены в этом Гоа, правда, и заработки, каких нет в других штатах. Если не шиковать в питании, то получается неплохо откладывать. Ведь спать можно и на пляже. Полиция привыкла к нему, знает, что он честный малый и чужого не возьмет. А раз в месяц он сам приходит в сиолимский панчиат, орган самоуправления, отмечать регистрацию, ну и, конечно, работает за это бесплатно целый день в доме начальника полиции и панчара. Кормят, и на том спасибо. Он намылился у колодца, обернувшись тряпкой вокруг бёдер. Нельзя, чтобы чужие увидели его причинные места. Побрился найденным в чьём-то мусорном пакете, но еще вполне пригодным станком «Жиллетт». Небось, какой-нибудь жирный белый турист выкинул, уезжая. Вот бы первым оказаться в таком месте, где эти люди оставляют то, что им лень брать с собой. Друг Мохан, который часто составлял ему компанию в поденной деятельности, одолжил белую рубаху – лучшее, что имелось в его гардеробе, сказав: «Так ты будешь выглядеть солидней, тебя примут за гоанца, а если выгорит, и тебя пригласят на работу к ним, не забудь о старом друге».

Дом, во дворе которого росли манго, что предстояло собирать, внушал уважение своими размерами и возрастом. Хозяйка сказала, что ему сто пятьдесят лет, и надо быть очень осторожным, чтобы фрукты или еще что, падая, не попали по черепице и не сдвинули её. Иначе она вычтет у него из зарплаты, ведь ей придется вызывать специального человека, который будет проверять, не зальет ли дом в мансун. Как они проверят, не из кувшина же будут лить сверху, для этого надо будет его же, Мукеша, вызывать, ведь не полезет же на крышу с кувшином воды ученый человек, который знает, как должна выглядеть крыша, которая не протекает в мансун. Этим гоанцам лишь бы не доплатить.

Лазая по дереву с сачком, которым он дотягивался до дальних веток и поддевал ими плоды, чтобы они не срывались вниз, а попадали в сеть сачка, он видел внизу, что живущий в доме белый, как сказала хозяйка, из страны под названием Раша, где манго не растут, потому что дождь, падая с неба, долетает до земли кусками льда и так и лежит, не тая, принес пистолет. Он собрал вокруг детей, и белых, и местных, что-то им объяснял. Потом они поставили на каменную тумбу испорченные плоды, банки от пива и стали по ним стрелять. Мукешу очень хотелось выстрелить из диковинного пистолета. Он видел в кино, раз в месяц бесплатно показываемое в деревне с приезжающей грузовой машины на белой простыне, приносимой из браминского дома, как злодеи падают после выстрелов бравых усатых полисменов, даже если те стреляют, не целясь или в воздух. Но здесь у людей в руках, в двадцати-тридцати метрах от него был большой красивый пистолет, который стрелял со странным звуком, но банки разлетались, явно пробитые насквозь. Ему очень хотелось, но он не смел. Не смел по многим причинам, а вот смотреть на них издалека ему никто не запретит, хотя бы потому, что никто не видит, что он наблюдает за ними. Одна мысль как бы в шутку пришла ему в голову: «Только бы эти белые обезьяны из страны замерзшей воды не приняли его за обезьяну, ворующую манго, и не принялись бы палить по нему». Конечно, это было смешно, ведь все знают о том, что он тут на дереве, да и белая рубашка наверняка видна с земли.

Пока он ещё смеялся над своей мыслью, во двор въехал белый на старом хромированном «Энфильде». «А вот этот обо мне не знает, но ему сейчас объяснят», – подумал Мукеш, сачком дотягиваясь до жирного плода, висящего вдали, он долго пытался его поддеть, создав немало шума. Одним глазом следя за сачком, вторым он вдруг увидел, что вновь прибывший форенер ни слова не говоря, вскинул пистолет в его сторону. Огромный черный ствол смотрел ему прямо в лоб, в то место, где у людей избранных, из приближенных к Богу каст находится третий глаз, обычно дремлющий у простых людей. Скорее всего, именно этот третий глаз у него, Мукеша из низшей касты, вдруг открылся и увидел черный шарик пули, как в замедленной киносъемке вылетающий из этого ствола и медленно направляющийся к нему. Он заметался на дереве, хватаясь за кокосовое волокно веревки, собранный урожай полетел вниз, и резкая боль пронзила левое яичко.

«Зачем… как… ведь я так мечтал о большой семье, как в старости буду сидеть на крыльце хижины, и дети… и внуки… – пронеслось у него в голове. – Вот ведь, придурки, неужели они не понимают, что я не обезьяна, ведь манки не одеваются в белое, собираясь обчистить чужой сад, и уж точно не бреются перед этим… да, вот так брейся, не брейся, эти уроды все равно принимают тебя за мартышку». Дальше сознание покинуло его, сквозь пелену он слышал иностранную речь собравшихся вокруг людей. Кто-то обрезал веревку, отчего он грохнулся на землю и немного пришел в себя. Из дома принесли лед и какие-то медикаменты. С него стащили штаны, о боже, и все увидели его опухшее достоинство…

* * *

– Хорошо, что пулю без сердечника зарядил – сказал Игорь с видом человека, каждый день попадающего индийцам в левое яичко, – да и попал ты рикошетом, скорее всего.

– Ну, я же не знал. – Оправдывался Патрик. – Я думал, это манки, эти гады мне весь сад ободрали, фак…

– Ничего, жить будет, а вот на деньги ты попал, как говорят в Раше, дай ему тысячу рупий, он ведь теперь неделю работать не сможет, да и на примочки с мазями. А лучше возьми его к себе в работники, или, может, нам его взять в садовники? – обернулся Игорь к Валентине.

– Нет, ну зачем же нам кастрированный садовник. – Отшутилась она.

– Уж не знаю, что ты ценишь в садовниках, но парня жалко, да и работник нам не помешает, а насчет его мужских достоинств, донт вори, все у него в порядке.

Так в сиолимском доме Игоря Ганди и Валентины появился садовник. Манго – великое дерево, и иностранцы никогда не поймут и не увидят те кармические нити, связывающие это дерево с судьбами людей, как белых, так и индийцев.

Хануман и Ковбой

Эти двое появились в Гоа несколько лет назад. Как все простые российские трудящиеся, они купили путевки в каком-то «Хрентуре» и, как порядочные, прибыли в Индию на самом обычном «Боинге» самой обычной российской авиакомпании, специализирующейся на чартерных перевозках. Они жили в самой обычной сколько-то звездной гостинице – в этих краях количество звезд мало что вам скажет о качестве гостиницы и сервиса. Стоит заметить, что когда люди говорят «Гоа», то обычно имеется в виду северная его часть, южная, мало запоминающаяся, представляет из себя недостаточно отуреченную Анапу времен расцвета застоя. Конечно, некоторым только этого и надо. А жизнь, «движуха» – это север. И, попади наши герои на юг, не о чем было бы рассказать. Ну, съездили на курорт, ну, отдохнули, ну, попили вволю рома с феней, закурили это гашишем, занюхали кокаином, пожрали креветок с лобстерами, подивились на водопад и плантацию специй, погрели пузо на пляже, обсудили с соседями козни мифического ската, атакующего непривитых и незастрахованных российских туристов. А потом в Москве через месяц в воспоминаниях осталось бы чувство, что было хорошо и прикольно, а вот что прикольно и почему хорошо – не вспомнишь.

Но прихоть провидения засунула их именно на север, и с этого началась у них другая жизнь. Хорошая или плохая, правильная или шняга, торч или отстой – это уже вопрос к ним и тому провидению, которое им это удружило. Путёвка их, включающая перелет, гостиницу и завтрак, как и положена россиянской, давала возможность протусоваться на благословенном берегу Аравийского моря четырнадцать дней, что им показалось мало. Это частая история не обремененного или обременённого, но не очень, трудовыми заботами российского человека, когда, думая, что двух недель отдыха ему более чем достаточно, и «кровь из носа» надо бодрым и отдохнувшим предстать пред очи начальства и работать, работать и работать… Но по прошествии выделенного срока человек вдруг понимает, что время пролетело, как один день, и еще столько не изведано, не попробовано, не увидено, не… не… Человек звонит в «Хрентур» с вопросом о возможности продления путёвки, звонит начальству с рассказом о страшной истории про потерянный паспорт, родственникам с просьбой выслать денег… и т. д.

Ничего подобного с нашими друзьями не случилось. Просто в день отъезда в чек тайм, когда пришлось освободить номера, они не поехали в аэропорт, а пошли в соседний гестхаус и поселились в нем, причем, раз в шесть-семь дешевле. Ведь не надо было платить «Хрентуру» за его хрентуровы услуги, а деньги у них к тому моменту были на исходе. Поэтому мысль, где их раздобыть, становилась актуальной. Заработать же денежку своей профессией они не могли по причине отсутствия таковой, ремеслом тоже, так как в Москве зарабатывали в стриптиз-клубе «Красная Шапочка» путем показа девушкам различных возрастов своего тела, как целиком, так и по частям. Оно, тело, что у того, что у другого, было весьма накачано и красиво в то время. Созерцание подобных фактур очень радовало этих девушек, а с радости даже девушки могут заплатить мужикам деньги. Здесь же такой вариант не прошел, то ли тело потеряло былую форму, то ли девушки попались неплатежеспособные и не того возраста, то ли им такой стриптиз не нужен был…, короче, спроса на этот вид развлечений в Гоа в тот сезон не было. Ну, может быть, немного в Моржиме, где встречаются отдыхающие, похожие на завсегдатаев «Красной Шапочки». И засветила им ПЕРСПЕКТИВА контакта с тем колхозным Бобиком из анекдота (кто не знает анекдот, пишите по адресу: bezdelnik62@mail.ru, ибо он неприличный, расскажу индивидуально).

Вообще-то, история ехидно скрывает информацию, когда Ковбой обрел своё истинное современное воплощение. Судя по всему, он родился ковбоем, говорят, даже в джинсах, им жил и, когда настанет время уходить, им и уйдёт. Зато доподлинно известно, когда второй стал Хануманом. Тому даже оказалось множество свидетелей, в том числе и небезызвестный Вася, коего ещё называют Самрастит или Баба Арамбольский с ударением на последнем слоге в первом слове, ибо это смешное для русского слуха слово относительно мужиков в Индии не считается насмешкой, а очень даже наоборот, типа, самый умный. Дело было в полутысяче километрах от Гоа в древнем до мистики городке Хампи. Магичность города чувствуется с первых секунд пребывания в нём. Самому молодому зданию здесь лет триста, жители – чистые вегетарианцы, к чему волей-неволей приобщаешься сам. Даже если ты правоверный украинец и не выходишь из дома без шмотка сала, здесь оно в тебя само не полезет – энергетика у этого места такая. Есть в Хампи гора, место паломничества всех, сюда прибывших. С неё эта дредасто-лысо-офигевшая интернациональная тусовка по вечерам сажает солнышко за горизонт. Может, оно, конечно, и само бы село, но уж больно всем хочется приобщиться к этому таинству природы, внести, так сказать, свою лепту в законы и процессы мироздания. Да и последние лет триста никто не проверял, справится ли оно с этой задачей самостоятельно. Каждый день народ на горе торчит в прямом и переносном смысле этого слова, облегчая Светилу задачу, по крайней мере, они так думают. А Солнце, тем временем пересекая через зенит тропическое небо, нагло показывает изумлённой публике свою рыжую жопу, приспуская исподнее редких облачков, чуть ли не вслух произнося на разных языках слово «Фак», садится в бескрайнее зелёное море джунглей, волнующееся внизу.

Вот примерно в таком настроении и с такими думами в голове сидел тогда ещё Гоша на каменном парапете. В метре от него в той же позе и на той же волне сидел старый изгнанный из стаи вожак обезьян породы хануман, считающейся в Индуизме святой. Между ними стоял пакет с какими-то кришнаитскими сладостями. Они по очереди лазили в него лапами и руками и, не отрываясь, зажёвывали зрелище подходящим для этого случая лакомством, не обращая внимания друг на друга. Когда же космический ритуал завершился, и конечности их в сумерках встретились в пакете со сладкими чипсами, оцепенение от виденного спало, и каждый осознал свою роль в истории, в природе, в мироздании и в том Божественном, что мы по неведению называем просто – жизнь. Свершись это прикосновение где-нибудь в другом месте на нашем малюсеньком закомплексованном шарике, может, в жизни Гоши ничего бы и не изменилось. Но это случилось в Хампи, где космос и энергетика совершенно иная, неподвластная логике и разуму человека. Что произошло между этими двумя существами, знают только они сами и те индийские Боги, покровительствующие им. Поменялись ли они телами, или души их, соединившись, перемешались в единое целое, а потом разделились поровну и заняли прежние места, сказать трудно. Мало кто что-то понимает в Божественных технологиях, но именно с тех пор на свете появился Хануман и куда-то делся Гоша. А старый вожак на следующий день спустился с горы, пришел в центр города и тихо заснул на ступеньках храма. Такой же старый священник вышел из дверей этого храма, погладил седую, усеянную шрамами голову обезьяна, попричитал и ушел давать указания своим ученикам. Те забрали остывшее тело и с почестями сожгли его на сандаловых дровах, как святого, а пепел развеяли на закате с той самой горы и в том самом месте, где ещё валялся пакет из-под чипсов…