© Игорь Павлович Соколов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Пьяный Леллямер, женщины и
отсутствие любви

Как будто не я сейчас, а кто-то другой вместо меня сидит в комнате общежития со своим странным другом Леллямером. Наши уставшие за день глаза быстро меркнут как мысли ни о чем. Однако, кажется, Леллямер нашел в чем забыться, его дрожащие руки опять держат зеленую бутыль с водкой, а в водке я давно уже вижу как плавает неосуществимая мечта Леллямера о женщине.

Может поэтому он и пьет против всякого смысла, и вновь пропадает в своей неосуществимой мечте. Я тревожно вглядываюсь и вижу вдруг, что его уже нет, одна лишь тень от лампы падает на расплывающийся в моих глазах конспект по метафизике и снова напоминает мне о несчастном существовании и невидимых мирах.

И вот здесь, в темноте, совсем рядом, из бескрайней ночи происходит вдруг она… Волшебная и прекрасная женщина, женщина – Фея из сказки…

Я вижу ее в окне и понимаю, что вся она соткана из воздуха. Стекла тотчас исчезают вместе со стенами, а сильные ветра вместе с ее ласковыми и чудными прикосновениями поднимают меня на необозримую высоту горящего снами пространства. И я не иду, а плыву, лечу к ней, к моей Волшебнице, но она тут же исчезает. И я опускаюсь в глухое таинство ночи и на моем языке с моими страстными чувствами; вдруг снова возникает она. Живая и отчаянная птица, и чуть касаясь, летит вся в меня…

Моя Любовь отдаст Тебе Бессмертие, – неистово шепчет ее раскрытая душа.

Ты понимаешь, – шепчу я ей сквозь слезы, – мне, кажется, что я недостоин тебя, хотя разве люди могут быть достойны своих богов?! Но я, пусть и юный, пусть я смешной и жалкий,

я все же люблю тебя!

Тихий шелест за окном уносит мои слова, но я все же ощущаю свою волшебницу, ее голова опущена на мои ладони и мне явственно слышно ее спящее дыхание. Она дышит как плывет, и спит как видит, она – сказка из моего детства, она, та самая кукла, которую я любил держать в своих руках и ласкать как ребенка, она мечта, а поэтому досягаема лишь во сне или в этом пьяном бреду.

Я тоже глотнул из бутылки Леллямера, и теперь, когда он исчез из моих глаз, рухнув под стол, я сидел за этим облезлым столом, и пытался снова увидеть или хотя бы вообразить ту самую таинственную женщину, свою еще не обретенную любовь.

По коридору чуть слышно крадется пьяная Матильда, отдающаяся всем подряд за деньги. Иногда мне кажется, что это вовсе не Матильда, а ее призрак тихо крадется за невидимым счастьем! Целый день к ней ходят любовники, а ночами она пропадает у своего бывшего мужа и приползает только под утро.

Иногда я прикладываю ухо к нашему облезлому столу и слышу самую настоящую загробную тишину. Сейчас Волшебница так странно молчит в моем окне, что я со страхом думаю, что я не пьян, а просто схожу с ума. Вдали шумит поезд. Скоро загорится на горизонте рассвет, но сейчас все еще ночь и кто-то ходит один по мерцающему небу и может быть как я, вызывает духов.

Их тягучие, похожие на стон голоса, складываются в звездную бесконечность, из который их заунывный мотив снова проваливается в меня. Я курю, и молча складываю из окурков силуэты, а в голове моей складываются какие-то странные стихи:

 
Кто ты, выходящий без числа
Впивающийся черными глазами,
В мир, где раздвигает тени мгла,
И зажигает мир предсмертными словами.
 

Опять это Волшебница, близкая и далекая, неведомая как сама ночь. Ночь стонет о Боге, а я о своей волшебнице, и в чем разница, если глаза мои только в Волшебнице, а на небе сплошная мгла. И Волшебница, и мгла быстро растворяются, а мне остается только пустая истомленная моими сумеречными вздохами комната, да сладко спящий в обнимку с пустой бутылкой Леллямер.

Приглушенный туманом свет быстро опускается на мое беззащитное тело, и только в этот миг я вдруг осознаю, что моя Фея словно ангел, растворилась за окном, вместе с бледной тенью моего грустного воображения.

И я как помешанный, начинаю бормотать только что пришедшие в голову стихи:

 
Невидимкой в блеске дня
Ты стоишь передо мною
Взгляд под странной пеленою
В черный мрак ведет меня.
 

Лемлямер неожиданно с криком просыпается словно ему приснился какой-то кошмар, и жалобно поскуливая, смотрит на меня, даже не пытаясь подняться с пола и отделить от своих рук пустую бутылку. Он даже не знает, что здесь ночью была моя Волшебница, что она останавливала часы и принадлежала мне целую Вечность.

Я схожу с ума от мыслей и нетерпеливо приподнимаю с пола постанывающего Леллямера.

Его рыжий ежик на голове невозможно никак расчесать, и поэтому он ворчливо моет голову прямо из-под крана.

Что-нибудь случилось?! – спрашиваю его я, как-то бессознательно оглядывая заваленный мусором угол нашей общей кухни.

О, – восклицает Леллямер и хватается сырыми руками за мои холодные вздрагивающие пальцы, – это невозможно передать никакими словами – одни бабы, и все абсолютно голые! И такие хорошенькие!

И ты с ними?! – усмехаюсь я.

Ну конечно, скромник ты наш! – лукаво смеется Леллямер.

Потом мы убегаем на учебу, и забываемся на лекциях сладким сном. Едва дотронувшись рукой до лба, мы прикрываем закрытые глаза и голос профессора Цикенбаума уже звучит в наших ушах как нежная колыбельная.

Вот так бы спать и не просыпаться, – шепчет умиротворенный плавной речью профессора Леллямер.

Да уж, – блаженно вздыхаю я, не отнимая руку ото лба, и не раскрывая глаза.

Как приятно осуществить даже самое обыкновенное свое желание!

Ближе к вечеру Леллямер зовет меня в общежитие к ткачихам, но я отказываюсь. Он упорно твердит мне, что уже пора становиться мужчиной, и что, мол, ткачихи бабы безотказные, но я все равно упрямо не соглашаюсь. Наконец, он назвал меня недоразвитым членом всех существующих на свете Академий и был таков. Увидел я Леллямера только рано утром.

По природе женщины больше других животных склонны к разврату, – заговорил со смехом пьяный Леллямер…

Мне не надо было рассказывать, что он только что вернулся из общежития текстильного комбината, которое считается у нас в городе чем-то вроде бесплатного борделя.

Я думаю, что все-таки нельзя обобщать, – морщусь я от обычного цинизма Леллямера.

Нет, но право же женщины существуют только для того, чтобы наслаждаться ими, – смеется Леллямер и заставляет меня еще больше покраснеть.

Ну а что тут дурного, – заметил Леллямер негодование на моем лице, – разве они не должны подчиняться велению, то есть голосу самой Природы и отдаваться нам?!

И много у тебя было женщин? – полюбопытствовал я.

А как ты думаешь? – хитро улыбнулся он.

Вообще-то мне хотелось бы думать, что одна, – вздохнул я.

Эх, ты, мой целомудренник, – громко засмеялся Леллямер, – как только я поднимаюсь по пожарной лестнице на третий этаж, так меня сразу же в прямом смысле слова насилуют пятьдесят, как минимум, пятьдесят женщин…

Как же ты жив-то еще?! – удивился я.

Понимаешь, – задумался Леллямер, – настоящий мужчина может удовлетвориться сразу только двумя или тремя женщинами, остальные же женщины только могут использовать его тело, поскольку половые органы могут длительно оставаться возбужденными, но, как я уже заметил, без моего чувственного восприятия…

То есть, ты хочешь сказать, что остальных ты не чувствуешь, хотя они тебя используют? – спросил я.

Слушай, ну что ты ко мне пристал, – вдруг возмутился Леллямер, – вот если хочешь, чтобы тебя изнасиловали, возьми да сходи в это чертово общежитие, в это дьявольское пекло…

Но если тебе все так противно, то почему тогда ты туда ходишь? – удивился я.

Потому что они мне дают выпить, – неожиданно признался Леллямер и лег в постель…

Вскоре он, как всегда, захрапел, а я глубоко задумался, меня мучила возможность совокупляться просто так и со множеством равнодушных мне женщин…

И еще меня мучило отсутствие любви… Как и сам факт отсутствия любимой женщины, хотя моя драгоценная Фея все равно продолжала оставаться в моих невидимых мечтах…