Глава 1. Тайна семьи Малеевых

Профессор Малеев, которому едва исполнилось тридцать пять лет, среди преподавателей кафедры психологии Санкт-Петербургского университета зарекомендовал себя, как человек опытный, умный, стремящийся исследовать, искать, развивать науку. Но, увы, большую часть времени профессор занимался лишь теоретической стороной научных проблем. И когда кто-нибудь из друзей или коллег Малеева спрашивал его с иронией: ты уже открыл частную клинику? Малеев достойно, хоть и с сожалением, отвечал: что может быть практичнее, чем хорошая теория. Он не отрицал, что мечтает открыть при университете отделение, где бы он мог принимать пациентов, занимаясь практикой, и доказать, тем самым, утерев нос коллегам, что все его работы и научные догадки не являются лишь холодной теорией, а имеют практическое действие.

Студенты обожали своего учителя, аудитория была всегда наполнена внимательными слушателями, а профессор всегда рассудительный, тактичный, относился к своим подопечным, как к равным, уважая мнение каждого. Вот и теперь, он медленно расхаживал вдоль кафедры, глядя в глаза студентов, слушающих его лекцию и делающих записи в своих конспектах. Иногда он говорил не спеша, чтобы студенты приняли информацию, обдумали его слова; иногда медленно, чтобы они успели записать определения или важные разделы лекции, которые встретятся им на экзамене; а иногда он говорил быстро, углубляясь в суть проблемы, чтобы студенты также могли окунуться в глубокие воды психологии, стремясь понять сложную психику человека, работу его головного отдела – центральной нервной системы. Отдаляясь от задачи или темы урока, он ни в коей мере не уходил в сторону от научной проблемы, а исследовал ее со всех сторон. Так сегодня, говоря о сознании и его познаваемости, Малеев затронул такое сложное понятие, как человеческая душа.

– Лейбниц, совмещая механическую картину мира с представлением о психике, как уникальной сущности, выдвинул идею психофизического параллелизма, согласно которой душа и тело совершают свои операции независимо друг от друга, но с величайшей точностью, создающей впечатление их согласованности между собой. Они подобны паре часов, говорил он, которые всегда показывают одно и то же время, хотя и движутся независимо.

Малеев заметил, как с дальнего ряда один из студентов поднял руку.

– У вас, молодой человек, вопрос, – Малеев знаком дал понять студенту, что он готов его выслушать.

– Простите, но разве Лейбниц был психологом?

– Он математик, но, как видите, изучал и разделы человеческого сознания, и его глубинное и самое загадочное состояние – человеческую душу. В мире есть лишь одна наука, одна единая. Так считал Лейбниц, Ломоносов, Декарт и многие другие – лучшие умы человечества. Они развивали познания в разных областях, полагая, что наука едина.

– Нам тоже предстоит изучать математику, как Лейбницу? – спросил пытливый студент с заднего ряда.

– Это от вас зависит, от ваших желаний и потребностей, от способностей. Но мы отдалились от темы лекции. Продолжим, с вашего позволения, – с иронией сказал Малеев, глядя на любопытного студента. В аудитории послышался смешок, но тут же испарился, как только заговорил профессор.

– Согласно экзистенциализму: научное познание психики невозможно, и ни физиология, ни психология не могут претендовать на исследование человеческого сознания. Этот подход к физиологической проблеме заводит в тупик, так как не дает возможности ее решения.

Считается, что в процессе эволюции возникло сознание – высший этап развития психики. Я полагаю, что сознание не возникло в процессе эволюции, а наполнило мозг, как вода пустой кувшин, ибо человеческий мозг уже имел свойство к постепенному наполнению знанием – сложными нервными образованиями нейронной связи, которые закрепились в сознании, как психические связи и реакции на протяжении всего существования человечества.

Как же происходит этот сложный, и вместе с тем простой, ибо все гениальное – просто, механизм формирования сознания? Рецепторы – это чувствительные нервные образования, которые воспринимают воздействие внешней или внутренней среды и кодируют его в виде набора электрических сигналов. Последние затем поступают в мозг, который их расшифровывает. Этот процесс сопровождается возникновением простейших психических явлений-ощущений.

Так человек, в процессе своего существования изучает мир, контактируя с его элементами, выделяя в нем нужные, понравившиеся ему, в зависимости от его потребностей. Потребности же связаны с наличием у человека чувства неудовлетворения, которые обуславливаются дефицитом того, что требуется: потребности в еде, стабильности, любви, независимости, тяги к приключениям, личной свободе, порядку, гармонии, реализации своей уникальности.

– Извините, профессор, что перебиваю, – спросил тот же любопытный студент, – но что же человека определяет или ведет в выборе, нравится или не нравится, подходит или не подходит?

– Во-первых, его опыт, который он приобрел.

– А если углубиться в априори…

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите спросить об изначальности, первородном выборе, который затем, по мере набора опыта, как бы произвольно участвует, не зависимо от нас, в нашем выборе.

– Совершенно верно, – воскликнул студент.

– Полагаю этот вопрос, поднятый Лейбницем о параллелизме, а потом рассмотренный сторонниками экзистенциализма, которые отрицали познание сознания, кроется в глубинных тайнах понятия «души».

Неожиданно зазвенел звонок, говорящий об окончании лекции. Малеев пообещал, что на ближайших лекциях затронет вопрос о понятии «человеческая душа», где попытается рассказать и раскрыть известные гипотезы и те крохи знаний, что открылись человеческому сообществу.

Жена Малеева – звали ее Оксана – была моложе мужа на семь лет. Когда-то она была его студенткой, первой и самой любимой пациенткой. Первую свою практику, когда Малеев еще защищал докторскую, он проводил с ней. Красота, женское обаяние, стройная фигура, спокойный характер, склонный к меланхолии, уважение к мужу, как к главе семьи, чувствительность к природе притягивали Малеева к этой девушке. И пять лет совместной жизни лишь сблизили, укрепив их романтические отношения, наполнив их сердца сладостными, нескончаемыми, жаркими чувствами друг к другу. Казалось, что огонь в их сердцах не погаснет никогда.

Получив звание и укрепившись на кафедре психологии, молодой профессор со своей супругой стали задумываться о ребенке, который бы стал центром внимания их любви и оплотом семейной жизни. Но, увы, так бывает, где много любви и счастья, рядом поселится несчастье. Оксана не могла забеременеть. И как супруги не старались, как ни искали причину, сколько ни посещали врачей, а детей у них не было. Диму Малеева это огорчало, но он старался не говорить с Оксаной на эту тему, ведь, в конце концов, во всем виновата природа. Но была и надежда, что судьба однажды подарит им ребенка.

Сейчас он был увлечен и поглощен своей новой идеей – открыть частную практику, где поначалу он начнет принимать пациентов у себя в университете, в своем профессорском кабинете. Эта идея так вскружила ему голову, что он начал забывать о своей семейной проблеме. Для жены же отсутствие ребенка, а тем более, неспособность его зачать, была настоящей трагедией, которую она, в силу мягкого характера и чуткой любви к супругу, старалась не разогревать, не высказывать, не акцентировать внимание на своей душевной муке. И супруги, таким образом, успокоились, или сделали вид, что проблемы не было. Они не напоминали друг другу об этом недостатке, надеясь, что однажды это произойдет, как с миллионами других пар, где семейное счастье начинается с появлением наследника.

Оксана лежала в кровати, прислушиваясь к людским голосам за окном, где ночь вступала в свои права. Дима работал за столом при свете настольной лампы. Собрав бумаги в папку, он откинулся на спинку кресла и о чем-то задумался. Голоса за окном усилились, видимо, очередной скандал у соседей дошел до точки кипения.

– Ссорятся, – сказала Оксана, прислушиваясь. Ей всегда были интересны семейные интриги. Когда нет интересного фильма, то и чужая драма прекрасно заполняет время.

Дима, погруженный предстоящей работой, молчал. Оксана продолжила:

– Как любопытно наблюдать со стороны, когда это тебя не касается, и какая это трагедия, когда это происходит в твоей семье.

За окном послышался звон разбившейся посуды. Затем вмиг все стихло.

– Угомонились, – тихо сказала Оксана. – На этот раз быстро…

Внезапный приступ кашля оборвал ее слова.

– Ты простыла? – спросил Дима. – Я закрою окно.

– Нет, Дима, не нужно, оно и так еле открыто. Пройдет, – она вновь кашлянула.

– Нет, я все-таки закрою, – он прикрыл окно и вернулся в кресло. – Что-то ты часто кашляешь, мне это не нравится. Запишись завтра к врачу.

– Я уже была.

– И что говорит врач?

– Надо анализы сдать.

– Сдай, запускать нельзя.

– Я уже сдала. Завтра пойду к врачу, узнаю.

За окном завыла соседская собака. Они начали прислушиваться, но лай не прекращался.

– Скучаешь? – спросила Оксана.

– Солнышко, разве я могу скучать, когда ты рядом, – ответил Дима, поднимаясь.

– Тогда иди ко мне. Мне холодно и одиноко.

– Уже иду, – Дима разделся и лег в кровать, обняв жену.

Они потушили ночник и окунулись в темноту. Собака все продолжала лай, безудержно.

– Видимо, в прошлой жизни она была не удовлетворена, – шепотом произнес Дима, – и теперь, в образе собаки, ей приходится платить за свои излишества в желаниях, – с иронией сказал он.

– Она уже так неделю лает. Утром, как петушок, прочищает свое горлышко, днем она в неугомонном экстазе, а ночью в свирепом безумии ко всему.

– Чувствую, ночь будет полна сюрпризов.

Утром Малеев сидел на стуле в своем кабинете. Ночью он несколько раз просыпался из-за собачьей рапсодии, которая и теперь все еще держалась у него в ушах. Он всматривался в лицо юной девушки лет семнадцати, сидевшей в кресле. Ее мать, дородная женщина лет сорока, с пышной клумбой волос на голове сидела напротив Малеева, и с надеждой посматривала на профессора.

– Постарайтесь расслабиться, – сказал он девушке, положив ее руку на подлокотник кресла. – Закройте глаза, представьте себе, что вы у себя дома и готовитесь ко сну.

Девушка закрыла глаза. Малеев заметил, что рука девушки подрагивала, а под веками бегали зрачки. Очевидно, девушка не могла расслабиться. Мать тяжело дышала, волнуясь и переживая за дочь.

– Вам придется выйти, – сказал Малеев матери. – Ненадолго.

Женщина скривила губы в недовольстве, но повиновалась. Малеев остался наедине с пациенткой.

– Ну, а теперь рассказывайте, – обратился он к девушке, как можно мягче.

Девушка открыла глаза, но на профессора она не смотрела.

– У вас в семье были скандалы? – спросил Малеев.

– Нет, – робко ответила девушка.

– Но вас ведь что-то тревожит. Вы последнюю неделю плохо спите, нервничаете.

– Это вам моя мама сказала?

– Да, она волнуется за вас. А причину вашего стресса не знает. Вы можете мне доверять. Наш разговор останется в тайне.

– А как же мама? Она ведь…

– Вы ее боитесь? У вас строгая мать, но это из-за любви к вам. Я помогу вам, но вы должны рассказать мне о своих проблемах.

Девушка молчала, ее глаза безучастно глядели в стенку.

– Сон, – вдруг тихо прошептала девушка.

– Вам приснился неприятный сон?

– Он был… он… он преследует меня вот уже несколько дней, – сбивчиво сказала она.

– Расскажите мне его. Можете закрыть глаза и расслабиться, – Малеев взял в свои руки блокнот и ручку, и приготовился записывать.

Чтобы девушка расслабилась, он начал монотонно говорить слова, погружавшие девушку в гипнотическое состояние. Убедившись, что его пациентка не притворяется, он заметил, что тремор в руке прошел, но зрачки под веками по-прежнему были в возбуждении. Ей казались видения.

– Вы видите картины сна, который преследует вас. Расскажите, что вы видите.

Спустя время девушка заговорила.

– Я на площади у столба, привязана.

– В каком городе?

– Не знаю.

– Вы одна?

– Вокруг меня много людей, толпа.

– Они касаются Вас?

– Нет, они на расстоянии. Что-то кричат мне.

– Вы можете разобрать?

– Нет, лишь свирепые лица и открытые рты. Мне… мне жарко, подо мной вижу пламя, огонь только начинает расти, много дров и сена, дым окутывает мои ноги. Я не могу пошевелиться. Похоже,… нет!..

У пациентки вновь появился тремор в руке. Малеев понимал, что его пациентка испытывала какую-то душевную муку. Но, чтобы узнать причину, нужно было продолжить гипноз.

– Что? Что вы еще видите?

– Мне страшно, они хотят убить меня.

– Кто хочет? Толпа?

– Эти двое…

– Кто они, опишите их?

– Один выглядит, как король, другой похож на… да, на монаха. Это монах… Они что-то говорят. Я… я слышу…

– Что вы слышите?

– Их разговор. Монах сказал, что я сильная женщина. Король сказал, что я очень молодая и глупая. Как я могла? Как я могла так поступить? Мне бы жить и…

Пациентка неожиданно замолчала.

– О чем они говорят? Что они хотят сказать? – спросил Малеев.

– Боже, они пытали меня, и теперь… хотят моей смерти. Они обвиняют меня в…

Она вновь замолчала, словно кто-то ей закрыл рот, не позволяя говорить.

– В чем они вас обвиняют?

– К ним подошел еще какой-то мужчина.

– Кто это?

– Я… я, кажется, знаю его. Да, это тот, кто меня пытал. Мой палач. Он что-то шепнул на ухо королю, а тот монаху.

– Что, что они сказали? Вы ведь их слышите? Это всего лишь голоса.

– Да, я слышу, они сказали, что внутри меня…

– Что, что внутри Вас?

– Внутри меня ребенок. Он очень маленький. О боже, они убьют его вместе со мной.

Волнение девушки возросло в несколько раз. Малеев понимал, что нужно было выводить пациентку из гипноза. И только он собрался это сделать, как вдруг услышал:

– О, спасибо, вы великодушны, – не открывая глаз, промолвила девушка. – Король пощадил меня, он спас моего малыша.

Девушка склонила голову, как если бы она поклонилась кому-то в знак благодарности. Затем гордо выпрямилась и произнесла:

– Благодарю вас. Он сохранил его и мою жизнь. Они сказали, что внутри меня ангел, и они меня не убьют.

Малеев вывел пациентку из гипноза.

– Можете открыть глаза, вы не спите, вы…

– Где я? – спросила девушка, оглядывая кабинет. – Что со мной было?

– Вы уснули.

– Простите, наверное, я плохо выспалась. Я что-то говорила во сне? – она с ужасом посмотрела на профессора. – А где моя мама? Она ведь была рядом.

– Не волнуйтесь. Я сейчас позову ее. Но прежде хотел бы кое-что спросить Вас.

– Да, пожалуйста, – она посмотрела на Малеева в ожидании.

– Скажите, у вас есть парень?

Девушка начала вновь волноваться, но на этот раз не замкнулась и ответила:

– Мы расстались навсегда.

– Но все же, что-то осталось внутри вас, вы по-прежнему…

– Откуда вы знаете? – внезапно страх охватил девушку. Вы… вы… о боже, я что, была в отключке, и вы… вы все слышали. Я сама… сама все рассказала, – она была чем-то встревожена.

В ужасе она закрыла рот рукой, в глазах появилась влага.

– Прошу вас, не говорите ей… моей матери. Она…

– Вы боитесь ее?

Девушка молча кивнула.

– Но ведь вас мучает не это. Вы боитесь, чтобы мать не узнала о ребенке, – с помощью невольной подсказки пациентки Малеев догадался о причине страхов у девушки. – Вас мучает что-то другое.

Девушка закрыла глаза полные слез, закрыла ладонями лицо, склонила голову, чтобы врач не видел ее лица, и заплакала навзрыд.

– Вы беременны? – догадался он. Некоторое время он смотрел на девушку, а она все продолжала безудержно рыдать. Какое-то непоправимое горе больно сжимало ее девичье сердце. – Не волнуйтесь, я постараюсь объяснить вашей матери… – он налил стакан воды и предложил девушке. Но она не увидела этого, потому что горько плакала, не поднимая головы.

– Вы ведь для нее самое главное, – продолжал Малеев успокаивать девушку. – Она вас очень любит, вы единственный…

– А я вот нет… – она не смогла договорить, потому что душевная боль не позволила ей сказать.

– Что нет, не любите ее?

Девушка рыдала, казалось, что остановить поток слез было невозможно, как невозможно остановить воду, пробившую брешь в дамбе.

– Любите своего парня? Он знает о ребёнке?

– Его больше нет, – насилу сказала девушка.

– Ваш парень…

– Нет, не он… Ребенок…

Малеев задумался. Его осенила странная догадка, проливающая свет на эту темную историю жизни.

– Я сделала аборт, – сказала девушка. И как только она произнесла эти слова, ее нервный припадок внезапно утих. Она лишь всхлипывала, уставившись куда-то в стену.

– Вы вините себя за это?

– Да, я… – она с трудом подавила в себе начало новой бури.

– Не стоит. Это ведь было на двух-трех неделях беременности?

– Да, откуда вы знаете? – она с тревогой посмотрела на Малеева.

– Догадался. На столь раннем сроке внутри вас была лишь молекула, там не было ребенка. Вы поступили… – в этот момент в кабинет вошла мать девушки. Ее большие глаза с нетерпением узнать тайну внезапного стресса дочери, буравили профессора.

– Правильно, – договорил он, поглядывая на девушку, у которой слезы исчезли, словно утренняя роса на солнце.

– Доктор, вы выяснили причину, – спросила мать, подойдя к дочери сзади. Она не видела ее высохших слез.

– Да, и даже объяснил ей.

– Что же вы ей объяснили?

– Ее мучил сон, – он посмотрел на девушку, глаза которой молили его ничего не говорить матери, – страшный сон, где ей снилась казнь.

– Казнь? – с удивлением спросила мать, положив руки на спинку кресла, в котором сидела дочь.

– Инквизиция, средние века.

– Она начиталась исторических романов, – пояснила мать. – Больше на ночь не будешь читать.

– Пусть ваша дочь подождёт в коридоре, – девушка, не поднимая головы, вышла. – Не думаю, что чтение книг вызвало тревогу, ставшую началом стресса, – продолжил Малеев.

– Что же тогда? – спросила мать, больше ожидая от него ответов, чем вопросов.

– Скажите, вы ведь знаете о том, что ваша дочь недавно рассталась со своим парнем?

– Конечно, знаю. Это прохвост и бездельник. Я всегда говорила ей, что из этого ничего не выйдет.

– Вы имеете в виду их отношения? – спросил Малеев.

– Господи, какие еще отношения у двух детей. Это не серьезно. Пусть сперва образование получит, она ведь поступать будет в этом году. Мы с отцом надеемся, что она успешно… сами знаете, как сейчас трудно… А что, с парнем что-то случилось? – вдруг спросила она, о чем-то задумавшись.

– Нет, слава богу, они расстались.

– Я это знаю. И вы полагаете, что моя дочь из-за этого так сильно переживала? Вот глупенькая. Найдет еще сотню других. Но, доктор, вы сказали слово «правильно», когда я входила. Что вы имели в виду?

– Понимаете, как психолог, я должен устранить не то, что воздействовало на нервную систему пациента, а его отношение к этому внешнему воздействию. Сон, который преследовал ее, безусловно, был связан с расставанием. Понимаете, ведь это первое знакомство, расставание…

– Безусловно, она переживает, – согласилась женщина.

– Возможно, ее тяготит вина за свой поступок. Это пройдет, и сон прекратиться.

– Согласна, – она уверенно кивнула головой.

– Поэтому, постарайтесь отнестись к ней теплее, с пониманием, ведь каждый из нас в ее годы испытывал подобную душевную боль.

– Понимаю.

– У нее сейчас гипертония, вызванная стрессом, если она и дальше будет переживать из-за расставания, то может тяжело заболеть, появится неуверенность, мнительность, ранимость, пониженное самоуважение. Поэтому, постарайтесь не говорить с ней об этом парне, который бросил ее, отнеситесь к ней так, как вы бы отнеслись к себе в ее возрасте.

– Хорошо.