Я с русской речью так повязан,

любя её ручьи и реки,

что я по трём порою фразам

судить могу о человеке.

В оформлении книги использованы наскальные рисунки древних евреев

Разговор Ангела-Хранителя с лирическим героем в день семидесятилетия автора

Герой: Я бабник, пьяница, повеса,

я никаких святынь не чту,

мой автор вылепил балбеса,

чтоб утолить свою мечту.

А ты? Зачем и почему

ты здесь торчишь, судьбу ругая?

Ангел: Меня назначили к нему,

меня тошнит от разъебая.

Герой: А я живу не без приятства,

его лирический герой, —

всё время пьянки, много блядства,

и философствую порой.

Ангел: А я к нему приставлен свыше,

чтоб дольше жил на свете он —

забавно Богу то, что пишет

болтливый этот мудозвон.

Герой: Однако пишет он давно,

поэт известный, муз любимец...

Ангел: Да не поэт он, а гавно,

мошенник, плут и проходимец!

В поэтах есть парфюм эпохи,

у них мечтания и звуки,

поэт рождает в людях вздохи,

а мой дурак – смешки и пуки.

Герой: Однако жулику и жоху —

зачем Господь дал певчий дух?

Ангел: Его клюёт всё время в жопу

на мыслях жареный петух.

Его Сибирь не охладила,

опять бумагу стал марать

и снова принялся, мудила,

херню с помоек собирать.

Герой: Оставим дурь его в покое,

один интимный есть момент...

Ангел: Писать о женщинах такое

способен только импотент!

Герой: На импотента баба злится,

и сразу видно – отчего...

Ангел: Она всё терпит, ангелица,

она святая у него!

Герой: Но говорят, он весельчак,

его гостей от смеха пучит...

Ангел: В уборной сядет на стульчак

и там чужие шутки учит.

А днём читает и лежит,

бранит евреев, если жарко...

Нет, он пока ещё мужик...

Герой: Дай Бог, а то ведь бабу жалко.

Но так хулить его нельзя,

твои сужденья угловаты,

его ведь любят все друзья...

Ангел: Да все они мудаковаты.

Герой: А утром он задумчив, тих?

Ангел: И вялый, будто инвалид.

Герой: Наверно, пишет новый стих...

Ангел: Или желудок барахлит.

Чужой придёт и не заметит

его присутствие в квартире:

он до обеда – в кабинете,

потом до ужина – в сортире.

А утром ест угрюмо кашку,

сопит, как десять хомяков...

Герой: Постой, так ты про старикашку!

А молодой он был каков?

Ангел: Да я с небес недавно спущенный,

и мне уже нехорошо,

а все коллеги предыдущие —

кто спился, кто с ума сошёл.

Недолго ангелы-хранители

могли прожить при этом падле,

теперь больниц небесных жители,

да только вылечатся вряд ли.

Герой: Сейчас я выпить нам найду,

мне жребий твой прозрачно ясен,

ты, ангел мой, попал в беду,

старик ещё весьма опасен.

Ангел: Да! То лежит, как пень-колода,

то захуячит, как трамвай,

а я мечусь, ища урода...

Герой: Так пить не будешь?

Ангел: Наливай!

Заметки с дороги

Умом Россию не спасти,

она уму не отворяется,

в ней куры начали нести

крутые яйца.

1

Месяц ездил я в лязге и хрусте

по струенью стальной колеи,

и пространство пронзительной грусти

остужало надежды мои.

2

В чаду российских лихолетий,

когда людей расчеловечили,

то их отнюдь не только плети,

но больше пряники увечили.

3

Ездил по российским я просторам,

пил и ел вагонные обеды,

я путями ехал, по которым

ехали на смерть отцы и деды.

4

Умельцы на российском карнавале

то с шиком, то втихую за углом

торгуют, как и прежде торговали, —

духовностью и старым барахлом.

5

В российской протекающей истории

с её периодической провальностью

тем лучше воплощаются теории,

чем хуже они связаны с реальностью.

6

И те, что сидели, и те, что сажали,

хотя и глаза у них были, и уши, —

как Бога-отца, горячо обожали

того, кто калечил их жизни и души.

7

Мечте сплотить народ и власть

в России холодно и тяжко,

поскольку меньше врать и красть

никак не может власть-бедняжка.

8

С поры кафтанов и лаптей

жива традиция в отчизне:

Россия ест своих детей,

чтобы не мучались от жизни.

9

В сегодняшней России есть пустяк,

типичный для империи востока:

величие взошло тут на костях,

а кости убиенных мстят жестоко.

10

Тот факт, что нас Россия не схарчила,

не высушила в лагерную пыль,

по пьянке на глушняк не замочила, —

изрядно фантастическая быль.

11

Напрасность всех попыток и усилий

наметить нечто ясное и путное —

похоже, не случайна, и России

полезней и нужнее время смутное.

12

Варяги, печенеги и хазары,

умелые в торговом ремесле,

захватывают русские базары

и дико умножаются в числе.

13

Орать налево и направо

о пришлых лиц переполнении —

извечно русская забава

в исконно хамском исполнении.

14

Что у России нет идеи,

на чём воспитывать внучат,

весьма виновны иудеи,

что затаились и молчат.

15

Всё невпопад и наобум,

по всей Руси гуляет нелюдь,

а в людях совесть, честь и ум

живут, как щука, рак и лебедь.

16

Россия – это всё же царство,

свободный дух пылится зря,

а вольнодумное бунтарство —

лишь поиск доброго царя.

17

Тянет русского туриста

полежать на солнце жарящем,

потому что стало мглисто

у начальства под седалищем.

18

Думаю, что в нынешней России

вовсе не исчезла благодать:

Божий дух витает, но бессилен

с мерзостью и мразью совладать.

19

Мне кажется, покорное терпение —

не лучшая особенность народа:

сперва оно приводит в отупение,

а после – вырождается порода.

20

Я отродясь локтей не грыз,

я трезвый оптимист,

сейчас в России время крыс,

но близок и флейтист.

21

А если Русь растормошит

герой, по младости курчавый,

она расстроится, что – жид,

и в сон вернётся величавый.

22

Как патриотов понимать?

Уж больно с логикой негладко:

ведь если им Россия – мать,

то красть у матери? Загадка.

23

Евреи так укоренились,

вольясь в судьбу Руси затейную,

что матерятся, обленились

и пьют любую дрянь питейную.

24

Жили мы в потёмках недоумия,

с радостью дыша самообманом,

нас поила ленинская мумия

дивным, если вдуматься, дурманом.

25

Причина имперского краха

проста, как букварная строчка:

лишённая обручей страха,

распалась державная бочка.

26

Россия – страна многоликая,

в ней море людей даровитых,

она ещё столь же великая

по части семян ядовитых.

27

Любовь к России без взаимности —

весьма еврейское страдание,

но нет уже былой активности,

и хворь пошла на увядание.

28

Гармонь, сарафан и берёза,

а с ветки – поёт соловей;

всей роскоши этой угроза —

незримый повсюдный еврей.

29

Иные на Руси цветут соцветия,

повсюду перемены и новации,

а я – из очень прошлого столетия,

по сути, – из другой цивилизации.

30

Где сотни взыгравших козлов

гуляют с утра до потёмок,

там сотни дичайших узлов

распутывать будет потомок.

31

Бурлит не хаотически тусовка:

незримая случайным попрошайкам,

активно протекает расфасовка

по гильдиям, сословиям и шайкам.

32

Всё это было бы не грустно,

когда бы не было так гнусно.

33

Народа российского горе

с уже незапамятных пор —

что пишет он «хуй» на заборе,

ещё не построив забор.

34

Мне кажется, российская земля,

ещё не отойдя от мерзлоты,

скучает без конвоя, патруля

и всяческой надзорной сволоты.

35

Когда б еврей умел порхать,

фонтан пустив, уйти под воду

или в саду благоухать —

любезен был бы он народу.

36

Россию всё же любит Бог:

в ней гены живости упорны,

а там, где Хармс явиться мог,

абсурд и хаос жизнетворны.

37

Переживя свободы шок,

Россия вновь душой окрепла,

согрела серый порошок,

и Феликс вмиг восстал из пепла.

38

Когда надвигается темень

и тонут мечты в окаянстве,

убийц полустёртые тени

маячат в затихшем пространстве.

39

Нет подобного в мире явления,

и диковинней нет ничего:

власть российская – враг населения

и без устали морит его.

40

Люблю Россию чувством непонятным:

с угрюмым за дела её стыдом,

брезгливостью к её родимым пятнам

и болью за испакощенный дом.

41

Владеет мыслями моими

недоумённая досада:

народы сами править ими

зовут питомцев зоосада.

42

Россия как ни переменчива,

а злоба прежняя кругом,

Россия горестно повенчана

с несуществующим врагом.

43

Чем темней и пасмурней закаты

гнусно увядающих эпох,

тем оптимистичнее плакаты

о большой удаче в ловле блох.

44

Свободы дивный фейерверк

не зря взрывается над нами,

и пусть огонь уже померк,

но искры теплятся годами.

45

У всех вождей Руси увеселением,

и творчеством у всех до одного —

была война с российским населением

во имя вразумления его.

46

В России не закончилась эпоха

предательства и рабского молчания,

порой ещё кричат, но слышно плохо,

а громко – лишь согласное мычание.

47

В России нынче правят бал торжественный

три личности: подонок, лгун и вор,

и царственно свирепствует естественный,

но противоестественный отбор.

48

Мне кажется – куда я взгляд ни кину —

фортуна так Россию подвела

в отместку, что икону и дубину

строгали здесь из общего ствола.

49

Чтобы долю горемычную

без печали принимать,

укрепляют люди личную

веру в Бога, душу, мать.

50

Всегда евреи за свободу

стояли твердо – с целью вредной

внедрять отраву, гнусь и шкоду

в невинный дух России бедной.

51

Стирается на время если грань —

условия, критерии, барьеры, —

то сразу же немыслимая срань

стремительные делает карьеры.

52

С российским начальством контакты

похожи в любой из моментов

на очень интимные акты,

где женская роль – у клиентов.

53

Бессильные кремлёвские призывы

припасть к патриотизму как опоре

напрасны, как натужные позывы,

томящие страдальца при запоре.

54

Какую бы ни гнали мы волну,

каких ни сочинили наворотов,

никак не скрыть еврейскую вину

в бездарности российских патриотов.

55

Кого я ни припомню, все подряд

убийцы – в унисон, как на заказ, —

твердили, что не знали, что творят,

и плакали, что был такой приказ.

56

Трепеща, как осиновый лист,

и прохожим кивая приветно,

по России бредёт сионист

и евреев зовёт безответно.

57

От юных кудрей и до тягостной

сенильной поры облысения

висит над евреями сладостный

и вязкий соблазн обрусения.

58

Такая в ней мечта и пластика,

что, ни за что не извиняясь,

опять вернулась к жизни свастика,

по месту видоизменяясь.

59

Пишу я о России без лукавства

и выстудив душевное смятение:

повсюдное цветение мерзавства —

кошмарное, но всё-таки цветение.

60

Светлы юнцов тугие лица

с печатью сметки и проворности,

и так духовность в них дымится,

что явно требует соборности.

61

России вновь не повезло,

никто не ждал такой напасти:

разнокалиберное зло

опять взошло к вершине власти.

62

Мне боль несёт российской жизни эхо,

с ожоговым стыдом наполовину;

похоже, из России я уехал,

не смогши перерезать пуповину.

63