Я читал стишки самиздатского ещё времени, из цикла под уютным, чисто московским названием "Вожди дороже нам вдвойне, когда они уже в стене". И на каком-то из стишков (об Ильиче, по-моему) из зала вдруг послышался хорошо поставленный, по прокурорски звучный женский голос:
- А почему вас не расстреляли?
Встречала его дивные двустишия: умные, забавные, парадоксальные, емкие, иногда невероятно смешные, часто с очевидным философским подтекстом, еще чаще - с неочевидным. Но целенаправленно Губермана не читала. Наверно боялась, что собранные вместе, стишки утратят обаяние. Кто застал перестроечный книжный вал, вспомнит сборники анекдотов. Сколько раз в советском детстве, травя их в компании, помирая со смеху, думала: вот бы книгу, где одни только анекдоты. Но когда такие книжицы впрямь, появились, оказалось, что читать смешные истории подряд вовсе невесело, больше того - читать в-одиночку отдает идиотизмом. Всякому жанру свое время и место.
Может потому, когда игровым заданием выпала книга Игоря Мироновича, никакого из сборников гариков - такое специальное название для его стишков, не взяла. А выбрала прозаическую автобиографическую "Книгу странствий". Не прогадав. Хорошая проза от умного талантливого человека, с даром рассказчика и феерическим чувством юмора дорогого стоит. Хотя признаюсь, ударное, мое-мое начало, с которым то и дело покатывалась со смеху, в продолжении сменили серьез и вселенская грусть, какими славны сыны (дщери почти никогда) Израилевы. Но тут уж, извини, читатель, никто не обещал непрерывно щекотать твое чувство смешного.
Книга в шести главах, первая из которых "Житейский пунктир", в основном посвящена забавным курьезам с участием многочисленных друзей автора, случаям из его биографии, диалогам со зрителями во время выступлений. Смешное в чистом виде. Вне политики, хотя пребывание в контексте и знание реалий времени, думаю, не будет лишним.
"Дорога в рай", вторая глава, это такая бальзаковская "Обедня безбожника" и вознесенское: "я не стремлюсь лидировать, где тараканьи бега, пытаюсь реабилитировать понятие греха". Развернутое эссе о трансформации понимания смертных грехов во времени, о том, как они воспринимаются с сегодняшних позиций и точек зрения, дополненное байками из жизни родственников и знакомых. Гнев, любострастие, чревоугодие.
Третья, "В огороде сельдерей", подставив наиболее естественно просящуюся рифму, легко догадаться, чему посвящена. Да, это еврейство Губермана, которое он несет как знамя. Не могу не уважать, хотя бы потому, что помнить и чтить свои корни в моем понимании более правильно и почетно, чем быть иваном не помнящим родства. Разделить, однако, не могу, хотя бы потому, что родилась и выросла в Казахстане, чья национальная политика равно являла пример скрытой сегрегации в отношении некоренного населения, без различия между русскими, евреями, немцами или татарами.
"Из России" с любовью" отчасти ретроспективный, но главным образом современный периоду написания книги, взгляд на сегодняшнюю Россию. Которого не могу разделить, не в силу оголтелого патриотизма, но потому, что мне трудно понимать эту мгновенную перестройку восприятия большинства уехавших, напрочь вымывающую из их памяти все хорошее, связанное с местом, где родились, выросли, получили образование, Непримиримое охаивание бывшей родины представляется таким же нелепым, как квасной ура-патриотизм. Не разумнее ли предоставить ненавистной своей родине жить собственной жизнью и самостоятельно разбираться в своих проблемах? Если нужны будут советы, она обратится.
"Трое в одном веке", пятая глава - замечательно интересные истории о трех великих евреях: ученом, воине, предпринимателе, чьи непростые героические судьбы могут послужить вящей славе мирового еврейства, однако с неменьшим основанием их героев можно назвать лучшими представителями рода человеческого. Нейрофизиолог Николай Александрович Бернштейн, бывший у истоков теории потребного будущего. Молодой портной из Львова Соломон Штраус, ставший одним из руководителей сопротивления. Великий праведник-авантюрист Эфраим Ильин, стоявший у истоков создания молодого государства Израиль, жизнь, как приключенческий роман с мощной экономической составляющей..
Заключительная глава "О всяком и разном" на самом деле все больше об одном, о старости и неизбежности смерти, и внутренней подготовке к ней. Горькая и отчаянная, не без того, но большей частью элегичная и наполненная сознанием того, что пожито, в общем, неплохо, да и след оставлен, какого дай бог каждому.
Классная книга и я рада, что выбрала ее, а не какой-то из многочисленных сборников гариков. Они конечно, объемом, как правило, скромнее здешних шести сотен страниц, да к тому же в столбик, в отличие от сплошного многабуквия прозы, но всего, что знаю теперь о Губермане, из них не узнала бы.
