Живу я более, чем умеренно, страстей не более, чем у мерина
Гляжу, не жалуясь, как осенью
повеял век на пряди белые,
и вижу с прежним удовольствием
фортуны ягодицы спелые.
В юности ждал я радости
от суеты со свистом,
но становлюсь по старости
домосексуалистом.
Поскольку жизнь, верша полёт,
чуть воспарив, – опять в навозе,
всерьёз разумен только тот,
кто не избыточно серьёзен.
Запетыми в юности песнями,
другие не слыша никак,
живёт до скончания пенсии
счастливый и бодрый мудак.
Лишь перед смертью человек
соображает, кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
Кишат стареющие дети,
у всех трагедия и драма,
а я гляжу спектакли эти
и одинок, как хер Адама.
Я молодых, в остатках сопель,
боюсь трясущих жизнь, как грушу:
в душе темно у них, как в жопе,
а в жопе – зуд потешить душу.