Мне моя брезгливость дорога, мной руководящая давно: даже чтобы плюнуть во врага, я не набираю в рот гавно.
Каждый сам себе – глухие двери, сам себе преступник и судья, сам себе и Моцарт, и Сальери, сам себе и желудь, и свинья.
Я не стыжусь, что ярый скептик и на душе не свет, а тьма; сомненье – лучший антисептик от загнивания ума.
Хотя и сладостен азарт по сразу двум идти дорогам, нельзя одной колодой карт играть и с дьяволом, и с Богом.
Звоните поздней ночью мне, друзья, не бойтесь помешать и разбудить; кошмарно близок час, когда нельзя и некуда нам будет позвонить.
Все социальные системы — от иерархии до братства — стучатся лбами о проблемы свободы, равенства и блядства.
На нас нисходит с высоты от вида птичьего полета то счастье сбывшейся мечты, то капля жидкого помета.
Эта мысль – украденный цветок, просто рифма ей не повредит: человек совсем не одинок! Кто-нибудь всегда за ним следит.
Бывает – проснешься, как птица, крылатой пружиной на взводе, и хочется жить и трудиться; но к завтраку это проходит.