Мне моя брезгливость дорога, мной руководящая давно: даже чтобы плюнуть во врага, я не набираю в рот гавно.
Каждый сам себе – глухие двери, сам себе преступник и судья, сам себе и Моцарт, и Сальери, сам себе и желудь, и свинья.
Я не стыжусь, что ярый скептик и на душе не свет, а тьма; сомненье – лучший антисептик от загнивания ума.
Хотя и сладостен азарт по сразу двум идти дорогам, нельзя одной колодой карт играть и с дьяволом, и с Богом.
Звоните поздней ночью мне, друзья, не бойтесь помешать и разбудить; кошмарно близок час, когда нельзя и некуда нам будет позвонить.
Все социальные системы — от иерархии до братства — стучатся лбами о проблемы свободы, равенства и блядства.
На нас нисходит с высоты от вида птичьего полета то счастье сбывшейся мечты, то капля жидкого помета.
И мерзко, и гнусно, и подло, и страх, что заразишься свинством, а быдло сбивается в кодло и счастливо скотским единством.
Эта мысль – украденный цветок, просто рифма ей не повредит: человек совсем не одинок! Кто-нибудь всегда за ним следит.