1

Только в самолете Ивар наконец решился произнести то, что мучило его с самого утра.

– Ты знаешь, я сегодня видел странный сон, – с трудом выдавил он из себя.

– Да, – отозвалась Марго, отрываясь от иллюминатора (самолет уже заходил на посадку): она ужасно любила загадочные сны.

– Мне приснился год нашей жизни здесь, – напряженно проговорил Ивар. Марго с изумлением отметила, что он бледен (никогда не подозревала, что он плохо переносит перелеты). Вслух же она уточнила:

– Наш последний год жизни здесь?

– Да нет же, – с неожиданным раздражением отреагировал Ивар. – Все было совсем не так: мы прожили год там, а затем вернулись сюда.

– Зачем? – искренне изумилась Марго.

– Трудиться, – нервно огрызнулся Ивар. – Я работал в фирме «Источник». Там было много наших знакомых: Морис, Инга, Франсуаза («много твоих знакомых», – мысленно поправила его Марго). В общем, мы делали одно дело, а ты…

Неожиданно он замолчал, уставившись в спинку кресла. Марго молча ждала, она замечательно умела ждать.

– Знаешь, – вдруг совершенно упавшим голосом произнес Ивар, – я никак не могу отделаться от ощущения, что в самом деле прожил этот год здесь. «Да ведь он даже на секунду боится вернуться сюда», – догадалась Марго. От этой мысли ей стало больно. Посадку не давали, и самолет, огромная дребезжащая птица, монотонно выписывал широкие круги над аэродромом.

– Солнышко, – мягко, словно кошка, готовая в любой момент выпустить когти, возразила она, – ты же прекрасно знаешь, что все эти годы ты (она невольно выделила это слово, за что тут же выругала сама себя) не выезжал оттуда.

– Да, я понимаю, – потеряно проговорил Ивар, – но все это воспринимается так реально, что я могу рассказать каждый день, прожитый здесь. Я…

– Подожди-подожди, – перебила его Марго, – чем закончился твой сон?

– Нас срочно отозвал университет, и мы вернулись туда, – неохотно ответил он. – А через несколько месяцев я получил письмо от родителей, и заказал нам билеты на самолет…

Марго с ужасом посмотрела на него.

– Ты получил то же самое письмо? – заранее угадывая ответ, спросила она.

Спускаясь по трапу, Ивар краем глаза заметил у входа в аэропорт группу теле– и фоторепортеров, окруживших высокую фигуру в небесно-голубом мундире. Ему показалось даже, что он увидел стройный силуэт Шарля, регионального представителя столичного TV. Значит, и Шарлотта где-то рядом. Ее миниатюрную фигурку отсюда, конечно, не различишь, но сомневаться не приходилось: эти двое были неразлучны. Ивар невольно поймал себя на том, что думает о чужом счастье с раздражением, близким к банальной зависти.

Группа поспешно скрылась внутри здания. «Высокий гость посещает провинцию», – желчно отметил он и отвел глаза вниз, туда, где пассажиров, прибывших из-за границы, уже ожидали пограничники и таможенники. И мгновенно – как тошнота – нахлынуло воспоминание: рассказ друзей о выезде за границу. Они сидели прохладным вечером на просторной террасе и неспешно тянули через трубочки сказочно вкусный коктейль, сочиненный Марком из абрикосового ликера, великолепного сладкого вина и соков каких-то немыслимых тропических фруктов. И Антуанетта, развлекая гостей, рассказывала им, как их с Марком осматривали, ощупывали и даже обнюхивали при переходе границы. Рассказывала она об этом остроумно и весело, только в ее красивых темных глазах крупными льдинками застыло неистребимое отвращение ко всему, оставленному по ту сторону. Отъезд же Ивара и Марго совпал с очередной государственной кампанией по искоренению внутренних недостатков, и слегка перепуганные стражи порядка пропускали эмигрантов без досмотра с пристрастием. Словно угадав его настроение, Марго негромко произнесла на чужом, но ставшем привычным за годы эмиграции языке:

– Не нервничай, они никогда не интересуются приезжающими.

И, поймав озабоченный взгляд Ивара, добавила злорадно:

– И языка они не понимают. Им не за грамотность платят.

Контроль действительно производился с барственно-ленивой небрежностью: лица стражей государственных врат выражали непреодолимую скуку, дежурные вопросы едва произносились, об их содержании можно было догадаться по вялому движению губ. От нечего делать прицепились было к единственному в рейсе настоящему иностранцу (Ивар, Марго и все прочие, не имевшие тамошнего гражданства, разумеется, настоящими иностранцами не были), но тоже нехотя, как бы через силу служебный долг исполняя. Но и это было неудачно: иностранец сносно говорил на местном языке, заморочить с лету голову ему не удалось, и стражи с чувством исполненного долга, но и облегчения тоже, легко отстали от него.

Тем не менее, карикатурная процедура условно-символического досмотра оставила ощущение какой-то существенной утраты. Чувство это не покидало Ивара и, пытаясь постигнуть суть своей потери, он невольно замедлил шаг. Не заметившая этого Марго уже стремительно приближалась к выходной двери, когда до нее донесся сдавленный крик ее спутника:

– Мы опоздали! Мы уже опоздали!

Дверь в подъезд была приоткрыта. Из-за нее в нос Ивару ударил назойливый сладковато-приторный запах тления. Весь дом представлялся огромной рыбой, сильнейшей бурей выброшенной на берег и вынужденной умереть вдали от родной стихии. Старая, давно не убиравшаяся бетонная лестница выглядела так, словно была взята из триллера, действие которого происходит в трущобах, какие иногда встречаются в мире, где до сегодняшнего дня жили Ивар и Марго. Медленно поднимаясь на пятый этаж (лифты в таких домах, вероятно, считались излишней роскошью), Ивар с тоской думал о том, как сильно он отвык от здешней жизни. Где-то вверху гулко хлопнула дверь, затем загрохотали торопливые тяжелые шаги, и он понял, что кто-то вышел из знакомой ему с детства квартиры, и этот кто-то был чужаком, потому что грохочущий сверху слоновый топот не имел ничего общего с легкой походкой его родителей. Преодолев на одном дыхании последние два пролета, так что легкокрылая Марго едва поспевала за ним, Ивар едва не врезался в грузную фигуру ремонтника, из-за просторной спины которого смутно проглядывался его сотоварищ несколько меньших размеров.

– Из 45-й? – с заученной небрежностью спросил Ивар, машинально отстранясь от громилы-сантехника, пахнущего специфически местным перегаром. Там, откуда он только что прилетел, «сантехник-сан» был всего лишь разновидностью прислуги, с которой уважающий себя заказчик, конечно же, вежлив, но не более того.

– Оттуда, – благодушно отозвался тот, не спеша уступать незнакомцам дорогу; его маленькие колючие глазки, резко контрастирующие с в общем-то добродушной физиономией, внимательно изучали пришельцев. – Плановый ремонт в доме.

– А хозяева дома? – в том же тоне продолжал Ивар.

– Не-а, – в растяжку, с явной неохотой ответил старший ремонтник. – Оставили нам ключи, а сами съехали, может на недельку, может больше…

– А куда, – добавил он, явно предвосхищая следующий вопрос, – нам не докладывались.

Далее говорить было не о чем, и Марго, не принимавшая участия в этой маленькой дискуссии, решительно двинулась вверх по лестнице. Ивару ничего не оставалось, как последовать за ней. Он догнал ее уже у самой двери и, встретив ее пасмурный взгляд, в который раз подумал, каким образом его подруге, весьма изящной женщине, иногда удается выглядеть большой и грозной.

– Ключ, – едва разжимая губы, потребовала Марго. Ивар в изумлении уставился на нее:

– У меня нет ключа от квартиры родителей. Ты же прекрасно знаешь, уезжая, я вернул им свой ключ.

– Тогда сходи вниз и забери их ключ у этих, – Марго выразительно махнула рукой в пустоту лестничного пролета. Ее спутник послушно сделал несколько шагов, но остановился, задержанный неожиданно пришедшей мыслью:

– Но, Марго, они не могли никуда уехать, по крайней мере, надолго. Они же ждали нас…

Выразительный взгляд Марго прервал его на полуслове, и он поспешно скатился по лестнице. Сантехников Ивар обнаружил в небольшом строительном домике, сиротливо приютившемся сбоку цепи ржавых металлических гаражей за самым важным производственным занятием. Они обедали. Услышав шаги, старший поднял от тарелки голову, и тяжелый взгляд пронзил вошедшего. Ивар заворожено уставился на массивные челюсти, неторопливо и равномерно продолжавшие свою работу.

– Чего нужно? – осведомился ремонтник, прожевав очередной кусок.

– Ключ от сорок пятой квартиры, – как можно тверже произнес Ивар.

– А ты кто им будешь? – без всякого любопытства спросил ремонтник.

– Я сын господина Бьёрна, – холодно ответствовал Ивар, вдруг ощутивший свое превосходство над двумя пролами, – приехал к родителям.

– Гляди-ка, и в самом деле приехал, – неизвестно чему радуясь, визгливо вскрикнул младший сантехник и тут же осекся под гнетущим взглядом старшего.

– Приехал-таки, – задумчиво повторил старший, глядя на Ивара так, словно только что впервые увидел его.

– Ладно, держи свои ключи, – решил наконец он, – пользуйся.

И после краткой паузы добавил:

– Только зря ты сюда приехал. Тебе что, там плохо было?

– Меня отец пригласил, – возразил Ивар, несколько озадаченный осведомленностью сантехника.

– А хотя бы и отец, какое тебе до него дело, – зло усмехнулся ремонтник. – Мало ли все мы от своих отцов отрекались.

Ивару хотелось разорваться в крике, возражая ему, но, взглянув на искаженное гневом лицо, он почувствовал странный покой.

– А вот это каждый по своему выбору, – едва разжимая губы, произнес он. И, зажав в кулаке правой руки ключ, неспешно вышел из комнаты.

– Иди-иди, только забудь про своих отца и мать, – обрывки фраз, словно рычание побитого зверя, не желающего признать себя побежденным, неслись ему вслед. – Нет их больше у тебя, можешь и не искать. Я их только что съел за обедом. И вообще, катись отсюда пока не поздно.

Ивар шел, никак не реагируя на эти выкрики, и даже не осознавая их. Он и не мог этого сделать, даже если бы и хотел. К нему вернулся фрагмент его сна.

– Ты слишком долго бродил, – желчно заметила Марго, когда он молча протянул ей ключ. Комментария не последовало, и она решительным движением открыла входную дверь. Из крошечного коридорчика мощно ударил в нос безликий и могущественный запах стерильной чистоты. Все вещи были с идеальной аккуратностью расставлены по местам, словно это было не жилое помещение, а музей, куда изредка приводят случайных посетителей, строжайше предупреждая на входе, что ничего трогать руками нельзя. И никаких признаков ремонта. Казалось, обитатели квартиры однажды покинули ее, точнее растворились в воздухе, а затем ее посетило нечто и превратило в соответствии со своим уродливым вкусом в мертвое совершенство. «Может быть, именно это и называется на их языке ремонтом», – несколько растерянно подумала Марго. И тут в ее уши вонзился отчаянный вопль Ивара:

– Бумаги!

Марго еще окинула взглядом блиставшую совершенной чистотой квартиру и поняла, чего так мучительно в ней не хватает. Хотя господин Бьёрн и госпожа Гудрун отличались известным пристрастием к порядку, на всех столах с неизменным постоянством в понятной лишь хозяевам хаотичной бессистемности были разложены книги и записи. Сейчас же все до единой книги были заточены в шкаф, бумаги попросту исчезли. Во всей квартире не осталось даже маленького клочка исписанной бумаги.

– Чудненько они здесь все отремонтировали, – придя в себя, со свойственным ей неподражаемым сарказмом прокомментировала Марго.

– Посмотри-ка хорошенько: не осталось ли чего-нибудь, – добавила она другим тоном. Глядя, как Ивар беспомощно мечется из угла в угол, она в который раз с удивлением спрашивала себя: неужели этот человек хоть изредка бывает другим. «Ай, какая чепуха случается в нашей жизни, – думала она, – какая чепуха, всегда-то мы приезжаем слишком поздно».

– Да не суетись ты, – почти спокойно бросила она Ивару. – Прими все просто как есть.

– Ты… ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? – голосом Ивар изображал гнев, но на Марго старался не смотреть и вертел перед собой руки, которые ему явно некуда было деть.

– Я всегда понимаю, что говорю, – в ее голосе звучала снисходительная дружелюбность. – А ты?

Ивар не ответил. Он опять видел другое; это было очень удобное, но весьма опасное свойство.

Во входную дверь настойчиво барабанили. Марго догадалась об этом лишь тогда, когда стук повторился в третий раз. Там такое просто было невозможно: для чего же в таком случае звонки и двери с сигнализацией. Однако господин Бьёрн не признавал подобных нововведений: с упрямым консерватизмом, не часто встречающимся даже у людей его поколения, предпочитал громкий стук в дверь нежной трели звонка, а письма – телефонным разговорам. И, вероятно, был бы чрезвычайно удивлен, если бы кто-то сказал ему, что своим никчемным упорством он доставляет неудобство другим людям. Однако никто не сказал ему этого.

«Если это Франсуаза, – обреченно подумала Марго, направляясь к двери, – то я просто убью ее». Мысль была столь же нелепа, как пришествие марсиан: ну откуда Франсуаза могла узнать об их приезде, а если бы и узнала, разве пришла бы она, зная, что Марго тоже дома, а если бы пришла, то зачем?.. На этом рассуждении Марго резким движением широко распахнула дверь и увидела не Франсуазу (Бог ее миловал!) и не Ингу (чего в принципе тоже можно было ожидать), а всего-навсего Мелани, круглолицую полную самодовольной и самодостаточной силы особу, как ехидно отмечал Ивар, весьма неопределенного пола. Замечание было злым, но не лишенным оснований: Мелани обладала чертовски грубо скроенной фигурой, что являлось для нее предметом особой гордости. И сейчас, стоя в проеме двери и глядя прямо перед собой ничего не выражающими цвета крыжовника глазами, она медленно выговаривала какую-то деревянную фразу, страшно гордая тем, что умеет говорить, а также тем, что представляет официальную власть собственной персоной.

– Нам хотелось бы также узнать, что граждане Ивар и Марго делают в чужой квартире, – вдруг услышала Марго голос Мелани, похожий на речь робота, которого она видела в прошлом году на выставке. Это была уже середина фразы; вступительная официальная часть не коснулась сознания Марго. Однако ответить она не успела.

– Это дом моих родителей, – выкрикнул Ивар. – Почему я не могу находиться в нем?

– Возражение не по существу вопроса, – равнодушно отмела его довод Мелани. («Словно муху прихлопнула», – восхищенно подумала Марго.) – Родственные отношения не играют никакой роли. Вы находитесь в пределах чужой собственности, не имея на то никаких оснований.

– Марго, можно я ее просто выкину, – сердито прошипел Ивар, от обиды почувствовав себя весьма сильным.

– Нельзя, – отрезала Марго. – Вот встретишь ее в нерабочее время, тогда делай с ней, что хочешь. А сейчас она при исполнении.

– Попрошу не оскорблять, – автоматически отреагировала Мелани.

– Хорошо, мы предоставим вам необходимые разъяснения, только дайте нам время прийти в себя после длинной дороги, – голос Марго стал деловито-успокаивающим, и Мелани откликнулась на его зов.

– Завтра в 9 утра у меня в офисе, – огромные глазищи ее хищно блеснули. Это был первый всплеск человеческого чувства за все время разговора.

«Они полагают, что до завтрашнего утра мы все равно ничего не успеем», – одновременно сообразили Ивар и Марго. За время совместной жизни им нередко приходили в голову одинаковые мысли. Правда, потом частенько оказывалось, что они имели в виду не совсем одно и то же.

– Значит, теперь и такое возможно? – резко спросила Марго. Человек, сидевший напротив, нервно поежился. Вопрос этот сам по себе был весьма неприличен: его не стоило задавать вообще, а тем более неприятно услышать его от человека, приехавшего оттуда. Все они, хотя бы год прожившие там, начинают воображать себя обитателями иного мира. И приехав сюда, первым делом принимаются приставать к здешним жителям, никогда никуда не уезжавшим, с совершенно дикими вопросами о вещах привычных и потому естественных. Впрочем, собеседник Марго как раз был человеком, побывавшем в заграницей, но не захотевшим остаться там насовсем. «Здесь я известная фигура, – говорил он как бы в свое оправдание, – а там придется снова стать начинающим». Марго понимала и не понимала его. Сама она лишь потому чего-то добилась в своей жизни, что регулярно становилась начинающей.

Собеседник с печальным укором смотрел на нее.

– Послушайте, Марго, – проговорил он наконец. – А чему вы, собственно говоря, удивляетесь? Разве такое уже не случалось ранее? Пусть это было давно, но ведь было же?

– Было, – яростно сверкнув глазами, согласилась Марго. – Мои дедушка с бабушкой тоже исчезли однажды ночью. А чиновник из этого ведомства потом долго убеждал мою маму в том, что у нее вообще никогда не было никаких родителей; вероятно, хотел доказать, что ее нашли в революционной капусте.

– И убедил? – с непонятной надеждой в голосе спросил ее собеседник.

– Нет, – отрезала Марго.

– Значит, все возвращается снова? – утверждающе спросила она. Взгляд, направленный на собеседника, холоден, чист и прозрачен.

– Возвращается?! – неожиданно взорвался тот. – Как бы не так! Вы что же, до сих пор ничего не поняли?! Помните это наше всеобщее торжество десятилетней давности, этот праздник жалких трусов, когда все мы, сбиваясь в митинговые стаи на площадях, впервые громко с чертовски отчетливой дикцией орали то, о чем прежде лишь испуганным шепотом сообщали друг другу на кухне? Мы-то тогда по наивности вообразили, что чудовище наконец-то повергнуто, уничтожено, исчезло. А на самом-то деле оно никуда не исчезало, оно просто отрастило вместо отрубленной другую, более благообразную голову и продолжало преспокойненько оставаться рядом с нами. Более того, оно именно потому столь живуче, что обитает в каждом из нас. А мы не только не хотим отказаться от него, но даже боимся помыслить о подобном кощунстве. Мы…

Показное или подлинное волнение, а может быть врожденная боязнь произнести вслух что-то уж совсем невозможное помешали ему продолжить речь, и он запнулся на полуслове.