Non progredi est regredi – Не идти вперед, значит идти назад

Пролог

Начался обычный день Валентины Максимовны, врача психоневрологического диспансера небольшого, но очень гордого областного центра. Как обычно вошла в кабинет, машинально, поставила чайник и, пытаясь припомнить всех пациентов, с которыми предстоит сегодня работать, и их диагнозы, стала готовиться к очередному рабочему дню. Валентине Максимовне за сорок лет, она уважаемый врач, чья жизнь, в общем-то, даже удачно складывается: коллеги не так сильно завидуют, чтобы вредить, начальство не так сильно издевается, потому что платит немного, личная жизнь ограничена однокомнатной квартирой, постоянным и изрядно надоевшим любовником и любимым котом, которого не решилась кастрировать. Кот платит преданной дружбой и по возвращении с весенних или других приключений даёт себя вымыть антиблошиным шампунем. Все как обычно.

– Здрасте, Валентина Максимовна, – поздоровалась с врачом медсестра Леночка, смазливая и не очень умная девица, но исполнительная и несколько отстраненная от мира сего, – привезли новенького, *** Константин ***, шизофрения.

– Здравствуйте Леночка, есть история болезни? Или как обычно?

– Как обычно, Валентина Максимовна.

– В какой палате?

– В 216–ой.

– Состояние?

– Спокойный, у него под воздействием алкоголя, тихий алкаш.

– Леночка, не алкаш, а больной человек, – равнодушно сказала Валентина Максимовна и пошла в палату.

Пациент сидел на койке. Его правильные черты лица, умные глаза, даже слишком, невысокий рост и чёрные, с проглядывающей сединой волосы не выдавали в нём больного человека.

– Здравствуйте, Константин, меня зовут Валентина Максимовна, я буду вашим лечащим врачом, – женщина предпочитала называть пациентов до пятидесяти лет по имени, считая, что именно это позволит установить контакт, так как звучание имени приятно для слуха любого человека. Справедливости ради, опыт её работы подтверждал данную теорию, – Как самочувствие? Что беспокоит? – Откуда привезли? – также обратилась врач к санитару.

– Из N**** ночью, не спал вообще, – отозвался санитар.

– Итак, Константин, расскажите о себе и как можно подробнее.

Голос у пациента оказался тихий, приятный. Глаза смотрели на собеседника с вниманием. «Нормальный человек», – почему-то сразу подумала Валентина Максимовна, – «наверное, как всегда, пока не начал говорить». Пациент молчал. Выжидающе молчала и Валентина Максимовна. Повисла пауза. Санитар привычно погрузился в наблюдение за поведением пациента и на молчание не обращал внимания. Похоже пауза никого не беспокоила, хотя уже начала затягиваться.

– Константиииин…. – с нажимом на последний слог произнесла Валентина Максимовна.

– Ах да, извините, – пациент встрепенулся, – родился я в 19** году в маленьком городке N*** области. Отец был инженером, работал специалистом по строительству мостов, поэтому мы переезжали от одного проекта к другому. Мать работала бухгалтером, обычно в тех же конторах, что и отец. Братьев и сестер нет. С родственниками виделись редко, тем более что мать была из приемной семьи, и воспоминания о семье были не самые приятные для неё, да она и не рассказывала. Я отучился в шести разных школах: где-то по полгода, а где-то и года по три, проблем вроде не было. Ребенком я был тихим, много читал, может это и сгубило, – пациент улыбнулся так, будто речь шла о чём-то приятном, – извините. – опять улыбка, – дальше институт, технический: мужской коллектив, выпивка, компании – ну как обычно бывает. Дальше армия, офицерские посиделки и опять алкоголь. Вот и сейчас моя вторая работа закончена. Я специалист по связи и интернет-коммуникации. Но какая тут работа, если в мозгах сидит единственное желание что – нибудь выпить, – опять улыбка, правда уже очень грустная. – о закуске вопрос не стоял вообще. Вот примерно вся история, извините, забыл, мне полных 29 лет.

– Хорошо, Константин, а какие – нибудь странные, на ваш взгляд, события с вами случались? Ну что – нибудь необычное, отличное, от того, что всегда происходит? – спросила женщина, а про себя подумала: странно, что я несу, какая здесь шизофрения. Просто отходит после запоя парень, и все. Странно, местные должны отличать запой от шизы. По-моему, все ясно, чего я жду? Истории болезни нет, прочистить кровь, и пусть парень едет домой.

– Понимаете, Валентина Максимовна, я всегда очень остро реагирую на несправедливость: не могу терпеть рабства и отношения к человеку как к рабу, поэтому работаю с компьютерами. Как только сталкиваюсь с таким положением вещей меня начинает просто зашкаливать, и, если раньше я просто упивался чем-то алкосодержащим, то в последнее время я всё чаще задаюсь странными вопросами, я даже никогда не подумал бы об этом, – глаза Константина стали немного испуганными, – мне кажется, я могу проецировать образы, и, вообще, мне надо изменить мир и отношения людей между собой. Это стало основной целью в последнее время. Это шизофрения? Мне в моем городке, ну, где мы сейчас живем, сказали езжай, мол, проверят, скажут результат, а мы не знаем. Ну вот я и у вас.

Врач тяжело вздохнула: всё-таки алкогольный синдром. С похмелья всегда так, хочется изменить мир. Ей ли этого не знать, сколько лет с алкашами, тьфу ты господи, больными! А мальчика жалко! Ну ничего, недельку прокапать и вернуть к нормальной жизни. Кстати, надо спросить про семейное положение, может там что не так.

– Константин, вы женаты?

– Нет, как-то все не получалось. Постоянно с одного места на другое, а в институте… – пауза была показательна: воспоминания юности. Женщина вздохнула в унисон с пациентом. – как-то не получилось. А в последнее время, сначала время было занято алкоголем, а потом ….

– Кстати, Константин, вы что употребляете в основном, какие напитки спиртные напитки? И почему называете алкоголь, а не просто водка?

– Валентина Максимовна, – пациент виновато, как-то по-детски потупился, – я водку со студенческих времен не пью. Сейчас, в основном вино, пиво, ну или алкоголь не выше 20 градусов, но в больших количествах и почти всегда один, не хочу мешать другим своей нетрезвой физиономией.

Все-таки странный он какой-то, в очередной раз подумала Валентина Максимовна. Она только сейчас обратила внимание на то, что пациент не употребляет матерных выражений, а в речи использует слова, которые редко встретишь у простых рабочих. Еще одна странность, он говорит больше об употреблении алкоголя, но совсем не хочет говорить про его влияние на сознание, надо спросить.

– Константин, а как это проецирование? Может продемонстрируете нам с Петром Васильевичем, – кивнула она в сторону погруженного в свои мысли санитара, тот привычно кивнул.

Пациент сначала испуганно посмотрел на врача, потом на санитара, потом на окружающие кровати, с пациентами и без.

– Будет страшно, – почти умоляюще тихим голосом сказал пациент.

– Ничего, ничего, Константин, начинайте, – ни грамма иронии нельзя допустить, потом сказать, что не получилось и убедить пациента в том, что спасать мир занятие не только неблагодарное, но и заниматься им должны супергерои, или, наконец, специально выделенные для этого люди, типа главврача больницы.

– Хорошо, – Константин кивнул головой и устало откинулся на спинку стула, та скрипнула. Ничего не произошло: санитар стоял и молча контролировал пациента, остальные лежащие в палате просто наблюдали, а Валентина Максимовна вдруг не с того ни с сего задумалась о вечернем меню для себя и Тимохи.

Тишина и странная пауза уже продолжались секунд десять, как вдруг явственно запахло серой, и, прямо перед глазами, начала вырастать, проявляясь не из пола, а из воздуха, громадная фигура. Пышущая огнем пасть, рога, черный ореол крыльев за спиной – будто изображение дьявола, как его видит большинство верующих и неверующих людей, предстало перед всеми наяву.

Фигура поднималась всё выше и выше, будто раздвигая пространство вокруг себя и уменьшая людей. Красные глаза существа напоминали колодцы, наполненные кровью, а от тела исходил пронизывающий до костей жар. Валентина Максимовна от ужаса вжалась в стул, срослась с ним. Но, найдя в себе остатки мужества, обернулась и посмотрела на санитара и остальных пациентов: санитар застыл, мелкое подрагивание коленей и рук говорило о том, что он видит тоже что и она, остальные пациенты мало отличались от санитара, у многих на брюках проступали мокрые пятна. Женщина только повернулась к Константину и открыла рот, чтобы попросить его прервать проецирование, как рядом с кошмарным чудовищем начала вырастать другая фигура. Врач онемела. Константин же мирно и тихо сидел в кресле.

Рядом, поднимаясь из воздуха, показалась вторая фигура. Сначала появилось холодное лицо невероятной красоты. На нём выделялись огромные синие глаза, от них веяло таким холодом и смертью, что жар, который охватывал ранее изнутри, казался мелким и никчемным приключением, перед мучительной болью. Кара за все прегрешения отражалась в синих озерах, и, поднимаясь, ангел все больше становился карой господней, и, когда показались два белых крыла за спиной и руки, стало понятно почему страх сковал всех. В руках ангела был белый, безукоризненно чистый, как он сам, меч. Он спускался до самого нигде, из которого и возник образ. Казалось, что этот меч не испачкается в крови никогда. Чист и светел, как и сам его владелец.

Страх появления высшей справедливости – самый дикий страх. Не наказания, нет – справедливости в несправедливом мире. Справедливости там, где про неё забыли все. Справедливости человека к человеку, со времен Каина и Авеля, канувшей в лету. Страх просто был физической болью. Он выжигал изнутри. Взгляд ангела прожигал: в нем тонули все чувства. О праве на оправдание не могло быть и речи. Высшая справедливость и высшая кара смотрела синими бездонными глазами. Страх исчезнуть сразу и навечно. Не просто умереть, а исчезнуть. Не просто пугал, а вводил в животный ужас.

Исчезло все вдруг и сразу, как будто ничего не было. Константин сидел на том же стуле, спинка которого также поскрипывала при каждом мало – мальском движении тела. Валентина Максимовна очнулась первой и осмотрелась вокруг. Лица всех: и случайно заглянувшего санитара, и пациентов, и Петра Васильевича, уставившегося на Константина, были наполнены страхом, никто не дрожал, все застыли. Пациент с суицидальными наклонностями сидел с мокрыми штанами и наполненными ужасом глазами, единственно, что в нём поменялось – появилось неистовое желание жить, которое исходило от него просто потоком.

– Константин, – голос Валентины Максимовны на удивление не дрожал: связки, скованные ещё секунду назад, работали ровно, – что это было?

– Я вам говорил про изменение мира и отношений людей между собой. Эти сущности пришли, услышав мои мысли, и сказали мне, что я должен сделать мир другим, а они мне будут помогать, и вот….

– Константин! – Валентина Максимовна встала очень резко, – Я к главврачу, больше ничего не делай. Петь! – Санитар очухался, мотнул головой, – в изолятор его, без рук, и как в санатории, быстро.

Валентина Максимовна почти бежала по коридору, прокручивая в голове произошедшее. Видел ли ещё кто-то то же, что видела она только что? А что скажет Рашит Мазгутдинович на все её рассказы и эмоциональные описания? Не станет ли она сама пациентом своей же больницы? А если он решит проверить, выдержит ли она появление этих существ ещё раз, будет ли ей страшно? Она летела по знакомым коридорам, успевая кивать и здороваться. Главврач, слава богу, был на месте, секретарша привычно, не обращая внимания на остальных, пропустила врача в кабинет.

– Рашит Масгутович (сокращение было только для своих), нужен консилиум, желательно с московскими, дело очень серьезное. Нужен ваш взгляд, поговорите с больным, только не просите проецировать, или как он это называет, это очень реалистично получается, я не знаю, что это такое. Рашит Масгутович, очень страшно, нужно, чтобы все убедились, он такое выделывает, по-моему всем в палате досталось, – выпалила она фразу на одном дыхании, – понимаете, за всю мою практику такое впервые. Страх жуткий….

– Успокойтесь, Валентина, – Главврач был немного бледен. Женщина только сейчас обратила на это внимание. Рашит Мазгутдинович всегда представляется человеком решительным, привыкшим быть хозяином и хозяином рачительным. Не забывая про свои интересы, он помнил об интересах больницы, сотрудников и даже пациентов, правда только тех, кто ему не возражал и не мешал. Обращение по имени считал признаком демократизма, а к женщинам снисхождения к их неполноценности. В общем человек неплохой, – Я чувствовал. Я сам займусь. Идите займитесь другими пациентами.

Голос главврача предательски дрожал на последних фразах. Валентине Максимовне вдруг стало немного жалко этого человека, ей показалось, что ему будет очень страшно увидеть ангела с синими глазами.

Оказывается, почти вся больница что-то чувствовала в той или иной степени. Константин мирно сидел в изоляторе. Врачу же было не по себе после произошедшего: дела не шли в голову, сосредоточиться на работе не получалось.

* * *

В дверь кабинета тихонько постучали. Пришёл пациент, тот, что с суицидальными наклонностями. Он молча положил записку: “Я выздоровел. Хочу жить. Отпустите, мне страшно”.

– А почему не говоришь? – спросила врач.

Тот испуганно замотал головой, и слабо скрестил руки, как бы говоря, что не хочет говорить.

– Как же я тебя отпущу, немого? Меня не поймут.

– Я говорю, но мне страшно, – почти шепотом прошелестел несостоявшийся самоубийца, – я исправиться должен. Отпустите пожалуйста, вы же всё видели сами.

Валентина Максимовна заполнила все нужные бумаги: составила анамнез, вписала диагноз, оформила карточку, и как – будто прошла минута. Телефон медсестры ответил моментально, главврач сразу взял трубку и сказал, что все в порядке. Уже бывший самоубийца вышел из кабинета и пошел на выход. Как-будто во сне, пациенты, которые лечись или были неизлечимы, один за другим подходили к врачу и выходили за ворота диспансера. Врачи как в анабиозе выписывали бывших больных, и те растворялись в прохожей толпе. Творилось черти что. Валентина Максимовна вдруг неожиданно для себя закрыла кабинет и пошла в изолятор. Даже не зная, где поместили Константина, она сразу выбрала нужную дверь. Оказалось, не заперто. Вокруг как-будто все вымерло, тишина в обычно переполненном коридоре. Константин сидел на кровати, поджав ноги под себя, глядя в стену с мрачным выражением лица и собранностью, которая больше бы подошла шахматисту во время поединка за звание чемпиона мира. При виде Валентины Максимовны лицо Константина просветлело, появилась искренняя и открытая улыбка.

– Извините, – вместо приветствия сказал Константин, – я предупреждал что будет не по себе, просто с каждым разом способности будут увеличиваться. Мир станет другим. Вот увидите. Лучше. Много лучше. Главное не бойтесь. Вы меня поддержите? – Он спросил как-то по-детски, просто, без мольбы и давления, как ребенок спрашивает мать о чем-то совершенно обыденном. Валентине Максимовне вдруг стало жаль мальчика, который должен изменить мир. Интересно, а какой ценой?

– Конечно, Костя, – она тяжело выдохнула. Говорить больше было не о чем. Он улыбнулся.

– Теперь все будет хорошо, Валентина Максимовна. Наш с вами вылет в столицу через два часа, вы успеете собраться. Езжайте домой, вам недалеко, через час начнем сборы здесь. Успеете. Тимоха будет у соседей, они не против.

Константин, произнося эти слова, походил на экскурсовода, который говорит туристам сколько у них времени на посещение магазинов, и когда отходит автобус. Странно то, что Валентина Максимовна жила рядом с работой, и сборы у неё действительно занимали не более двадцати минут. Насчет Тимохи же были сомнения.

Врач вышла из больницы и пошла домой. Благо была ранняя осень, халат оставила на проходной, и скоро, на свежем сентябрьском воздухе, по асфальту, под ярким, но не жарким солнцем, мерно цокали её каблучки. Все прошло на удивление по нотам. Тимоха оказался, как ни странно, дома и не шатался по улицам, соседи, что еще более удивительно были тоже дома, и, что совсем странно, были рады взять шефство над Тимохой, и, самое невероятное, Тимоха мурлыкнул, лизнул в щеку и остался в чужом доме. «Просто какое-то удивительное совпадение», – подумалось ей, когда она уже подходила к больнице с сумкой. Навстречу шел главврач.

– Прекрасно, что вы собрались, Валентина, вылет через час. Собирайте пациента. Машина будет через полчаса. Билеты на вас двоих заказаны. Удачи вам в столице, – отчеканил главврач, излучая деловитость. Онемевшей Валентине Максимовне хотелось просто ущипнуть себя и дать по морде главврачу, чтобы проснуться. – вас встретит Григорий Павлович, – главврач бросил эту фразу уже на ходу, видно было, что желание дать в морду главврачу было слишком явным на её лице.

Константин собрался моментально. Они вышли в полном молчании и встали около ворот больницы, на свежем воздухе. Константин потянулся, взглянул в небо, подготовился к прыжку.

* * *

Поездка и полет прошли без приключений. Константин молчал, Валентина Максимовна, незаметно для себя, заснула в самолете. Её начало клонить в сон еще в машине, и, как только они сели на свои места в самолете, она быстро погрузилась в сон. Единственное, о чём она успела подумать перед сном – посадка в самолет заняла не более пяти минут, странно как-то. Надежда на то, что она откроет глаза и всё закончится не оправдалась. Валентина Максимовна по-прежнему сидела в самолете вместе со странным пациентом по имени Костя, за иллюминатором мелькала посадочная полоса, а стюардесса мягким голосом сообщала что они в столице. Чёрт!

Их уже встречали. Григорий Павлович стоял у трапа, рядом с какой-то, неприлично черной машиной и в окружении трех роботоподобных существ.

– Валентина Максимовна? – хорошо поставленным баритоном обратился к ней представительный мужчина лет пятидесяти. Впрочем, это была формальность, он мог и не уточнять. Лет двадцать назад молодая студентка Валентина и молодой, по профессорским меркам, Григорий, имели, как говорится, адюльтер без продолжения.

– Приветствую вас, Григорий Павлович, – ну, отлично, на сарказм еще силы есть, – познакомьтесь, Константин Владиславович, – представила она Костю.

– Очень приятно, – сильное, но быстрое рукопожатие, – прошу в машину, Валентина Максимовна поедет вслед за нами, на другой машине.

– Нет, – Константин не повысил голос, вообще не изменился в лице. Просто невысокий человек в мятых брюках и рубашке стоял перед выхолощенным, высоким, аристократом и приказывал тому. И ни у кого не возникло чувства, что здесь что-то не так.

– Конечно, – аристократы, умеют проигрывать. Константин, за ним Валентина Максимовна. явно немного смущенная, сели на задние сиденья. Григорий Павлович сел на переднее сиденье вместо охранника, который переместился во вторую машину.

– Едем к нам в центр, там все собрались, – Григорий Павлович, сказав это, отвернулся, и все погрузились в молчание.

Машина подъехала к Центру медицинских технологий. Все трое также молча прошли через охрану, где Григорию Павловичу привычно козырнули.

Кабинет представлял собой помещение не меньше зала заседаний какой – нибудь областной думы. За столом сидело около пятнадцати человек. Сидящий в центре человек походил на нечто среднее между чиновником из ФСБ и врачом. Цепкий взгляд человека, который привык приказывать и требовать – к сожалению, это все, что он умел, но умел виртуозно. Остальные сидящие за столом – разношерстная компания из военных, чиновников, врачей.

Дело в том, что минутное проецирование, продемонстрированное Константином в больнице, имело последствия и в столице. Волна энергии прокатилась по всему миру. Многие даже успели засечь место, откуда бил источник такой силы. Так что сообщение из маленького, но гордого областного центра приняли быстро