– Мне кажется, ты просто очень открыто лезешь к нему. И поэтому он над тобой посмеивается. Шутит.
– Я лезу? – Она с негодованием села, от апатичной расслабленности не осталось и следа. – Ну хорошо. Да. Лезу. Но это так важно, как ты не понимаешь? Мне просто уже не до его шуток. Иначе, иначе… Я не знаю, что мне вообще делать. Буду на улице жить. Как бомж.
– Вик, а он тебе хоть немного нравится? Сам по себе. Или ты все время притворяешься?
– Нравится, конечно, но порой этот глумливый пафос и детское самодовольство бесят.
– А хочешь, я с мамой поговорю, и, может, она разрешит тебе у нас немного пожить? Они на этой неделе прилетают.
Вика подняла брови домиком, жалостливо выпятила нижнюю губу, затем обняла меня и крепко прижала к себе:
– Ты такой ребенок – это нечто. Так бы и удочерила. – Она быстро чмокнула меня в щеку и поднялась. – Пойдем поищем телефон?