У меня не вызывает сомнений искренность автора этой книги. Больше скажу: после ее «Татуировщика из Освенцима» я не ждала ничего хорошего, и все же она смогла меня кое-чем удивить. В «Дороге из Освенцима» Хезер Моррис избавилась от ванили, что так бесила в ее первом творении, стала писать собраннее и… несколько жестче. Должно быть, она обратила внимание на ругательные отзывы и провела работу над ошибками.
К сожалению, тут ее снова подвело чувство меры. В «Татуировщике…» она пыталась максимально все смягчить, чтобы несчастный читатель не отхватил сердечный приступ. В «Дороге…» же, что продолжает первую книгу, она до того увлеклась описаниями жестокости, что превратила повествование в какое-то перечисление «ужастей», лишенное осмысления. В искусстве 70-х годов существовал жанр Nazi-exploitation. Для тех, кто в бункере, объясняю:
«Nazi-exploitation – кинематографический поджанр категории эксплуатационное кино. Половые извращения в Nazi-exploitation фильмах тесно связаны с идеологией нацизма: сексуальный садизм и мазохизм тесно смыкается с циничным и физиологическим унижением жертвы в рамках и по канонам нацистского поведения… Фильмы Nazi-exploitation также эксплуатируют сексуальный миф о Третьем рейхе, на базе которого строится множество сюжетов Nazi-exploitation: изображаются совершенно не соответствующие действительности сексуальные отношения начальника лагеря/надзирателя и заключённого/узницы еврейской национальности, описывается невозможное в Германии (но вполне возможное на Восточном фронте) в действительности официальное использование еврейских девушек в борделях для нацистов, рассказываются не в полной мере соответствующие действительности истории о деятельности общества «Лебенсборн» и проч. (Википедия)».
Главным фильмом этой категории можно считать «Ильзу, волчицу СС» с Дайан Торн в главной роли. Потом она же сыграет в «замечательном» продолжении «Ильза, тигрица из Сибири» – фильм, сами понимаете, о ГУЛАГе.
«Дорога из Освенцима», хотя и является книгой, относится именно к этому своеобразному жанру. Вдвойне обидно, что Хезер Моррис опять взяла правдивую историю: ее героиня Сесилия (Силка) Кляйн – реальный человек, еврейка, пережившая Освенцим и за «содействие» нацистам угодившая после освобождения в Воркутинский лагерь на десять лет. Рассказывай о г-же Кляйн не Хезер Моррис, полагаю, вышла бы страшнейшая книга и – очень неоднозначная. Книга же Моррис абсолютно лишена полутонов; она пряма, как палка, все у нее ясно с первых минут, легко понять, кто тут хороший, а кто – отвратительная мразь.
Реальная Силка Кляйн, должно быть, была любопытным человеком. Ее близкие стали жертвами Холокоста. Сама она (за свою красоту, как утверждает автор) стала любимицей одного немецкого офицера и, вступив с ним в связь (по своей воле или нет), получила «хорошую» должность: так, она отвечала за блок 25, в котором, как я поняла, находились те, кого должны были отправить в ближайшие часы в газовую камеру. Выжившие в Освенциме вспоминали ее по-разному: кому-то она могла помочь, на другого же могла накричать, даже ударить. За участие в преступлениях нацистов, после процедуры фильтрации, ее приговорили к сроку в ГУЛАГе. Она должна была сесть на 15 лет, но в итоге отбыла срок в 10 лет.
Книга Хезер Моррис о ней избегает, к сожалению, сложности. Писательнице были неинтересны проблемы нравственности и личных мук. Ее произведение удивительно бесстрастно. В нем нет тонких и точных мыслей. Могла ли Силка Кляйн отказаться от работы в блоке 25? Должна ли она чувствовать себя соучастницей преступления? Она хорошо жила в сравнении с другими, ее отлично кормили – виновата ли она перед теми, кто погиб в Освенциме? Ее конформизм в лагере смерти был расчетливым («плевать на всех, умри ты сегодня, а я завтра») или невольным («я ничего не могу исправить, жалко всех, но я попытаюсь выжить»)? Попробуй книга ответить на эти вопросы – и вышло бы не хуже, чем в прекрасном «Чтеце». Но в «Дороге…» Силка Кляйн – это персонаж исключительно положительный, а, значит, лишенный сложности. Главная задача книги – показать, как страдала молодая женщина, и оттого нужно показывать много-много-много жести, чтобы читатель ни на минуту не усомнился, что Силка Кляйн – это сильнейший человек и героиня.
И вот тут-то, пожелав описать жестокость, Хезер Моррис споткнулась. Что насчет страданий главной героини в Освенциме? В сравнении с другими Силка Кляйн находилась в привилегированном положении. Это не может вызвать сочувствие. И поэтому автор с отвратительной настойчивостью начинает рассказывать, как главную героиню насиловал кто-то из старших эсэсовских офицеров. Описывается это с какой-то неуместной извращенной сексуальностью, что просто не знаешь, как на это реагировать.
Зацикленность на больной сексуальности показывает себя и при описании жизни в ГУЛАГе. Так-то Силка Кляйн и в ГУЛАГе особенно не страдает – она снова пристраивается на «тепленькое» место, становится сестрой в больнице, хорошо кушает и пользуется уважением. Когда другие осужденные работают на шахте и теряют здоровье, она хорошо себя чувствует в уюте. Но в ГУЛАГе же тоже нужно страдать. И поэтому автор настойчиво выписывает жуткие сцены сексуального насилия: так, местные заключенные, из русских, устраивают массовые изнасилования в женском бараке; всех женщин в бараке просто валят на койки и… И так постоянно, чуть ли не каждый вечер. Спрашивается, куда смотрит охрана – тут же здоровых женщин бьют и насилуют, а это, между прочим, рабочая скотина! Они, эти женщины, потом работать не смогут, план по добыче в шахтах провалят! Но руководству Воркутинского лагеря плевать на абсолютнейший бардак у них. Сами, дескать, разберутся, эти заключенные.
Эта нарочитость в описании насилия («посмотрите, как она мучилась!»), лишь бы отвлечь тебя от мыслей о личном выборе главной героини, действительно заставляет думать об «эксплуатации» жанра. Это самый примитивный способ вызвать сострадание к жертве. Проблема в том, что такое нагромождение насилия без попыток его осмыслить и прочувствовать не является нормальным. И уж тем более не является нормальной привязка секса к лагерным событиям – ибо нельзя отнести мучения в лагере исключительно к сексуальному насилию. Как Nazi-exploitation, «Дорога…» слишком много внимания уделяет вопросам пола, нереализованной сексуальности, зависимым отношениям «сильный – слабый, начальник – узник». Даже финал книги тесно связан с сексуальностью – так, Силка уезжает из лагеря с мужчиной, с которым у нее любовь и влечение, и в этом не было бы ничего плохого, если бы всю книгу главную героиню не заботила проблема ее поруганной женственности.
После «Татуировщика…» новая книга Хезер Моррис – это, конечно, шаг вперед. Но хотелось бы получить от нее нечто большее, чем нагромождение жестких половых моментов в обертке лагерной прозы.