… когда-то давным-давно в Скандинавии верили, что эти существа живут в дремучих лесах, туманных фьордах, и встреча с ними может изменить судьбу человека.
Начну с того, что книга и автор произвели бы на меня самое благоприятное впечатление, если бы не образ главной героини. Это, безусловно, козырной авторский ход и Вассму намеренно делает этот образ столь шокирующим, прекрасно понимая, какое впечатление это производит на читателя. В аннотации книга названа «северными «Унесенными ветром»», но сходство здесь, на мой взгляд, поверхностно и ограничивается нестандартной главной героиней. Скорее, в книге чувствуется влияние скандинавского фольклора, Сигрид Унсет и Эмили Бронте, а еще, похоже, автор попыталась пойти по стопам Фаулза, поместив свою, по многим меркам очень современную героиню, в обстановку норвежской деревни XIX века.
И все бы было замечательно, если бы Вассму не перестаралась с «необузданностью, дикостью и жестокостью» своей героини. Первая же сцена с санями четко обозначает убийственные грани ее характера, и ясно, что преображения в конце не будет. Дальнейшее же знакомство с судьбой Дины не делает ее поступки понятней – мне, например, осталась непонятна ее милость к кормилице сына, притом, что сам сын ей абсолютно безразличен.
Принято считать, что северные края порождают людей необузданных страстей, где чувства превалируют над разумом. А я бы сказала, что напротив, жестокие внешние условия требуют от людей максимальной собранности, природного аскетизма и умения подчинять свои желания общему благу, иначе изолированной общине не выжить в суровых условиях. Но такая сдержанность и суровость может стать роковой для рассудка, уже расшатанного детской трагедией. При отсутствии внутреннего контроля сильная личность может слететь с катушек и отпустить маховик, срывающий все запреты. А если при этом рядом не окажется никого, кто способен на нее повлиять, то результат окажется плачевным.
Конечно, счастливой судьбу Дины не назовешь – стать в раннем детстве причиной смерти матери – удел жестокий. Окончательно испортило дело чудовищно неправильная реакция близких. Вместо того, чтобы серьезно лечить ребенка, перенесшего такую травму, и желательно делать это подальше от места происшествия, отец оставил ее на произвол судьбы, в прямом и переносном смысле. По-моему, здесь следствием детской травмы явилось тяжелое психическое заболевание, врачам виднее, какое именно.
И почему-то многих читателей пленяет этот образ женщины-убийцы. Многое в ее поведении можно было бы оправдать отсутствием воспитания и слабостью окружающих людей, но никакая несчастная судьба не оправдывает сознательного нарушения первой заповеди.
Она словно живет на одинокой горной вершине, подобно снежной королеве, ее ненависть убивает, а любовь убивает еще вернее, и разницу в этих чувствах уловить затруднительно. Ее близость к природе не дает ей дара понимания людей, скорее она, подобно новым современным героям, вместо эмпатии демонстрирует подражательство, наблюдение за реакциями окружающих и копирование их в степени, доступной ее пониманию. А вот с призраками, порожденными ее воображением, у нее проблем с пониманием нет.
Монологи Дины – готовый диагноз, вот подумайте, кто-нибудь из нас хоть раз ловил себя на подобных мыслях? Обычно во внутренних монологах людям свойственна рефлексия, сомнения, все ли они делают правильно, стремление оценить свои действия. Здесь же… На определенном этапе героиня вызывает даже сочувствие и пытаешься разглядеть признаки того, что она смогла преодолеть свой недуг, но потом опять все повторяется… И когда бразды правления усадьбой попадают в руки личности, у которой нет никакого нравственного начала, кроме того, которое она изобретает себе сама, опираясь на детские воспоминания о матери и ее «черную книгу», еще больше сочувствуешь людям, которые живут рядом с ней, зависимы от нее и вынуждены мириться с ее действиями.
И конечно, автор намеренно не ставит рядом ни одного героя с такой же мощной харизмой и силой духа. Ее животный магнетизм превращает всех мужчин поблизости в ее покорных рабов, чем она с удовольствием пользуется. Если бы нашелся хоть один, способный здраво мыслить в ее присутствии, по моему глубокому убеждению, дело быстро бы кончилось дурдомом. Недаром эти заведения вызывают у героини такой острый, почти болезненный интерес.
Во всем же, что не касается Дины, повествование на редкость гармонично. Текст порой напоминает стихи в прозе, настолько он плотен и свеж, суровые норвежские пейзажи по-прежнему живописны, море, горы, повседневная жизнь норвежской усадьбы, нравы и обычаи тех времен описаны с любовью и знанием дела. И только во все это вживешься, как вдруг опять: «Я – Дина!»…
На мой взгляд, попытка автора впихнуть скандинавский вариант «белокурой бестии» в историческую семейную сагу была чересчур эксцентрична, но, судя по международным премиям, читательское бессознательное со мной не согласилось, получая, по всей видимости, удовольствие от созерцания картин, которые, к счастью, не способны вторгнуться в его размеренное комфортное существование.
