Грубиян

– Не солено! – прожевав и проглотив ложку каши, изрек Роман. – Где соль? – До жопы далеко! Досолится! – вспылила я.  Морозов потянулся к сахарнице, зачерпнул сахар и щедро посыпал им сверху кашу. – Тебе нельзя столько! – воскликнула я и забрала сахарницу со столика. – Дай хотя бы сахара! – разозлился Морозов, злобно сверкнув на меня своими большими голубыми глазами. – Не дам! – Кобра очкастая! – процедил он сквозь зубы и снова уткнулся в тарелку. – Правильно говорить «очковая», – поправила я очки, пропустив оскорбление мимо ушей.  Внезапно мне стало отчего-то смешно. Это было скорее забавно, чем неприятно. Морозов был реально, как обиженный на весь мир мальчик. Наквасил свои губки, нахохлился! Ути, бозе мой! – Я знаю, как правильно, – перейдя к бутербродам, ответил Роман. – Ты просто кобра неправильная. – Как тебе будет угодно, Роман Николаевич, – ответила я, не сдержав улыбки. – Я бы хотела ознакомить тебя с распорядком дня. – Чё? – сморщился он. – Баб Тань, ну что ты в самом деле? Давай какой-нибудь кинчик глянем? Познакомимся поближе? Расскажешь мне про жениха своего? Предадимся самому сладкому разврату? Что ты все усложняешь?

Вообще теперь не знаю, как вести себя с девушкой. Нужно ей как-то объяснить, что я от нее хочу на самом деле. Компания и помощь развлекательного характера мне нужна, а не лечение это бесполезное. Набравшись смелости, я обнял Танюшу в ответ, зарылся лицом в ее вкусные волосы и только тогда успокоился. Пигалица сонно зашевелилась, устраиваясь удобнее и обняла меня тоже. Вот так хорошо! Мне этого не хватало. Чувствовать, что кто-то рядом, ощущать женское живое тепло – бесценно!

Сучёныш! В уши льет и не краснеет! Приятно, знаете ли, приятно! Но мало!