Цитаты из книг автора «Хелене Флод»

В университете нас учили, что недержание мочи – Позже мне пришло в голову, что это прозрение позволило мне лучше разобраться в том, что я переживала в те годы. Ведь я едва помню свои боль, страх, чувства. Я помню только само событие. Вспоминаю взрослыми фразами, которые я, должно быть, позаимствовала у кого-то, истолковавшего и объяснившего мне случившееся. Помимо этого я, собственно, представления не имею о том, как перенесла это по

в содеянном. Она, пусть и неохотно, помогла мне пару раз, но потом сказала, чтобы я разбиралась сама. Аннике было одиннадцать или двенадцать, и ей было гадко заниматься этим. Мне это тоже казалось гадким. себе казалась гадкой. Боялась, что еще кто-нибудь узнает.

Я мало что помню из времени маминой болезни. Помню, как она умерла, помню похороны и дни после похорон. Помню обрывочно ложки вместо вилок, мамин бессмысленный смех, болезненные мысли и здоровые мысли, но о себе, как я это воспринимала, почти ничего. Расстраивалась ли я? Боялась ли? Чувствовала себя растерянной из-за того, что мама постепенно перестала быть взрослой женщиной, моей защитницей?

Позже я прочитала о важности того, чтобы между детьми и родителями как можно раньше завязались крепкие узы, и задумалась о том, как на меня повлияли обстоятельства, в которых проходило мое взросление: утрата одного из родителей, непростые отношения с другим… Вот тогда я могла бы расспросить Аннику о том, что

Мы с Анникой редко вспоминаем свое детство. Она пыталась, когда я была подростком. Несколько раз приглашала меня на ужин в квартиру, которую снимала с другими студентами, стелила скатерть, зажигала стеариновые свечи, ставила бутылку дешевого красного вина, хотя мне еще не исполнилось восемнадцати, и спрашивала: ? Меня это нервировало. Вот мы так хорошо сидим, и вдруг она начинает выспрашивать. Без обиняков, о таких серьезных вещах… Ожидая от меня так много… На столе угощение, зажжены свечи – давай же, открой свою душу. Я терялась: что ни скажи, все будет не так. В конце концов я говорила примерно то, что, как мне казалось, она хочет услышать. Старалась перевести разговор на более безопасные темы

Она стоит в кухонном отсеке, я сижу на полу гостиной. Сестра ставит на стол коричневый бумажный пакет в жирных пятнах – очевидно, наш сегодняшний ужин, купленный в забегаловке по пути от работы к месту, где она оставила машину. Но мне стыдно жаловаться. Она работает на полную ставку, нередко задерживается по окончании рабочего дня, и у нее трое детей в возрасте до десяти. А она все-таки приезжает каждый день возиться со мной… Я вот даже не знаю, стала бы так нянчиться с ней, с папой…

Последние пять лет Сигурд к этим вещам не притрагивался; я роюсь в них наобум, понимая; надо же мне найти хоть какую-нибудь зацепку. Кем был Сигурд? В памяти всплывает его деловой календарь: Аткинсон в одиннадцать тридцать… Я знаю, придет время – и я наброшусь на этот календарь, стану сличать его со своим. Увидев фамилию Аткинсон, задумаюсь: что он говорил мне про то, куда собирается?

душевой кабине остались валяться остатки модели и горелые бумажки. Я почистила зубы, стараясь не глядеть туда. Завтра утром я проснусь рядом с человеком, с которым помолвлена. Я заснула в твердом убеждении, что будет так. Так и было. С утра Сигурд был неразговорчив. К моему возвращению с работы он убрался в квартире и приготовил ужин. А через три недели нашел работу. Больше о новых горизонтах мы не говорили.

Прямо в лицо. Сигурд никогда не говорил со мной грубо. И я не знала, как мне реагировать на его необузданную ярость, исходящую от моего любимого, словно дурной запах. Не хотела цепляться к его словам. Боялась сделать хуже. Не желала знать, что творится у него внутри. Сигурд не такой. Такого знать я не желаю. Я сказала, что пойду посижу в гостиной, и закрыла за собой дверь

октябре объявили результаты. Для шорт-листа отобрано восемь проектов. Семь от крупных бюро, восьмой от именитого