Редактор Хелен Лимонова

Дизайнер обложки Антонина Вишневская

© Антонина Вишневская, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-3797-5 (т. 5)

ISBN 978-5-4498-3071-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От издателя

Уважаемые читатели! Перед вами необычный альманах: почти все стихотворения, которые здесь размещены, созданы в смутные времена эпидемии и карантина весны-лета 2020 года. Узнайте, как преломились в сознании талантливых поэтов эти события, и зарядитесь от них оптимизмом и верой в будущее. Потому что поэты – существа особенные и обладают даром пророчества…

Пятый выпуск альманаха продолжает знакомить читателей с произведениями участников международного литературного сообщества «Лимонник», созданного при «Издательском доме Helen Limonova» (Израиль). Многие из тех, которые начинали у нас печататься и не были известны широкой публике, сейчас – признанные поэты. Мы рады, что «Лимонник» помог им в этом становлении. От всей души желаем успеха новым авторам.

Если вы тоже пишете поэзию или прозу, добро пожаловать в наше сообщество; найдите нас в Фейсбуке – группа «Лимонник».

Приглашаем посетить сайт издательства – здесь же находится Интернет-магазин, в котором публикуются произведения наших авторов: https://www.limonova.co.il/

Надеемся, что тяжелые времена минут и мы сможем, как и раньше, собираться на «Лимонниках», наших литературных вечеринках, не только онлайн, но и вживую. Как сказал замечательный поэт Александр Бинштейн:

 
«Друзья, никому еще день не отмечен,
И радости жизни не сочтены,
Давайте назначим заранее встречу,
В шесть часов вечера, после чумы.
Без страха, без боли, без скорбных известий,
Тревожные мысли послав далеко,
Мы вместе сойдемся в назначенном месте
И будем шутить и смеяться легко…»
 

До встречи.

Александр Бинштейн

В шесть часов вечера после чумы

 
Друзья, никому еще день не отмечен,
И радости жизни не сочтены,
Давайте назначим заранее встречу,
В шесть часов вечера, после чумы.
Без страха, без боли, без скорбных известий,
Тревожные мысли послав далеко,
Мы вместе сойдемся в назначенном месте
И будем шутить и смеяться легко.
Откроем все окна весеннему ветру,
Откроем без счета бутылки вина,
И будем вальсировать под музыку ретро,
Пока не качнется на небе Луна.
Объятия, тосты и рукопожатья,
И поцелуи, куда же без них,
Наденут красавицы лучшие платья,
А я с табуретки прочту этот стих.
Пусть песни звучат и веселые шутки,
Пусть дым коромыслом и даже столбом,
Лишь только одно, мне заранее жутко
Увидеть пустые места за столом.
Друзья, никому еще день не отмечен,
И радости жизни не сочтены,
Давайте мы с вами назначим встречу,
В шесть часов вечера, после чумы.
 

«Битый час мы сидим за накрытым столом…»

 
Битый час мы сидим за накрытым столом,
Тихим светом наполнился дом.
Я уверен, что был я с тобою знаком,
В этом мире, или в ином.
Преломляется солнце в бокале с вином,
Я хмелею и много треплюсь,
Каждый раз, как бокал семафорит мне дном,
Я наполнить его тороплюсь.
Где же прежде встречалось твоё мне лицо,
И откуда я помню глаза?
Ох, шумит в голове молодое винцо,
Так что мысли не просто собрать.
Развязался язык, не могу замолчать,
Говорю о твоей красоте,
И бессовестный взгляд мой, проныра, проник,
За оборки краёв декольте.
Я стараюсь быть светским, читаю стихи,
Приобняв за девичье плечо,
А душа моя словно во власти стихий,
И в груди моей жжёт горячо.
Ты молчишь и смущенно скрываешь свой взгляд,
Но лица еще бледен овал,
Я кричу, и шучу, и смеюсь невпопад,
И клянусь, что всю жизнь тебя ждал.
Своё имя не хочешь назвать ты, хоть плачь,
Мне смешно от того, что я глуп,
Я же видел, в прихожей ты скинула плащ
И косу прислонила в углу.
 

«Допита до донышка кварта…»

 
Допита до донышка кварта,
И нечего больше долить,
Давай разыграем в карты,
То, что нельзя разделить.
Покончим единым разом,
Пусть обух разрубит плеть,
Но только условимся сразу,
Потом ни о чем не жалеть.
Поставим на кон не глядя,
Рассудят нас короли.
Все то, чего жили ради,
И то, что не берегли.
Игра стоит свеч, хоть трушу,
На стол, не жалея, гляди —
Свою я поставлю душу,
И ты свою тоже клади.
Колода тасуется, вечер,
И хоть ты мне смотришь в глаза,
Я ногтем семерку мечу.
Держу в рукаве Туза.
 

«Лишь собачьи следы на снегу, цепочкой ведущие в небо…»

 
Лишь собачьи следы на снегу, цепочкой ведущие в небо,
Да луны золотую серьгу в ноздрях у созвездья быка,
Разглядеть я могу на бегу, ибо бег – это жизнь, это кредо.
Старый пёс не разучит, увы, нынче нового кунштюка.
Не смешите щекоткой меня, когда я не желаю смеяться,
Я боюсь как огня перемен и прекрасных идей.
Путь судьбина моя мне крестом вышивала на пяльцах,
В нём искусно тая узелки своих хитрых затей.
Стар, но крепок Полкан, и свои ещё зубы на месте,
И пока пёсий клан на него не имеет клыка,
А рубцов старых ран не видать под свалявшейся шерстью.
Всё же, словно капкан, зловещее слово – «пока».
Жизнь течёт как  руда, между ненавистью и любовью,
И не раз, прижимая врага мощной лапой к холодной земле,
Его смерти взалкал, но пустил, не прельстившийся кровью,
Не свершая суда. Пусть зачтётся когда-нибудь мне.
По собачьим следам, по замерзшему вставшему плёсу,
Лучше поздно, чем рано, и не чувствуя боли от ран,
Пробегу, словно глупый щенок, с влажным лоснящимся носом,
А уйду, не скуля, как проживший года, ветеран.
 

«Я веду спокойную, тихую жизнь…»

 
Я веду спокойную, тихую жизнь,
Возвращаюсь с работы домой,
Выпиваю свой виски, коньяк или джин,
И заваливаюсь на покой,
Вижу  чаще уже черно-белые сны,
Словно лента немого кино,
И поверхность обратная полной луны
Не влечет к своим тайнам давно.
Идеалом становятся быт и уют,
Тапки, чай, бутерброды и плед,
Чтобы джинсы свободно, и туфли не жмут,
Чтоб котлеты и борщ на обед.
И не стоит из дома совсем выползать,
 А свобода совсем не нужна.
Мир так грязен, что скучно его созерцать,
Из немытого вечность окна.
 

«Крючком от маски вниз скривился нос…»

 
Крючком от маски вниз скривился нос,
Потеют руки от резиновых перчаток,
Но я стою, как будто в землю врос.
В помпейском пепле четкий отпечаток.
Мне сказано, не отступать назад,
Другие вон – сидят себе по норам,
А я простой, ура! Стараться рад.
Эй там в строю, отставить разговоры.
Мне сказано, судьбу благодари,
Других лишили и свободы и достатка.
А ты – герой! И с утренней зари,
Дневному соответствуй распорядку.
А дым из жерла, он не про тебя,
Пусть не страшит глухой подземный рокот,
Таких, как ты, стоических ребят,
Ковали как кинжалы с кровостоком.
Да, я не трус. Но также не профан,
И понимаю, что потомкам, вместо славы,
Оставлю лишь уснувший вновь вулкан,
И нишу, где меня укрыло лавой.
 

«Я вряд ли еще что-то напишу…»

 
Я вряд ли еще что-то напишу,
Проснувшись по утру в своей кровати,
Я явственно услышал слово – «Хватит»,
И вдруг пропал в ушах привычный шум.
 
 
Я к голосу вселенскому оглох,
И чувствую, совсем лишился слуха,
Молчит мембрана внутреннего уха,
Не принимая боле дроби слов.
 
 
Заполнен мир тягучей тишиной,
Шуршат в нем только старые газеты,
Бесстрастно перелистанные ветром,
Да плачет кто-то тихо за стеной.
 
 
Я ничего вам больше не прочту.
Как будто перевёрнута страница,
Мне кажется, что в поисках границы
Я некую переступил черту.
 
 
Мой мир, ещё вчера такой цветной,
Сегодня негативом бело-чёрным
Геометрическую правильную форму
Вдруг принял, как в насмешку надо мной.
 
 
Но чтобы музыки услышать стройный лад,
Сожму зубами набалдашник трости,
Вибрацию мои воспримут кости,
Пускай чистилище, но всё ещё не ад.
 

Татьяна Бершадская

Покаяние

 
Ах, этот весенний парад —
Цветенье и яростный воздух..
А ночью – огромные звезды
Над жизнью планеты горят…