Есть такая болезнь - Мураками читать. И что бы там не говорили о нем, но пацан уже был несколько раз по дороге к Нобелевской премии по литературе, поэтому говорить можно сколько угодно, а этого уже не отменить. Открыл его новую книгу - покинул на время Генри Джеймса. Мозг отдыхает, и почему - легкое чтение? Может быть, но вести диалог интересно.
На протяжении всего повествования идет обсуждение исполнения Листа - сия тема настольная среди студентов музыкальных вузов. Только ли Лист виртуоз и извращенец? Ничего говорить не хочу по этому поводу, но сама эта тема определяет претенциозность.
"Откровение превосходит рамки Пророка и он становится вездесущим". С первым согласен, а второе - чепуха. Пророк становится всего лишь менее уязвимым. Что означает "популярным". Ну, для сравнения - универсальная проститутка может одновременно ублажать нескольких клиентов.
"В чем ценность свободы воли?" В том, что пациент ее считает свободой воли.
Говорить с японцем о смерти все равно, что с русским говорить о бабах.
По Мураками - подруга нужна, чтобы "обнимать ее, нежно гладить где захочется". Например, по обнаженной печени.
Раньше автор всегда мимоходом, как бы невзначай ссылался на авторов-классиков, подчеркивая тем самым изысканный вкус героев и свой собственный, создавая видимость того, что и его роман имеет ко всему этому отношение. Еще более простой способ - музыка. Там даже не нужно слов, просто прикиньтесь ее проникновенным знатоком. "Если слушать внимательно, начинает казаться, будто тебя переносит в какое-то совершенно другое место". А если не начинает, то никому не говори, закатывай глаза и делай одухотворенное лицо. Эталон подобного - "Крейцерова соната". Со звуками Бетховена я понял, что являюсь самым тонким, изысканным и исключительно избранным. Гарри Поттер форева. К вам по Мураками приходит "очень редкое и необычное ощущение". Если купили "Бесцветного Цкуру Тадзуки".Тракторист дернул за рычаг и на вспаханное уже поле посыпались нотные листы. Впрочем, галиматьей из раздела "Современная российская проза" можно удобрять все поля этого мира. Покопался на днях. Феерическое тысячетонное говно. Извините, отвлекся. В смысле, Мураками на их фоне шедеврален.
Если бы не было упоминания Хаксли на тему границ сознания, то Мураками смог бы отказаться от описания японской повседневщины - найдите у него хотя бы один роман, где герой не ходит по городу, не заходит в ресторан и не ест. Термин "расширение границ сознания" слишком умозрительный. Правильно и доходчиво бы было "изменение границ сознания". А "истинная реальность" по существу - глупая игра слов, ибо каждый считает свою истину самой истинной.
Страница 141. А я все надеялся, что она не появится. Но вот она пришла. Мистическая волшебная фигня. Впрочем, сравнивая с другими произведениями Мураками, ее как бы здесь и нет. Кстати, простебав логику, доказав ее несостоятельность (с помощью логики же), ты становишься неуязвимым. По крайней мере - в интернете и на страницах литературы. Ранее упоминавшийся Лев Толстой когда-то это очень хорошо изобразил. Но подобная фундаментальная база доступна немногим. Зато можно пользоваться ее плодами - когда нет аргументов, то всегда можно сослаться на бездуховность оппонента.
Истинная логика содержит в итоге только одно. Мы смертны. Вернее, сорри, "ты смертен". Все.
Радостно, что Таллинн у Мараками достопримечательнее Питера, хотя название города написано неправильно - "Таллин". Но это скорее всего вина переводчика.
"Какой смысл в фотографиях? Больше всего ему сейчас требуются живые люди - и живые слова". Согласен с первым, но на второе имею собственную трактовку. Но сие субъективно.
"Люди приходят к тебе, убеждают в твоей пустоте - и уходят дальше. И ты опять остаешься один". Я бы сказал - "ты убеждаешься в людской пустоте и опять остаешься один".
"Некоторые истины на свете можно постичь, лишь увидев, как меняется женский облик". Как там было, "правду не говорят фашистам на допросе и постаревшим одноклассницам". Так и мы всю жизнь врем сами себе.
"Как бы не хоронили воспоминания - историю не сотрешь". Это ключевая фраза не только произведения "Бесцветный Цкуру Тадзуки", но и всего творчества Мураками. Формою автор напоминает Марселя Пруста, но, слава, богу, только формою, но не содержанием. Все эти литературные онанисты, в жизни которых ничего не происходило и не могло произойти по причине врожденной ущербности, годятся только для вздохов на скамейке, когда содержание не имеет значения, ибо все затмило собою либидосодержащее. Как говорил Лев Толстой "женщина, каким бы делом она не занималась: учительством, медициной, искусством - у нее одна цель: половая любовь. Как она ее добьется, так все ее занятия летят прахом".
А вообще, в каком-то смысле перед нами автобиография Харуки Мураками. Бесцветный Цкуру Тадзуки - это он сам. Как он про себя говорит, "всю жизнь как пустой сосуд. С формой вроде порядок, а внутри ничего". Вот горшок пустой, он предмет простой и далее по тексту Винни-Пуха. А ведь очень верно - Мураками лишь пропускает через себя строки своих произведений, которые попадают к читателю. Он как бы и не навязывает своих точек зрения, эта его вялотекущая манера создает полную иллюзию того, что якобы читатель все держит в собственных руках и все сам контролирует. Мураками передает только некий эмоциональный импульс, сквозь него задумчиво течет время. Здесь ключ ко второй части названия произведения. "Годы его странствий". Насколько же он бесцветный и каковы были его годы странствий - решит в итоге не нобелевский комитет, а уже решили миллионы читателей по всему миру. Но это прекрасно, что при достижении такого уровня известности, Мураками до сих пор задается подобными вопросами.
Сексуальные же глюки Мураками пошли по 2-3 кругу. Понятно, что человек находится в таком возрасте, когда страх за потенцию превалирует, а потому в "Бесцветном" автор идет знакомым проторенным путем. В такие минуты просыпается суеверие. Если что-то работает, то ты даже чихнуть лишний раз боишься не по плану. В первый раз, помнится, его фантазии выглядели где-то даже оригинальными - семя главного героя передается на расстоянии и по назначению. Типа, если есть, "передай воздушный поцелуй", то почему не быть "передай секс". Главное, чтобы человек при этом остался максимально жив.
Что ж, это лучшее, что я когда-либо читал у Мураками. Основную массу его произведений приходилось оценивать по эмоциональной шкале, что, мягко сказать, недостойно мужчины. В итоге, Мураками вернулся к своим истокам, к себе настоящему. Начинал он, если помните, с маловразумительной реалистичной чепухи и ему в дальнейшем пришлось удариться в расплывчатую девичью мистификацию. Теперь же он вновь вступил на твердую землю. Это первый у автора разумный и зрелый труд. Даже если Мураками не напишет больше ничего, что маловероятно, то этого будет вполне достаточно, чтобы увековечить собственное имя в мировой литературе. Браво, Харуки! Мужчина.