Цитаты из книги «Хроники Заводной Птицы»

Из-за чего моя жизнь пошла наперекосяк? Почему от нее остался один пустой, высохший остов? Мне кажется, всему виной свет, который я увидел со дна того самого колодца. Поток яркого солнечного света, заливавший колодец на какие-то десять – двадцать секунд. Каждый раз он обрушивался на меня внезапно и так же неожиданно исчезал. Но в этом стремительном и коротком, всего в несколько мгновений, потоке я увидел нечто такое, чего не видел больше никогда. И увидев, изменился, стал совершенно другим человеком – совсем не таким, как прежде.

– Когда я с ним разговариваю, вокруг как бы возникает вакуум, окружающие предметы лишаются всякой сути, все выглядит пустым и бессодержательным. Почему это происходит? Дать этому вразумительное объяснение не могу, но потому иногда говорю и делаю то, что мне совершенно несвойственно. А после чувствую себя ужасно. Я был бы рад никогда его больше не видеть!

Дерьмовый остров очень дерьмовой формы. На нем растут дерьмового вида кокосовые пальмы, приносящие дерьмово пахнущие кокосы. Там живут дерьмовые обезьяны, которые любят эти дерьмовые кокосы. Дерьмо этих обезьян падает на землю и превращается в дерьмовый грунт, из которого вырастают еще более дерьмовые пальмы. Получается такой замкнутый цикл.

Я почувствовал, что все вокруг выглядит как-то не так. Попадавшиеся навстречу люди казались неестественными, похожими на роботов. Вглядываясь в лица прохожих, я пытался угадать, что это за люди. В каких домах живут? Какие у них семьи? Изменяют ли они друг другу? Счастливы ли они? Догадываются ли, как ненатурально выглядят?

Однако в жизни получилось иначе: я сидел в притихшем доме, глядел на стрелки часов, дожидаясь, когда что-нибудь произойдет, и в отличие от героя «Прощай, оружие!» и думать не мог о еде. Мне вдруг пришло в голову, не вызвано ли отсутствие аппетита тем, что я не вписываюсь в литературную реальность? Я почувствовал себя персонажем какой-то плохо написанной повести. Мне даже послышался чей-то осуждающий голос: «Кто это такой? Совершенно нереальный персонаж». А может, так оно и есть на самом деле?

Тут я вспомнил, что читал где-то про человека, на которого в момент напряженного ожидания нападало обжорство. Поднапрягся и вспомнил – это у Хемингуэя, в «Прощай, оружие!». Главный герой (забыл, как его звали) ухитрился бежать на лодке из Италии в Швейцарию и остался там в маленьком городке ждать, пока его жена родит. И все это время он сидел в кафе напротив и что-то пил и ел. Не помню, какой там был сюжет, в голове остался только один эпизод, ближе к концу книги: герой в чужой стране ждет родов жены и все

Когда на берегу Халхин-Гола Хонда-сан сказал, что в Китае мне погибнуть не суждено, я страшно обрадовался. Дело не в том, поверил я ему или нет. Просто тогда мне надо было за что-то зацепиться. Хонда-сан, похоже, почувствовал мое настроение и сказал это, чтобы поддержать меня. Но оказалось, что радоваться нечему. В Японию вернулся не я, а моя пустая оболочка. В таком качестве можно существовать сколько угодно, но это – не настоящая жизнь. Из сердца и плоти пустышки может появиться только пустышка. Вот что мне хотелось, чтобы вы поняли, Окада-сан.

мне надо было погибнуть тогда, раствориться в этом свете. То было время смерти. Но, как предсказал Хонда-сан, там я не умер. Или, может, точнее сказать – не мог умереть.

Я хочу сказать: наверное, моя настоящая жизнь кончилась там, в монгольской степи, в глубоком колодце. Мне кажется, будто в тех ярких лучах, что всего на десять – пятнадцать секунд освещали дно колодца, я спалил свою душу дотла. Каким мистическим оказался этот свет! Не знаю, как объяснить, но, по правде говоря, с чем бы я ни сталкивался после этого, что бы ни испытывал, это уже не вызывало в глубине сердца никаких эмоций. Даже перед огромными советскими танками, даже потеряв левую руку, даже в похожем на ад сибирском лагере я был в каком-то анабиозе. Странно, но все это для меня уже не имело значения. Что-то внутри уже умерло.

мере, мне так показалось. На свету из глаз полились слезы. Все соки моего тела, похоже, превратились в слезы, разом хлынувшие по лицу. Казалось, само тело вот-вот растает, расплывется лужей. Под этими благословенными лучами смерть не страшна, подумал я. И мне захотелось умереть. Я ощутил, как все окружавшее слилось воедино. Меня целиком захватило ощущение общности, единства. «Вот оно! – мелькнула мысль. – Вот в чем подлинный смысл человеческого существования: жить вместе с этим светом, которому отпущены какие-то секунды. А теперь я должен здесь умереть».