Он внезапно осознал, как он вымотан, как полностью выжат – не только беспокойством последних нескольких недель, но и желанием, тоской, жаждой последних тридцати лет, как бы он ни говорил себе, что ему все равно, – так что, после того как они подняли бокалы и поздравили друг друга и сначала Джулия, а потом Гарольд его обняли – прикосновение Гарольда оказалось таким незнакомым и интимным, что он едва не вывернулся из его рук, – он испытал облегчение, когда Гарольд велел ему забыть о дурацких тарелках и идти спать.