Гораздо труднее убедить идеологов, тех, кто верит в сами методы злых самаритян, потому что считает их верными, а не потому, что получает от этого личную выгоду. Как я уже сказал, сознание собственной правоты часто оборачивается большим упрямством, чем обычный эгоизм. Но даже здесь остается надежда. Известно, как однажды Джона Мейнарда Кейнса обвинили в непоследовательности, на что он ответил: «Когда меняются факты, я меняю свою точку зрения — а вы, сэр?» Многие из этих идеологов (к сожалению, не все) подобны Кейнсу. Они могут менять (и меняют) свою точку зрения, если сталкиваются с новым оборотом дела в реальном мире и новыми аргументами, если те достаточно убедительны, чтобы заставить их отказаться от прежнего мировоззрения. Хороший пример — гарвардский экономист Мартин Фельдстейн. В свое время он был идеологом неолиберальной политики Рейгана, но после того, как разразился азиатский кризис, его критика МВФ (приведенная в главе 1) оказалась более острой, чем у некоторых «левых» комментаторов.
Настоящую надежду нам должно давать то, что большинство злых самаритян не являются ни алчными, ни предубежденными людьми. Большинство, в том числе и я, поступают плохо не потому, что получают от этого существенную материальную выгоду или верят в необходимость такого поступка, а просто потому, что так проще. Многие отстаивают неправильные методы, поскольку быть конформистом легче. Зачем искать «неудобные истины», когда можно просто принять на веру то, что говорится большинством политиков и журналистов? Зачем утруждать себя и пытаться выяснить, что действительно происходит в бедных странах, если проще обвинить их жителей в коррупции, лени или расточительности? Зачем всматриваться в историю собственной страны, если официальная версия гласит, что она всегда была оплотом всех добродетелей? Свободная торговля, творческий дух, демократия, благоразумие — нужное подчеркнуть.
Именно то, что большинство злых самаритян на самом деле таковы, и позволяет надеяться. Это люди, которые могут изменить свою точку зрения, если представить им более объективную картину, как, думаю, я и сделал в этой книге. И это не пустые мечты. Между введением плана Маршалла (объявленного 60 лет назад — в июне 1947 года) и подъемом либерализма в 1970-е годы был период, когда богатые страны во главе с США не вели себя как злые самаритяне, о чем я и говорил в главе 211. И то, что однажды такое все же уже происходило в прошлом, вселяет веру. То, что этот исторический эпизод повлек за собой блестящие экономические результаты (ни до ни после того развивающийся мир не чувствовал себя так хорошо), морально обязывает нас учиться на этом примере.