Der Golem / Голем

В нас продолжают жить темные закоулки, загадочные проходы, слепые окна, грязные дворы, шумные кабаки и тайные ресторанчики. Мы идем по широким улицам новых кварталов. Но наши шаги и взгляды неуверенны. Внутри нас самих, мы еще дрожим, как в старых улочках нищеты. Наше сердце еще не прошло работ по очищению. Старый нездоровый еврейский квартал, который мы носим в себе, гораздо более реален, чем новый чистый город, окружающий нас. (с) Франц Кафка.

Пытаться объективно анализировать «Голема» - значит убить всю его романтику. Не хочу я ваших соотношений с ошибками того времени. Я просто хочу окунуться в темный уголок человеческой души и тайно наслаждаться им, боясь быть замеченной и выставленной на всеобщее презрение. Хочу пошататься по грязным гетто, где каждый человек окружен обманами и интригами.

Хочу зайти в старый кабачок и пропустить пинту-другую в окружении пьяниц, шлюх, сутенеров и неудавшихся интеллигентов.

После чего, изо всех сил борясь с опьянением, попытаться не натворить опасных дел, чтобы не попасть в нашу мрачную, но уютную тюрьму,

как Атанасиус Пернант.
Ох, Пернант!.. Сколько времени прошло, а мы до сих пор все помним. Разве мы с тобой не похожи? Разве, как и ты, не заперты мы в темнице своей души, сидя лицом к лицу со своим Големом, в этой холодной камере, откуда нет выхода? Разве в нашей Праге, как и в твоей, люди не одержимы? Разве наши Розины не воплощают похоть, стерьевщики – алчность, студенты – злость, а наши Лойзы и Яромиры любовью и ревностью не шагают рука об руку?
После перестройки здесь стало так трудно дышать: эти чистые улицы, светлые закоулки, добродушные граждане пугают меня. Смотря на них, я понимаю, что это не моя жизнь. Верните мне мою мрачную дождливую Прагу. Верните мне меня.

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Это нечто, скажу я вам.
Чрезвычайно мистическая вещь.
О, это вам не добренькое волшебство милашки Роулинг, тут сила куда более мощная, из глубин мироздания, из недр духа. Меня проняло аж до самых костей, и в некоторые моменты... не поймите меня превратно, - я читала эту книгу как самую достоверную из всех, когда-либо читаных. Может и я сошла с ума?

Конечно, по началу было тяжеловато. Я путалась и вязла в сумраке... сновидений? Бреда? Галлюцинаций? "Кафка какая-то," - бурчала я про себя. Для тех, кто не в курсе, для меня это что-то вроде ругательства, обозначающего что книга находится где-то за гранью добра и зла, то бишь - моего понимания.
Но чем ближе был финал романа, тем легче мне дышалось промозглым воздухом сумрачного гетто, понятнее становились архетипичные герои, глубже и острее задевали переживания главного героя. И вот наконец он. Финал. И пусть мое "Браво" несмолкаемым эхом звучит в ушах Густава Майринка.

Отдельного упоминания достойны язык и стиль романа. У меня было посюсторонее ощущение: мне грезилось, что я читаю неведомого мне доныне русского классика, ибо невозможно себе представить настолько щедрый и богатый переводной роман. Именно восхитительная изысканность и при этом легкость языка с первой же строки втащили меня в эту неприглядную реальность узких и грязных улочек еврейского гетто.

Кстати, о гетто и Праге. Бытует мнение, что этот роман окунается в атмосферу Праги. (Скажу по секрету, именно поэтому я и взялась его прочесть именно сейчас). Сдается мне, что он погружают в свою атмосферу, ну или уж в крайнем случае - в атмосферу этого самого гетто, но не Праги. Впрочем, поживем - увидим.

О героях сказано многое, досказывать обстоятельно и толково у меня, наверное, не получится. Я роман именно прочувствовала и дабы не разрушить таинство иллюзии воздержусь от голого препарирования.

Голем Майринка - одна из тех книг, что лежали на моих полках чёрт знает сколько времени (7 лет), и пролежала бы ещё дольше, кабы не всякие разные книжные челленджи. Судя по всему, судьба решила, что я достаточно созрела для подобного чтива, и, вероятно, это действительно так.

Перво-наперво хочу заметить: Майринку удалось меня значительно заинтриговать, как своими художественными текстами, так и личностью в целом. Голем стал для него первым большим произведением, да к тому же дался с трудом, потому я на критику не налегала, тем более тут есть не малое количество плюсов, за какие можно и нужно зацепиться. Подытоживая всё последующее, я хочу и буду читать автора дальше (благо, у него не очень много работ).

Если вдруг кто читает мои рецензии, недавно я крайне возмущалась отсутствием сюжета в одной из прочитанных книг. Конечно я немного слукавила, да и имелись в виду развлекательные романы в основном. Но, когда дело доходит до мировой классики литературы, наше восприятие не должно зацикливаться только лишь на прописанных героях и интригующем конфликте. Будь так, тот же Улисс никто и в руки не взял бы.

Сам роман представляет собой некий транс или кошмар главного героя, перевоплощающегося в иного (иных?) персонажа, состоящий из нескольких несвязанных между собой сцен, сшитыми белыми нитками в единый мистико-эзотерический узор. Да, как-то так.

По сюжету, неназванный Рассказчик по случайности обзаводится чужой шляпой. На подкладке шляпы вышито - Атанасиус Пернат. Приняв имя Перната как собственное, Рассказчик, помимо прочего, обзаводится и чужим жизненным опытом. Он путешествует в прошлое, на 33 года назад, видит и участвует в событиях давно минувших дней, и всё под личиной Атанасиуса.
Атанасиус Пернат живёт и трудится в еврейском квартале в Праге. Сам он резчик по камню и даже немножко ювелир. Мне кажется, профессия героя отсылает нас к алхимии. Вообще в романе очень много отсылок на алхимию, как то поиск иной, бессмертной жизни в другом измерении или постоянное упоминание всевозможных предметов, выполненных из золота.

Герой проживает довольно суматошный набор сцен из жизни Перната. То книжки странные от незнакомцев получает, то с бабами милуется. Или выслушивает околомистические байки от своих знакомых. Или сидит в тюрьме, подвергшись бессмысленному обвинению и бестолковой бюрократии, аки Йозеф К. из небезызвестного Процесса .

Но, что самое интересное, книга наполнена огромным количеством символизма. В ней можно копаться до бесконечности. Кажется, Майринк вылил сюда просто всё, о чём вспомнил в процессе написания. Каббала, Ветхий Завет, антисемитизм, чёрный юморок, городские легенды, еврейская, греческая, египетская мифология, неустанная притчевость повествования и символические толкования всего подряд, рассуждения о загробной жизни, бессмертии и просветлении. Вот, что такое "Голем".

Причём здесь голем?
Майринк, под влиянием каббалистических теорий и уверенный в присутствии в мире тайного знания и непознанных сил, написал роман, который, по видимому, должен был ввести неофита в чудесный мир оккультизма. Насколько успешно это у него получилось, судить уже, пожалуй, не будем.
Автор не однократно упоминает некий "иббур", то есть каббалистическое таинство по переселению души умершего (это важно) человека в тело живущего, во исполнение некоей высшей воли, после успешного завершения которого мёртвая душа выселяется. Соответственно, наш Рассказчик - и есть этот самый голем, сосуд для иной сущности. В чём заключалось это его "предназначение" - интересный вопрос для книжных дебатов, на который я не могу с уверенностью дать ответ. Вероятно, распространение учения, или типа того.

А причём здесь сало?
В самой первой главе мы узнаём простую, но важную для понимания произведения притчу:

"Ворона слетела к камню, который походил на кусок сала, и думала: здесь что-то вкусное. Но не найдя ничего вкусного, она отлетела прочь."

Тут уже подвязывается буддизм, в очередной раз нам намекая на духовное пробуждение героя. Помимо дхармы, также имеет смысл эта двойственность, постоянно возникающая на протяжении всей книги: сало/камень, живое/мёртвое, сон/явь и много ещё подобного.

Книга мне, безусловно, понравилась. Я осознаю её проблемы, тем более "Голем" - скорее написанный оккультистом художественный роман, чем оккультный, написанный романистом. Автору явно не хватило литературного опыта, чтобы привести свою задумку в вид более соответствующий нашему пониманию о качественной прозе. Ну, никто не грешен. Потенциал у автора точно есть, и мне очень интересно, сумел ли он раскрыть его в своих последующих работах.