Я отвечаю:
— Ну конечно, вижу. Сейчас пришпорю своё облако пятками. Чтоб оно подплыло к тебе.
Неплохо придумано! Улла подхватывает:
— А я попробую встать на своём, чтобы лучше тебя видеть. Это трудно. Смотри, как оно пружинит под ногами! Я теряю равновесие — хоп! — и снова падаю.
Я рассмеялась. А потом замолчала — вдруг увидела всё это по-настоящему… Вот Улла лежит на своём облаке, как на перине, болтая задранными вверх ногами.
— Подожди! — кричу я. — Сейчас я подплыву и помогу тебе!
— Не получится, — говорит Улла, — между нами большая туча-гора.
И правда — вот она, туча-гора. Что же делать? Я не знаю. Зато Улла знает:
— Ничего, я сейчас подлезу под брюхо своего облака, уцеплюсь за него и попробую проплыть под этой тучей.
Мне тоже кое-что приходит в голову:
— А я… я буду дуть и дуть, чтобы сдвинуть тучу с места. Только она не сдвигается!
И правда — не сдвигается.
— Тогда, — говорит Улла, — я вытяну из облака очень длинный и тонкий канат и переброшу его через тучу на твою сторону. Канат зацепится за твоё облако, и я по нему полезу к тебе. Вниз головой! И крикну: «Подожди немножко, я сейчас!»
— Больше не буду дуть, — решаю я. — Лучше вырою в облаке такую ямку, чтоб тебе было где сесть.
— А я, — говорит Улла, — уже перелезла. Вот, видишь меня? Я сижу рядом.
— Как мы тут сейчас, — говорю я и смотрю на Уллу.
Улла смотрит на меня и показывает на воду:
— Канат, облачный канат… Я его отпускаю, и он падает прямо в озеро. Видишь?
Я вижу! Вижу всё это на самом деле. На озере волны, будто него и правда что-то упало.
— А я, — добавляю я, — ныряю с нашего облака вниз головой и вылавливаю из озера канат, да?
Улла смеётся и прижимает меня к себе:
— Да бог с ним, с канатом! Поплавать мы ещё успеем. Летом обязательно приедем сюда опять. Я тебе обещаю! А пока оставайся лучше здесь, со мной. На облаке! — Вдруг её голос меняется. Она больше не смеётся, а серьёзно спрашивает: — Хочешь?
Конечно хочу. Ещё как! И приехать сюда плавать тоже хочу. Летом. До лета ещё далеко. И у нас будет столько воскресений, когда мы сможем делать что-нибудь вместе! Ездить за город и всякое такое. Она этого хочет, теперь я знаю! И я тоже этого хочу. У меня в животе покалывает. А когда лето пройдёт, мы тоже сможем что-нибудь делать вместе. И так год за годом…
В животе покалывает всё сильнее. Это чувство поднимается выше, к горлу. Но не как чай с сахаром, от которого тошнит, а как радость, которая хочет выйти наружу. Моя Улла… Навсегда теперь моя — в воскресенье!
И вдруг я начинаю рассказывать. Мне самой удивительно, но это получается совсем легко. Почти так же, как если бы я говорила с Андреа — но не с той Андреа, которая щиплется и дразнится, а с другой, приветливой и дружелюбной. Даже не понимаю, почему я